Индийский и китайский сексуальный мистицизм

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Индийский и китайский сексуальный мистицизм

В гл. 6 я описал основные даосские способы «возвращения семени», а в гл. 7 привел отрывки из трактата Сунь Сы-мо и других текстов танского времени, в которых эта техника описывается более подробно. Сунь утверждает, что возбужденное во время coitus reservatus («задержанного коитуса») семя поднимается по позвоночному столбу, и добавляет, что в области живота это «преображенное семя» предстает в образе красного солнца и желтой луны, которые затем тоже поднимаются по позвоночному столбу, пока не достигнут точки нихуань в мозгу. Там солнце соединяется с луной, и из текста явствует, что этот союз представляет собой окончательное превращение «преображенного семени», поскольку оно становится эликсиром жизни. Приводя цитаты из этих текстов, я мельком заметил, что даосские техники сильно напоминают психофизический процесс, известный в позднеиндийском буддийском и индуистском сексуальном мистицизме, обычно называемом тантризмом[217]..

В предлагаемом приложении я намереваюсь подробнее коснуться этого сходства, начиная с краткого описания процесса, как он представлен в буддийской Ваджраяне, и подкрепить его сообщением о похожей практике у индуистских шактов. На основании сравнения индийских и китайских источников будет сделана попытка выдвинуть теорию об исторической взаимосвязи китайского и индийского мистицизма.

* * *

Ваджраяна, или «Алмазная Колесница», является поздним вариантом Мантраяны, или «Колесницы Заклинаний». Как явствует из последнего названия, она представляла собой направление Махаяны, в основу которого были положены мантры, магические заклинания и формулы, к которым добавились многочисленные индуистско-буддийские элементы, перемешавшиеся с местными, неарийскими культами. Последователи Ваджраяны, восприняв множество разнородных верований и ритуалов, включили в свое учение, наряду с элементами местных индийских традиций, также и новые, чужеземные представления. Основной смысл их философского учения состоит в том, что наивысшая истина пребывает внутри человеческого тела и, следовательно, «человеческое тело лучше всего подходит для проявления этой Истины» (ITB, с. 3). Ибо в теле содержится «искра жизни», которая в процессе медитации может разгореться ярким пламенем, упраздняющим дуальность полов, что позволяет адепту отождествиться с божеством, стать единым с высшей силой вселенной — с Пустотой[218]..

Универсальным символом для своего учения ваджраянисты избрали ваджру (кит. цзиньгань; яп. конго; тиб. дорджё), прочную, как алмаз, несокрушимую палицу, отождествляемую с конечной, неразрушимой Пустотой (шунъята). В иконографии это таинственное оружие[219] предстает в форме двойного скипетра с одним, двумя, тремя или большим количеством зубцов, торчащих с двух сторон. До возникновения Ваджраяны оно считалось отличительным орудием бога Индры, которого потому и называли Ваджрапани («Держатель ваджры»). Последователи Ваджраяны превратили ваджру в главный символ всего своего учения. Ваджра стала восприниматься как аналог фаллической индуистской колонны линга, впитав в себя все многочисленные ассоциации, связанные с последней, в том числе и явное соответствие мужскому половому органу.[220] С той поры слово ваджра стало наиболее широко распространенным определением в буддийском тантризме: его начали добавлять к именам божеств, вводить в названия сочинений, философских понятий, использовать для обозначения ритуальных предметов, тем самым как бы подчеркивая их причастность к учению и практике Ваджраяны.

Наряду с этим новым символом Ваджраяна приняла новое верховное божество — Ади-будду, Великого Изначального Будду, и поставила его во главу своего огромного пантеона; все божества и сверхъестественные существа являются только его частичными отражениями. Этому Ади-будце, первоначально отождествляемому с Ваджрасаттвой («Сущностью ваджры»), подчинены были пять больших «семей будд» (кула), во главе первой из которых стоял Вайрочана. Вайрочана, отождествленный с Ади-буддой, превратился в верховное божество пантеона Ваджраяны. Его стали именовать Махавайрочана (кит. Дажияп. Дайнити), что означает «Великое светило», т. е. солнце, олицетворяющее собой всепроникающий свет и наивысшую созидательную мощь. Он величественно восседает в центре мандал Ваджрадхату и Гарбхадхату, двойного магического круга, в котором графически представлена вся ваджраянская эзотерика.[221] Очевидно, последователи Ваджраяны не пожелали заполнить это высшее место в своей божественной иерархии, поместив туда уже существующего бога Солнца Сурью либо Вишну или Шиву в их солнечных ипостасях. Поэтому они изобрели новое божество, включив в его имя одно из многих санскритских слов с обозначением солнца, а именно Вайрочана (где корнем является руч, «ярко сиять»), которое в индуизме использовалось также в качестве одного из имен Вишну и был именем одного из сыновей бога Сурьи. Вайрочана означает «Принадлежащий Солнцу».

Третье новшество Ваджраяны — предельно конкретный сексуальный мистицизм, в основу которого был положен принцип: полное единение с божеством и наивысшее блаженство могут быть достигнуты только в результате медитации, основывающейся на coitus reservatus. Прекрасно сознавая, что в каждом мужчине присутствует женский элемент, а в каждой женщине имеется мужское начало, ваджраянисты поставили своей задачей пробудить дремлющее в теле адепта женское начало и осуществить таким образом нечто вроде внутреннего мистического брака, в котором упраздняется различие полов и достигается идеальное состоянние гермафродита. Для них, как и для многих мистиков других времен и народов, гермафродит был существом в человеческом обличье, наиболее напоминающим божество. Дж. Туччи отмечает: «В сексуальном акте адепт воспроизводит момент творения. Но это действие не должно привести к естественным последствиям, его нужно контролировать при помощи пранаямы (древний метод йоги, в основе которого лежит контроль над дыханием. — Р. ван Г.) таким образом, чтобы направить поток семени вспять и не допустить извержения семени, поднять его вверх, пока оно не достигнет макушки головы, чтобы оттуда исчезнуть в несотворенном источнике всего сущего» (TPS, р. 242).

В ваджраянской теории подчеркивается, что сексуальный дуализм в человеческом теле пребывает в двух каналах, которые проходят слева и справа от позвоночного столба и называются соответственно лалана и расана. Лапана соответствует женской созидательной энергии (шакти), матери, женским яичникам (ракта, «красное»), гласным звукам (али) и луне. В наивысшем проявлении это будет пустота (шуньята), а также мудрость (праджня). Расана, в свою очередь, является мужским началом, соответствует мужской созидательной энергии (пуруша), отцу, семени (шукра), согласным звукам (кали) и солнцу. В наивысшем проявлении расана является состраданием (каруна), а также практикой (упайя). До той поры, пока в человеке сохраняется этот дуализм, он оказывается привязанным к сансаре, цепи рождений-смертей, и отделенным от божества.

Для преодоления этого дуализма адепт, соединившийся в мысленном или реальном сексуальном объятии со своей партнершей, сосредоточивается на сознании-бодхи (бодхичитта), которое в зародышевой форме пребывает в нирмана-чакре, нервном окончании в области пупа. Полученная от женщины энергия стимулирует в мужчине сознаниt-бодхи (бодхичитта), которое смешивается с возбужденным, но неизверженным семенем, превращаясь в новую, могучую сущность, называемую бинду, «каплей» (в данном случае именуемую «преображенным семенем»), Бинду, подобно человеческому эмбриону, состоит из пяти первоэлементов (земля, вода, огонь и воздух). На самом же деле его образование в теле адепта уподобляется обычному зачатию в чреве матери (ср.: ORC, р. 21). Бинду упраздняет разделение между каналами лалана и расана и открывает новый, лишенный сексуальных различий канал, именуемый авадхутика, «очищенный». Бинду взмывает вверх по этому каналу, пока не достигнет центра — дхарма-чакра, расположенного в области сердца. Оттуда бинду продолжает подниматься, достигая центра в горле (самбхога-чакра), чтобы в конечном счете попасть в «лотос на макушке головы» (ушниша-камала). В процессе продвижения вверх бинду смешивает составляющие ее пять элементов в однородную субстанцию. Оказавшись в ушниша-камале, эта субстанция приводит к соединению шунъяты и каруны, праджни и упайи в безукоризненно единое целое, после чего наступает окончательное отождествление адепта с божеством и Пустотой, достигается состояние вечного блаженства, называемое нирваной или великим блаженством (махасукха).

Самой важной стадией этого процесса является первая: образование бинду, стимулируемое партнершей. В некоторых текстах эта женщина предстает в виде образа, достигаемого сосредоточенной медитацией, и союз с ней является чисто духовным. Однако в большинстве текстов подчеркивается, что она должна быть реальной женщиной, и неоднозначно заявляется, что «состояние будды пребывает в женском органе» (buddhatvam yosit-yoni-samasritam)[222] и что женская матка на самом деле является праджней (см.: ITB, р. 102 f., а также SM, p. XXXII). В некоторых источниках говорится, что эта женщина должна быть женой адепта и получить соответствующее посвящение, но в других допускается, что он может выбрать любую женщину, которая ему понравится. Более того, в качестве особенно подходящей для этой цели даже рекомендуется женщина низкого происхождения или пария (чандали или домби). В связи с этим отметим, что «нейтральный канал» (авадхутика) также называется чандали или домби.

Изложенная нами вкратце ваджраянская теория служит подтверждением того, насколько сильно школа Ваджраяны зависела от предыдущей буддийской и индуистской мысли. Три центра (нирмана, дхарма и самбхога) несомненно соответствуют трем «телам будды» (кайя), а подъем бодхичитты перекликается с буддийской теорией дашабхуми, десятью стадиями, которые нужно пройти для достижения состояния будды, что, в свою очередь, является вариацией индуистской медитации в традиции йоги. Однако совершенно новым было положение о том, что coitus reservatus открывает кратчайший путь к полному просветлению. До Ваджраяны этот метод в буддизме был неизвестен.

Индуистский сексуальный мистицизм в том виде, как он практикуется в сектах шайва-шакта, основывается на тех же принципах.

Подобно последователям Ваджраяны, шакты заимствовали большую часть своей философии из ранее существовавших источников. Во главе их пантеона стоит божественная пара: Шива и его супруга Парвати. Шива, который традиционно считается как богом разрушения, так и возрождения, воспринимается шактами преимущественно как бог солнца, а Парвати — как богиня луны, его отраженной славы. В то же время она является его шакти, или женской энергией, а в качестве символа созидательной энергии вселенной она и сама превратилась в могущественную богиню. Включив в себя характеристики других богинь, некоторые из которых явно неарийского происхождения,[223] она вскоре оттеснила Шиву на задний план. Во многих позднейших шактийских тантрах она выступает как Наставница, отвечающая на вопросы мужа, — вполне в духе Су-нюй, Чистой Девы, которая в древнекитайских «сексуальных пособиях» дает ответы на вопросы, задаваемые ей Желтым Императором. В конечном счете Парвати как символ высшей шакти превращается в Махадеви, Великую Богиню.

Два канала, через которые проявляется сексуальный дуализм человеческого организма, получили у шактов названия питала (=расана) и ида (=лалана). Первый из них, красного цвета, соответствует Шиве, мужской энергии и солнцу. Второй, бледно-серого цвета, соответствует Парвати, женской энергии (шакти) и луне. Преодоление разделения двух этих энергий под воздействием воображаемого или настоящего coitus reservatus с партнершей называется кундалини-йогой,[224] поскольку дремлющая в теле йогина женская энергия обозначается термином кундалини («свернувшаяся»), т. е. змея. После своего пробуждения кундалини создает новый, бесполый канал, именуемый сушумна, по которому и направляется вверх «преображенное семя», пока не достигнет мозга. Там окончательное единение с божеством (адвайя) представляется в виде объятия Шивы и Парвати.

В шактизме движение семени вверх предполагает шесть этапов, т. е. на два больше, чем в системе Ваджраяны.[225] Самый нижний центр, в котором дремлет кундалини, представляет собой алый цветок лотоса с четырьмя лепестками, он называется муладхара и расположен между гениталиями и анусом. Там и проживает кундалини в образе золотой змеи, свернувшейся вокруг фаллического столба, лингама, олицетворяющего собой мужское начало. Второй центр, представляющий собой желтый лотос с шестью лепестками, называется свадхиштхана и находится у основания гениталий. Третий, десятилепестковый лотос серого цвета называется манипура и расположен ниже пупа. Четвертый лотос белого (или красного) цвета, с двенадцатью лепестками называется анахата и находится в области сердца. Пятый лотос фиолетового цвета, с шестнадцатью лепестками находится в области горла и называется вишуддха. Шестой лотос с двумя лепестками, называемый аджня, — белый и расположен между глаз. Наивысшая точка, где происходит единение мужского и женского начал, находится в мозгу и представляет собой тысячелепестковый лотос, именуемый сахасрара. Там и расположена нирвана-чакра, центр «великого блаженства» (махасукха). Можно добавить, что каждой чакре соответствуют свое божество, свои магические слоги и свой особый способ медитации. Подробное описание этой системы можно найти в SP, в основу которого легла «Шатчакра-нирупана», шактийская тантра, составленная в XVI в. Пурнанандой, знаменитым бенгальским тантристом.

Таким образом, и в системе шактизма определяющей фазой всего процесса является начальная: пробуждение женской энергии в результате coitus reservatus и создание «преображенного семени». И в данном случае мистическое рождение полностью отождествляется с биологическим зачатием. Оно описывается как смешение белого мужского семени (сита-бинду) с красным женским семенем (шона-бинду), причем две созидательные силы символизируются в образе Шивы и Парвати (ITB, р. 116).

Подобно последователям более ортодоксальной Ваджраяны, дакшиначарьи, или шакты «правой руки», способны поднимать кундалини в одиночестве в процессе медитации. В одной тантре говорится: «К чему мне другие женщины? У меня есть своя Внутренняя Женщина» (SP, р. 295). Овладевшего искусством духовного coitus reservatus называют урдхва-ретас («тот, чье семя течет вверх»), В других санскритских текстах этим термином обозначается мужчина, полностью идущий на поводу телесных желаний. «По индуистским представлениям, семя в форме незримой сущности разлито по всему телу. Под воздействием желания оно собирается и концентрируется в половых органах. Подлинный урдхва-ретас не только не допускает извержения уже образовавшегося семени, но и препятствует его сгущению, а также проникновению во всю систему организма» (SP, р. 199, note 1). Подобно китайским даосам, шактийский адепт считал семя своим самым драгоценным достоянием. В «Хатха-йога-прадипика» говорится:

Тот, кто знает йогу, должен беречь свое семя. Ибо потеря последнего ведет к смерти, тому же, кто его сохранит, гарантирована жизнь.

(SP, р. 189, note 2)

В качестве духовной партнерши дакшиначарьи используют «избранную богиню» (иштадевата), облик которой, вместе со всеми ее украшениями и атрибутами, они воссоздают в своем сознании. В том же случае, если они совокупляются с реальной женщиной, она должна быть законной женой, которая получила соответствующее посвящение и постигла духовный смысл данного ритуала.

Однако вамачарьи, или шакты «левой руки», совокупляются с женщиной, которая не является им родственницей, и, подобно последователям Ваджраяны, рекомендуют использовать для этой цели женщин самого низкого социального положения. Йогины «левой руки» стоят по ту сторону добра и зла, поэтому для них беспорядочное сексуальное соитие лишь одно из пяти главных «прегрешений»: мадья («вино»), мамса («мясо»), матсья («рыба»), мудра («поджаренные злаки») и майтхуна («сексуальное единение»). Эти пять факторов называются панчататтва («пять Основных») или же панчамакара («пять М»).

В Индии Ваджраяна практически исчезла в XII в., с приходом монгольских завоевателей, но сохранилась в Тибете, Непале, Китае и в некоторых районах Юго-Восточной Азии. Шактизм, напротив, продолжал процветать в Индии и существует по сей день, поэтому востоковеды могут изучать применяемые в нем сексуальные техники в том виде, как они используются йогинами и поныне. Первым пристальным исследователем в этой области был сэр Джон Вудрофф[226] В своей книге «Змеиная сила» («The Serpent Power»), помимо прочего, он описывает способность йогина всасывать в уретру воздух и жидкость, после чего отмечает: «Помимо такой чисто медицинской пользы, как очищение мочевого пузыря, это еще является и мудрой (в данном случае физическим упражнением. — Р. ван Г.), имеющей сексуальные ассоциации, подобно тому, как йогин всасывает в себя силы женщины, не теряя при этом никаких своих сил или веществ. Эта практика заслуживает осуждения, поскольку она вредна для женщины, которая в результате ее истощается» (SP, р. 201, note 1). Мне хотелось бы подчеркнуть сходство этой техники с некоторыми методами древнекитайских даосов, о которых говорилось выше. Более того, современные шактийские секты «левой руки» практикуют беспорядочное ритуальное совокупление, напоминающее даосский ритуал хэци, о котором упоминалось в конце гл. 4. В Индии этот ритуал именуется ганачакра («общий круг») или же чакрапуджа («круговой ритуал»). Мужчины и женщины встречаются глубокой ночью, и после того, как выпивают вино, съедают мясо и произносят заклинания, в центр круга помещается голая женщина, которой воздаются почести. После этого все присутствующие вступают в сексуальный союз: либо с избранным партнером, либо с женщиной, выпавшей им по жребию. В отрогах Гималаев, где сохранился этот обычай, в качестве жребия вытягивают нагрудные женские повязки, и этот ритуал называется чоли-марг (см. описания в PSH, р. 15 f.; GKY, р. 172; SHSH, р. 583).

Хотя подобные ритуалы нередко завершались откровенным развратом, а некоторые сторонники хатха-йоги считали своих партнерш лишь инструментами для достижения поставленной цели, следует отметить, что в целом тантризм в Индии, равно как и даосизм в Китае, способствовал повышению статуса женщины. В отличие от традиционного индуизма, тантризм ставил женщину наравне с мужчиной или даже выше, и тантристы одними из первых начали выступать против обычая «сожжения вдов» — сати (PSH, р. 56). В «Каулавали-тантре» говорится:

Следует кланяться всякой женщине, будь она юной, блистающей молодостью или старой, будь она красивой или уродливой, доброй или порочной. Никогда не следует обманывать женщин, плохо о них отзываться или плохо с ними поступать и ни в коем случае нельзя их бить. Все подобные действия мешают достижению сиддхи (т. е. сверхъестественных способностей)[227].

* * *

Обратившись вновь к текстам китайского врача Сунь Сы-мо и других танских авторов, упомянутых в начале Приложения, мы можем с определенностью сказать, что индийский тантризм повлиял на описываемый ими даосский процесс «возвращения преображенного семени».

Говоря о двух основных компонентах «преображенного семени», Сунь Сы-мо отмечает, что они имеют форму красного солнца и желтой луны. Насколько мне известно, подобный образ не встречается в более ранних даосских текстах на эту тему, но, как мы уже видели, присутствует в тантризме. Далее, Сунь называет точку в голове, в которой происходит их окончательное соединение, — нихуань. Буквальный перевод «лепешечка (хуанъ) грязи (ни)» лишен всякого смысла. А. Масперо несомненно прав, считая этот термин китайской транскрипцией санскритского слова нирвана.[228] А выше мы уже видели, что и в тантризме эта точка называется нирвана-чакра, а достигаемое там блаженство — нирвана.

Более того, в тантризме создание «преображенного семени» в теле адепта сравнивается с образованием зародыша в женском чреве. Здесь можно вспомнить приведенную в конце гл. 4 цитату, где среди «непристойных действий», практиковавшихся даосами во II в. н. э., упоминается «объятие адептом младенца». Поскольку в китайской литературе того времени не объясняется, что имеется в виду под «младенцем» (инэр), я воздержался от подробных толкований. В свете же вышеописанных тантрических принципов становится ясно, что под «объятием адептом младенца» имеется в виду создание в результате coitus reservatus «преображенного семени», что в древнем Китае рассматривалось как подобие биологического зачатия. А на с. 98 и след. мы уже видели, что в алхимическом трактате III в. «Цань тун ци» биологическое зачатие отождествлялось с алхимическим процессом, точнее с успешным соединением в тигле свинца с киноварью.

Таким образом, становится очевидным, что поздние индийские тантрические тексты, с одной стороны, оказали влияние на китайских авторов эпохи Тан и в то же время, по-видимому, сами испытали влияние китайских текстов II–III вв. Теперь мы подошли к основной проблеме, которой мне хотелось бы коснуться в данном Приложении: к историческому фону этих связей, несомненно существовавших между индийским и китайским сексуальным мистицизмом. С китайской стороны мы располагаем надежными историческими источниками, поскольку все сохранившиеся тексты можно датировать достаточно точно. Напротив, индийский материал представляется с исторической точки зрения весьма сомнительным, поскольку датировка основных текстов современными исследователями часто расходится на несколько веков. Первостепенной задачей в такой ситуации является попытка установить даты появления в Индии сексуального мистицизма.

* * *

Даже беглый обзор индийской религиозной мысли позволяет прийти к выводу, что сексуальный мистицизм, в основу которого был положен coitus reservatus, должен был появиться в Индии сравнительно поздно. И классический индуизм, и буддизм Хинаяны провозглашали в качестве высшей цели для подвижника избавление от цепи перерождений, а для достижения этой цели рекомендовалось подавление плотских желаний и, разумеется, сексуальное воздержание. В священных индуистских текстах половой акт окружен уважением, поскольку он символизирует творение на макрокосмическом уровне, а следовательно, и мужской член, лингам, и женский орган, йони, являются объектами поклонения (ср., напр.: «Брихадараньяка-упанишада», гл. 6, разд. 4). Эти тексты объясняют ритуальное значение сексуального союза, предлагают советы, как его провести ради обретения здорового потомства; они были обращены к мирянам, а не к самозабвенным адептам, стремившимся устранить сексуальный дуализм в своем теле. Санскритские «сексуальные пособия», такие как «Камасутра», в которых представлены индуистские взгляды на сексуальную жизнь, характерные для начала нашей эры, также были по преимуществу практическими пособиями для мирян. В них затрагиваются только физические аспекты искусства любви и нигде не говорится, что сексуальный союз может обладать мистическими функциями и способен помочь человеку достичь спасения.[229] Напротив, в санскритской литературе настойчиво подчеркивается, что подавление сексуальных желаний является для достижения спасения conditio sine qua поп, поскольку плотское желание — самая прочная цепь, привязывающая человека к сансаре, — оказывается наиболее серьезным препятствием на пути к освобождению от земных оков. Индийская литература изобилует рассказами о знаменитых аскетах, которые, достигнув почти божественных сверхъестественных способностей, в мгновение ока утрачивали все плоды своих аскетических усилий при одном виде прекрасной женщины. Эта же концепция присутствует в раннем буддизме, равно как и в джайнизме, причем в джайнизме делается еще больший акцент на воздержании и предельно аскетическом образе жизни (ср.: WIL, р. 437 f., 447–448).

Поэтому хотя впоследствии буддисты Махаяны и включили в свой пантеон многих женских божеств, в их число не вошли те, кто пребывал в сексуальном объятии с мужскими божествами. Мантраяна ввела в свой пантеон дополнительных женских божеств, одни из которых являлись, вероятно, богинями плодородия в Южной Индии, другие же были дьяволицами (дакини) и колдуньями на севере Индии. Некоторые из этих богинь в мантраянских текстах стали выступать в роли наставниц по достижению сиддхи, чудесных способностей (таких как левитация, вызывание дождя, излечение от змеиных укусов, колдовство при помощи заклинаний), но только не в тантрических сексуальных тайнах. Такие мантраянские тексты были достаточно рано привезены в Китай, где пристально изучались. Но ни из индийских оригиналов, ни из китайских переводов не явствует, что чудесные способности можно обрести при помощи сексуального союза. Об этом не говорится и в китайских комментариях, хотя, как мы видели по цитатам из «Баопу-цзы» в гл. 5, именно такие идеи были в то время широко распространены в Китае.

Китайский паломник Фа-сянь (317–420), совершивший длительное путешествие по Индии и близлежащим странам, ни разу не упоминает, что он встретился там с проявлениями сексуального мистицизма. Он был человеком широко образованным и, конечно, был знаком с китайскими «пособиями по сексу». Если бы он обнаружил в Индии нечто похожее, то непременно отметил бы эту параллель с китайской мыслью и использовал ее в своих миссионерских усилиях распространять чужеземное учение среди соплеменников. Точно так же китайские паломники Сюань-цзан (612–664) и И-цзин (635–713) не упоминают о том, что в Индии они встречались с чем-то подобным. Они сообщают о мантраянских колдовстве и магии, широко распространенных в некоторых из районов, где они побывали, но не упоминают о сексуальном мистицизме.

Наряду с такими доводами ex silentio, существуют и более убедительные, положительные свидетельства в пользу позднего появления Ваджраяны в Индии. Сюань-цзан пишет, что когда он посещал в 640 г. университет Наланда, знаменитый центр буддийской учености в Южном Бихаре, на него произвели глубокое впечатление благочестивость и достойное поведение студентов-монахов, и высоко отзывается о их почтенных учителях. И-цзин также с уважением отзывается о строгой приверженности монашеским принципам и благочестивом образе жизни тех учителей и их учеников, которых он встречал в Наланде около 690 г. Однако всего по прошествии столетия Наланда при династии Пала превратилась в крупнейший центр ваджраянской учености. Именно оттуда усердные миссионеры распространяли теориии сексуального мистицизма в Непал, Тибет, Китай и страны Юго-Восточной Азии. На основании этого можно заключить, что Сюань-цзан и И-цзин оказались свидетелями последних десятилетий существования там до-ваджраянского буддизма, в то время как принципы Ваджраяны уже вызревали, а ее пропагандисты уже проявляли достаточную активность. Очевидно, с этой ранней деятельностью ваджраянистов столкнулся и У-син, еще один китайский паломник, который в 658 г. повстречался в Индии с И-цзином. В письме из Индии он упоминает: «Недавно здесь появилось новое религиозное направление Мантраяны, которое пользуется признанием по всей стране»[230]…..

Это известие перекликается с тем, что первые тантрические миссионеры из Индии прибыли в Китай в первой половине VIII в. В 716 г. столицу династии Тан посетил Шубхакарасимха, а в 719 г. в Кантон прибыл Ваджрабодхи, которого сопровождал великий Амогхаваджра, потом вернувшийся в Индию, но в 750 г. он снова приехал в Китай. Эти миссионеры принесли в Китай ряд тантрических текстов, которые были переведены на китайский язык и изучались китайскими учеными, о чем свидетельствуют приведенные выше даосские тексты.

На основании вышеприведенных данных можно предположить, что Ваджраяна возникла в Индии в качестве одного из ответвлений Мантраяны в период между 600 и 700 гг. Это совпадает с самой ранней датой, которую можно установить для тантр Ваджраяны. Один из основополагающих ранних тантрических текстов, «Гухьясамаджа-тантра», связан с именем Индрабхути, царя Удьяны, жившего в конце VII в. (TPS, р. 212). В нем мы находим отчетливо выраженную систему сексуального мистицизма (ср.: WIL, 2, р. 394 f.), которая подтверждается и тибетскими источниками. Индрабхути приписывают авторство и других тантрических текстов (SM, р. LI), а его сестра, не менее знаменитый адепт, считается автором «Адвайя-сиддхи», где помимо прочего провозглашается, что последователь тантры стоит по ту сторону добра и зла (SM, p. LV). Анализ прилагаемого к текстам тантр «Чакрасамвара» и «Хеваджра» списка имен гуру-парампара, наставников и учеников, передававших буддийские тантры (SM, p. XL–XLIV), подтверждает, что первые тексты Ваджраяны были составлены в период около 650–700 гг.

Что же касается шактийских тантр, то несмотря на содержащиеся во многих из них утверждения, что они восходят к глубокой древности, пока что ни один из исследованных текстов не может быть датирован ранее X в., а большинство из наиболее известных текстов было составлено в период между XII и XVI вв. Поэтому представляется вполне вероятным, что сексуальный мистицизм, связанный с coitus reservatus и культом всемогущего бога солнца, был унаследован шактами от последователей Ваджраяны. Почву для этого подготовили практика йоги и культ женских божеств.[231] Археологические свидетельства также подтверждают, что шактизм сформировался позже, чем Ваджраяна. Великий храм солнца с эротическими скульптурами в Канараке был построен не ранее 1200 г. (WIL, 1, р. 535), а похожие на него щедро украшенные храмы Каджурахо в Бунделканде датируются примерно 1000 г.[232].

В «Садхана-мала», самая ранняя из известных рукописей которой датируется 1165 г., в качестве традиционных центров Ваджраяны упоминаются четыре священных места (питха) (ср.: SM, p. XXXVIII; BI, р. 16): Камакхъя, Сирихатта, Удцьяна и Пурнагири. Камакхъя соответствует современному Камрупу влизи от Гаухати. Сирихатта — это современный Сильхет к северо-востоку от Дакки. Следовательно, два этих места находятся в Ассаме. Третий центр — Уддьяна, как полагает Туччи, можно отождествить со Сватом на северо-западной границе Индии (TPR-S, р. 324, 1). Местонахождение четвертого центра пока еще не отождествлено[233]……

Отметим, что два центра находились на северо-восточной, а один (при этом очень важный) — на северо-западной окраине Индии, что позволяет, на мой взгляд, выдвинуть теорию о возможном пути возникновения Ваджраяны. Поскольку сексуальный мистицизм, в основу которого был положен принцип coitus reservatus, был весьма популярен в Китае с начала нашей эры, хотя в Индии оставался неизвестным до VII в., представляется очевидным, что этот важный аспект Ваджраяны был привнесен в Индию из Китая, возможно через Ассам. А то, что по другую сторону северо-западной границы примерно в это же время возникли крупные центры солнечного культа иранского происхождения, позволяет предположить, что второй основополагающий принцип Ваджраяны, центральный культ солнечного божества Вайрочана, также был привнесен в Индию извне.

Обращающий особое внимание на религиозные проблемы Туччи так обрисовал общее состояние мысли и религии в Индии во время возникновения сексуального мистицизма: «В сущности, правильнее всего считать тантры проявлением индийского гнозиса, медленно развивавшегося в результате самопроизвольного вызревания автохтонных направлений мысли, которое сопровождалось случайными внешними влияниями в один из тех периодов, когда исторические подъемы и спады, а также торговые связи приблизили Индию к римско-эллинистической, иранской и китайской цивилизациям» (TPS, р. 210). Заменив слова «случайные внешние влияния» на «сильное внешнее влияние», мы и получим, как мне кажется, утверждение, которое при сегодняшнем уровне наших знаний максимально приближает нас к исторической истине.

Если же говорить о китайском вкладе, то можно вспомнить две питха, Камакхъя и Сирихатта, дающие нам ключ к вероятному пути, по которому китайский сексуальный мистицизм проник в Индию. Оба этих центра находятся в Ассаме, где всегда процветали магия и колдовство, где женщины занимали более высокое положение, чем собственно в Индии, и оба они поддерживали тесные связи с Китаем. Бхаскараварман, в VII в. царь Камарупы, был приверженцем мантраянской магии и утверждал, что его династия происходит из Китая. Он поддерживал прочные отношения с танским двором (см. LTF). В VIII в. сексуальные ритуалы процветали в монастырях в окрестностях Пагана.[234] По-видимому, эта область являлась наиболее вероятным связующим звеном. Однако не следует отрицать возможность и других путей проникновения в Индию, например с севера через Центральную Азию, а третьим вполне мог быть путь через южные моря.[235].

Следует отметить, что в самой ваджраянской традиции Китай упоминается в качестве места ее происхождения. В «Рудраямала», в гл. 17 рассказывается о том, как мудрец Васиштха, сын бога Брахмы, в течение бесконечных веков занимался аскетической практикой, но ему так и не удавалось заставить Верховную богиню воочию предстать перед ним. Тогда отец посоветовал ему попробовать обрести «китайское учение» (чистая чиначара), поскольку Верховная богиня испытывает к этому учению особые симпатии. После этого Васиштха начал практиковать аскезу на берегу океана, и наконец богиня предстала перед ним. Она велела ему направиться в Китай, чтобы там постичь истину. Васиштха отправляется в Китай и видит там Будду, окруженного многочисленными голыми адептами, которые пьют вино, едят мясо и вступают в любовные союзы с красивыми женщинами. Васиштха потрясен увиденным, но Будда объясняет ему истинный смысл сексуальных ритуалов и значение панчамакары. В другой весьма авторитетной тантре, «Брахма-ямала», излагается в целом похожая история (SM, p. CXL; SHSH, ch. VIII; LTF). Очевидно, мы имеем дело с аллегорической интерпретацией исторического факта.[236].

Сильвен Леви справедливо интерпретировал эти и похожие места, например в «Тара-тантре», как подтверждение того, что китайские влияния способствовали зарождению тантрической доктрины (см. LTF). Ему возражал Туччи, заявляя: «Следует учитывать, что маха-чинакрама (другой термин для обозначения чиначара) в основном предполагает почитание женских божеств и насыщена сексуальной символикой, которая была столь неприемлема для китайцев, что когда они переводили тантрические сочинения, то часто опускали или видоизменяли те места, которые казались им не соответствующими моральным принципам» (TPR-N, р. 103, note 3). Современный китайский ученый Чжоу И-лян в связи с вопросом о китайской редакции тантрических текстов заявляет: «Культ шакти так никогда и не приобрел популярность в Китае, где конфуцианцы запрещали общение между мужчиной и женщиной» (TIC, р. 327). Я уверен, что факты, приведенные в моей работе, опровергнут мнения Туччи и Чжоу И-ляна, ошибочно приписывающих китайцам танского времени запреты и социальные ограничения, которые утвердились в Китае не ранее XIII в. И наконец, теория, согласно которой термины чина и махачина характерны не для самого Китая, а для Ассама и прилегающих территорий, не может считаться убедительным контраргументом. Авторы, которые использовали эти термины именно в последнем значении, вероятно, были знакомы с китайскими идеями лишь через посредников, после того, как они уже проникли в Ассам.

Мы уже настолько свыклись с мыслью, что китайско-индийские отношения нужно рассматривать как односторонний культурный поток индийской мысли, проникавшей в Китай, что просто не отдаем себе отчета в том, что должен был существовать и мощный встречный поток в Индию из Китая.

Поскольку китайский сексуальный мистицизм восходит еще к началу нашей эры, неизбежно возникает вопрос, почему он обрел признание в Индии только в VII в. Я полагаю, что до той поры Индия еще не была готова принять и усвоить это учение. Однако в VII в., а точнее после смерти в 649 г. великого царя Харши в Канаудже, наступил период внутренних междоусобиц, за которым вскоре последовало мусульманское вторжение. К тому времени индийская религиозная и философская мысль достигли апогея зрелости, людей перестали интересовать мелочные споры и взаимные обвинения бесчисленных школ, для них стали тягостными гнетущие требования соблюдения ритуалов и проведения церемоний. В то же время усилились социальные противоречия, начались выступления против кастовой системы и общепризнанных социальных ограничений. По замечанию Туччи, «как это часто бывает в эпохи великих перемен, недовольство старым порядком шло в ногу с повышенным интересом ко всему странному и необычному» (TPS, р. 211). Китайский сексуальный мистицизм, в основе которого лежали антитрадиционные и антиавторитарные даосские идеи, способствовал возникновению в Индии тантрического учения как формы протеста против существующего положения вещей. Тантризм отвергал любые религиозные и социальные традициии, сознательно попирал все установленные запреты. Он отказывался признавать кастовую систему и объявлял женщину равной мужчине.

Хотя представляется почти несомненным, что мистический принцип, связанный с coitus reservatus, был привнесен в Индию из Китая, я полагаю, что в поисках истоков второго отличительного принципа Ваджраяны, солнечного культа, нашедшего воплощение в Махавайрочане, нам следует обратиться в противоположное направление: на северо-запад, а точнее к долине Сват и Кашмиру. За ними находился Тохаристан, где под натиском мусульман, отступая на восток, укрепились манихейцы. Там имелись такие процветающие города, как Балх и Самарканд, где сходились пути Востока и Запада. Из сообщений китайского паломника Хуй-чао нам известно, что в VII в. Самарканд являлся центром зороастрийского учения, и не исключено, что великий проповедник Ваджраяны — Амогхаваджра был родом именно оттуда (TIC, р. 321). Туччи отмечает: «Обстановка в Свате была весьма благоприятной для смешения разных идей, поскольку он находился на окраине крупнейших торговых путей, по которым Запад установил контакт с Востоком, с Центральной Азией и Индией, и где встречались, но не для того, чтобы опровергать друг друга, а чтобы сблизиться, наиболее активные религии того времени: буддизм, манихейство, несторианство, — каждая из которых несла с собой духовные и интеллектуальные традиции стран, в которых они возникли и в которых были восприняты» (TPR-S, р. 282). В основе упомянутых выше иноземных верований в основном лежали солярные культы, и я полагаю, что с северо-запада в Индию проникли иранские влияния, которые побудили ваджраянистов принять в качестве главы пантеона и поставить в центр своего эзотерического учения нового верховного солярного бога.

Мы можем только выдвигать догадки относительно того, каким образом эти два привнесенных течения мысли, китайское и иранское, встретились и как они способствовали возникновению на уже существовавшей мантраянской основе нового учения. Однако отмечу, что в пограничных областях на северо-востоке и северо-западе Индии издавна процветала вера в магию, ведьм и колдовство, оказавшихся той плодородной почвой, на которой новые идеи смогли вызреть и приобрести местную окраску. И еще следует помнить, что в этих двух регионах шла бойкая торговля с иноземцами, и там нередко появлялись монахи-торговцы, способствовавшие распространению религиозных идей.

Здесь хотелось бы, кстати, добавить, что хотя я пользуюсь только термином «Ваджраяна», в буддийских тантрах для обозначения учения приводится много и других названий. Принято считать, что разные названия отражают хронологическую последовательность и являются указанием на стадии развития, которые прошла Ваджраяна. Более вероятно, однако, что эти названия указывают на разные местные школы, возникавшие в разных регионах (но примерно в одно и то же время), которые впоследствии слились в однородную систему.

* * *

Таким образом, прочно укоренившись, сексуальный мистицизм оказывал решающее влияние на индийскую религиозную жизнь на протяжении всего последующего времени, включая монгольское и английское владычество и вплоть до наших дней.

В средневековой Бенгалии традиции Ваджраяны сохранялись в буддизме сахаджья, где пара Шива — Парвати была заменена на пару Кришна — Радха, а плотская любовь сменилась безмерным почитанием божества, что послужило стимулом для самых прекрасных индийских лирических стихотворений. Впоследствии секта баулов, в которой идеи сахаджья совместились с мусульманским суфийским мистицизмом, приобрела известность своими страстными песнями муршида. Другие же, более поздние ответвления буддийского сексуального мистицизма великолепно описал С. Б. Дасгупта (см. ORC).

Шиваистский шактизм продолжал процветать в северо-западных регионах: в Пенджабе и Кашмире. Некоторые подсекты, в особенности горокхнатх, рассылали своих последователей по всей Индии, что подробно изложено в тщательно документированном исследовании Бриггса (см. GKY).

Рассмотрение всех этих позднейших направлений выходит за рамки данного исследования. Однако мне хотелось бы отметить постоянно возрастающее значение в средневековой Индии роли супруги бога Шивы — Парвати. Под влиянием шактизма она приняла на себя функции богинь Кали и Дурги, которым приносили человеческие жертвоприношения, и в конечном счете превратилась в Махадеви, Верховную Богиню, еще более устрашающую, чем ее муж Шива в своем традиционном обличье разрушителя. В качестве Великой Матери она стала восприниматься как всемогущее Чрево, порождающее все сущее и снова все разрушающее. Такой постепенный переход от Шивы к его женской половине нашел отражение в шактийских текстах. Если в ранних версиях, где говорится о процессе, в основе которого лежит coitus reservatus, Шива отождествлялся с солнцем, а Парвати — с луной, его отраженной славой, то в позднейших тантрах положение меняется. Там уже Шива является бледной луной, а Парвати — солнцем, красным разрушительным огнем калагни (ORC, р. 273; ITB, р. 156–157). В гл. 4 уже отмечалось, что в Китае тоже произошла похожая перемена ролей. Зеленый Дракон, первоначально являвшийся символом оплодотворяющей мужской энергии, впоследствии превратился в символ женской животворящей силы.

В Индии сложился особый культ Великой Богини, в котором она приняла обличье синей или красной ужасной дьяволицы, танцующей на теле собственного мужа Шивы. Его белый труп (шава) выглядит совершенно безжизненным, если не считать возбужденного члена.

Как говорилось выше, Ваджраяна в первоначальном виде практически исчезла в Индии в XII в. Однако ее принципы были принесены в Тибет, где смешались с исконными тибетскими культами, в результате чего и возникло учение ламаизма, в котором мы найдем богов, сжимающих своих партнерш в сексуальных объятиях, что хорошо известно по изображениям яб-юм. Впоследствии ламаизм распространился в Монголии, где стал религией Хубилай-хана и его наследников, короткое время являвшихся императорами Китая.

* * *

Подводя итог, отметим, что древнекитайский даосский сексуальный мистицизм, который стимулировал возникновение Ваджраяны в Индии, впоследствии был снова, по меньшей мере дважды, импортирован в Китай в его индианизированной форме.

Вначале, после его оформления и подъема в Индии, это сделали индийские тантрические миссионеры, которые в период Тан прибывали в Китай. В то время теории сексуального мистицизма все еще были живы в Китае, и китайские ученые, усмотрев некоторую общность между своими воззрениями и привнесенными, включили некоторые из индийских элементов в собственные положения, о чем свидетельствуют приводившиеся в гл. 7 тексты танского времени.

Во второй раз это произошло в правление монголов (1280–1367). Однако теперь даосский сексуальный мистицизм был настолько скрыт под его ламаистским обличьем, что китайцы не распознали лежащих в основе ламаизма своих же принципов и восприняли его как чужеземную веру. Выше, на с. 283–284, мы видели, что в XIII в. китайский ученый Чжэн Сы-сяо, который описывал статуи ламаистских божеств в монгольском дворце, обнимающих своих партнерш, и проводившиеся там сексуальные ритуалы, даже не подозревал, что все это является только чужеземной версией древнекитайских даосских учений.

И наконец, на с. 285 упоминалось о том, что при династии Мин сохранившиеся в императорском дворце статуи яб-юм применяли для наставлений принцев и принцесс в супружеских обязанностях. Используя эти статуи, император, сам того не подозревая, восстановил ту изначальную функцию, которую они выполняли для его древних китайских предков: эти статуи воспроизводили разные сексуальные позы, описанные в китайских «пособиях по сексу» и предназначенные для обучения супружеских пар. Таким образом завершается удивительный круг многократных странствий и превращений древнекитайского сексуального мистицизма.

На данном уровне наших знаний многое из сказанного в Приложении неизбежно остается чисто умозрительным. Чтобы получить более отчетливое представление об обстоятельствах возникновения Ваджраяны и ее конкретной связи с шактизмом, нам придется подождать, пока станет доступным большее количество буддийских и индуистских тантрических текстов, и предпринять их сравнительное исследование. Если подобная текстологическая работа будет сопровождаться анализом археологических материалов — в особенности из тех мест Индии, где и сейчас сохраняются остатки тантризма, — то тогда мы сможем лучше решить и исторические проблемы.