Божественное вмешательство

Божественное вмешательство

2 февраля 1974 года Филип Дик страдал от боли. В тот отдельно взятый день ему было все равно, что его полные мрачного юмора истории об андроидах, необычных наркотиках и ложных реальностях уже признаны одними из самых пророческих произведений научной фантастики. Ему только что удалили глубоко угнездившийся зуб мудрости, и пентотал натрия уже переставал действовать. Пришла курьерша с упаковкой дарвона, и, когда Дик открыл дверь, он был поражен красотой женщины и очаровательным золотым ожерельем, которое было на ней. Дик спросил ее о странной форме кулона, и она ответила, что это знак, который использовали ранние христиане. После этого женщина ушла.

Всем американцам, которые водят машину, хорошо известна эта рыба, поскольку ее христианские и дарвинистские разновидности ведут войну соперничающих вероисповеданий с капотов «вольво» и «хонд» по всей стране. На эмблеме христианства рыба глотает крест, а рыбные коннотации крещения и магического дара (чудо с хлебами и рыбами) восходят к тому времени, когда преследуемый культ тайно собирался в катакомбах Александрии. Само слово ichthus — по-гречески «рыба», — которое часто пишется внутри символа, представляет собой своеобразный шифр, греческий акростих фразы «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель». В одной апокрифической истории утверждается, что христиане тайно проверяли лояльность новых знакомых, небрежно рисуя на земле очертания рыбы. Если незнакомец был в курсе дела, он завершал рисунок.

Для Дика ichthus был тайным знаком совсем другого порядка. Подобно крылатому письму, которое появляется в гностическом «Гимне жемчужине», ожерелье курьерши послужило спусковым крючком мистической памяти. Как впоследствии Дик писал в своем дневнике:

Символ (золотой) рыбы заставляет тебя вспомнить. Вспомнить что?.. Твои небесные истоки; это должно быть как-то связано с ДНК, потому что память расположена в ДНК… Ты вспоминаешь свою настоящую природу… Гностический Гнозис: ты заброшен сюда, в этот мир, но ты не от этого мира…²³⁰

С тех пор как разум Дика был атакован символом рыбы, он дал приют ряду удивительных откровений, галлюцинаций и пророческих грез, которые продолжались, появляясь и исчезая, на протяжении многих лет. В частности, в своих видениях Дик вступил в непосредственный контакт с «гигантской активной живой разумной системой» (vast active living intelligence system) — сокращенно VALIS. В своем почти автобиографическом романе под таким же названием, опубликованном в 1980 году, Дик определил VALIS как «стихийный водоворот, наблюдающий сам себя, уменьшающий энтропию… стремящийся последовательно подчинить свое окружение и включить его в структуры информации». Образ VALIS, который очень похож на восприятие Интернета мистиком, в некоторых отношениях является предельно техногностическим: VALIS — апокалиптическая матрица живой информации, которая преодолевает энтропию и спасает падший мир. По сути, мистические прозрения Дика мало отличаются от «Передач звездного семени» Кена Кэри, выпущенных всего через несколько лет после того, как Дик пережил встречу с VALIS. Однако, в отличие от Кэри, который был удовлетворен тем, что просто передал информацию из космоса, Дик вплел свои видения в запутанные, сложные и гораздо более человечные конфликты своих рассказов — странных, мощных и глубоко ироничных вымышленных историй о психическом хаосе и суматошных двойных связях, в которых оказываются обычные люди, когда они борются за любовь и справедливость в мире, управляемом абсурдными си-мулякрами и отчуждающими тираниями постиндустриальной жизни.

Помимо рабочих элементов событий, которые он стал называть «2-3-74» в ряде своих поздних романов, Дик также составил «Экзегезу» — это пара миллионов в основном написанных от руки слов, неустанно развивающих, анализирующих и выбивающих почву из-под ног его собственного мистического опыта. Судя по тем отрывкам, которые увидели свет, «Экзегеза» — временами мощный, временами утомительный, временами волнующий документ. Сверкающие метафизические жемчужины и вдохновляющие островки доморощенной философии плавают в мутном и приводящем в уныние море умозрительных излишеств и зацикленной на себе герменевтики, рожденной в результате передозировки амфетамина. В «Tractates Cryptica Scriptura», которые представляют собой выдержки из «Экзегезы», приложенные к роману «VALIS», Дик воплотил параноидальные и спасительные темы инфогнозиса. Как и вычислительная физика Эда Фредкина, «Трактаты» предполагают, что Вселенная состоит из информации. Мир, данный нам в опыте, — это голограмма, «гипостазис информации», которую мы обрабатываем в качестве узлов истинного Разума. «Мы гипостазируем информацию в объекты. Реорганизация объектов — это изменение в содержании информации. Это язык, способность прочитывать который мы утратили»²³¹.

Как мы видели выше, представления об утраченном языке Адама — достаточно древние в западной эзотерике. Для Дика смешение адамова кода означало, что и мы сами, и мир, как мы его знаем, «отгорожены», отрезаны от целостной матрицы космических данных. Вместо этого мы попали в ловушку Черной Железной Тюрьмы — образ Дика для дьявольских мельниц иллюзии, политической тирании и гнетущего социального контроля, которые сковывают наш разум. Черная Железная Тюрьма Дика — нечто большее, чем просто параноидальный мотив, она может рассматриваться как мистическое выражение «дисциплинарного аппарата» власти, проанализированного историком Мишелем Фуко, который показал, что тюрьмы, психиатрические больницы, школы и военные ведомства организуют пространство и время по схожим схемам рационального контроля. Фуко утверждал, что эта «технология власти» распространилась по нашему социальному пространству, на каждом шагу улавливая индивидов в свои сети, и что либеральные социальные реформы представляют собой только косметическую маскировку лежащего в основе механизма контроля. Хотя Фуко увидел этот механизм в современной системе, религиозное воображение Дика отсылало его назад, в античный мир. Рим стал образцом этой Империи, и, как говорил Дик, «Империя никогда не кончается». Охваченный возбуждением, Дик узнавал ее архети-пические очертания даже в администрации Никсона.

Согласно одному из бесчисленных метафизических сценариев Дика, VALIS тайно вторгается в этот неподлинный мир контроля, чтобы освободить нас. Подобно письму, лежащему на обочине дороги, о котором говорится в «Гимне жемчужине», Бог Дика «считается выброшенным хламом, мусором, на который уже не обращают внимания», так что «скрываясь, истинный Бог буквально устраивает засаду на реальность и на нас самих»²³². Рождение от духа происходит, когда этот метафизический «плазмат» репродуцируется в умах людей, порождая гибриды, которые Дик называл «гомоплазматами». В романе «VALIS» Дик заявляет, что последние гомоплаз-маты были убиты, когда римляне уничтожили второй Храм в 70 году н. э. — в этот момент «реальное время закончилось». Гностический плазмат вернулся в человеческую историю только в переломном 1945 году, когда были обнаружены кодексы Наг-Хаммади. Плазматическая мифология Дика, таким образом, вносит в послевоенный мир апокалиптические ожидания поздней античности, придавая духовный смысл понятию информационного вируса. Хотя антагонистические атеисты, такие как Ричард Докинз, используют материалистическую идею мема, чтобы атаковать религию, плазмат Дика спасает мир посредством самой материальности своего заражающего кода.

Какими бы интригующими ни были его образы, Дик, очевидно, провел немало времени на дальнем берегу безумия. Иногда VALIS настигала его в виде розового луча эзотерических данных или говорила с ним сострадательным «голосом искусственного интеллекта» из внешнего пространства. В других случаях Дик чувствовал, что он телепатически общается с христианином I века по имени Фома, а в какой-то момент окружающий ландшафт Калифорнии начала 1970-х годов «угасал» и «восходил» ландшафт Рима начала нашей эры. Дик улавливал необычные сигналы от электронных приборов, послания о спасении и угрозы, просачивающиеся из древнего электромагнетического воображаемого. Однажды, когда Дик слушал «Strawberry Fields Forever» Beatles, клубнично-ро-зовый свет сообщил ему, что его сын Кристофер скоро умрет. Немедленно доставив ребенка к врачу, Дик узнал, что у него потенциально смертельная паховая грыжа, и мальчику вскоре сделали операцию.

Очевидно, странные события 2-3-74 используют языки как религиозного опыта, так и психологической патологии, хотя они кажутся слишком фрагментарными для первого и слишком богатыми и даже неосуществимыми для второй. Сам Дик признавал эту неоднозначность, и до своей преждевременной смерти в 1982 году он не переставал размышлять над своим опытом VALIS не только потому, что он никак не мог решить в пользу одного или другого, но и потому, что он даже в своем безумии признавал, что метафизическая уверенность — ужасная ловушка. В отличие от всей волнующей процессии мистагогов и пророков, шествующей через века, Дик оставался противоречив в своих творческих космологиях, и эта противоречивость говорит многое о природе религиозного опыта эпохи нейротрансмиттеров и микроволновых излучателей. Дик с недоверием относился ко всякого рода материализации (его романы постоянно ведут войну против процесса, который превращает людей и идеи в вещи), и он соответственно не давал своим предположениям застыть в жесткую систему убеждений. Даже в своих дневниках он постоянно разбавлял собственные откровения, записывая их с неустанным скептическим сознанием неопределенности спекулятивной мысли. В конечном счете, однако, события 2-3-74 больше всего напоминают об онтологических парадоксах романов Филипа Дика, где ложная реальность, часто окружающая героев, может рухнуть как карточный домик, а метафизический прорыв, как правило, неотличим от психологического распада. Даже если Дик страдал от височно-долевой эпилепсии или чего-то в этом роде (это, как утверждает его биограф Лоуренс Сутин, самое вероятное соматическое объяснение), его ранние книги доказывают, что события 2-3-74 возникли из его собственного творческого гения.

В «Лабиринте смерти» 1970 года, например, обретение героем самопознания образует техногностическую метафабулу, в которой «Гимн жемчужине» сочетается с «Шестью героями в поисках автора» Пиранделло. Роман 1970 года начинается с того, что группа поселенцев собирается на цветущей зеленой планете под названием Делмак-О. Как только они прибывают, записанные на пленку инструкции, которые были обещаны поселенцам, когда они садились на корабль, летящий на эту планету, оказываются мистическим образом стерты. Остальной сюжет во многом напоминает роман Агаты Кристи «Десять негритят», поскольку поселенцы один за другим оказываются убиты или таинственным образом погибают. Читатель не может сказать, что происходит «на самом деле», поскольку каждый поселенец также все глубже и глубже погружается в свое субъективное представление о мире, теряя способность общаться с другими и поддерживать консенсус в отношении реальности Делмак-О.

Единственная когнитивная карта, общая для всех поселенцев, — теология Э. Дж. Спектовски «Как я восстал из мертвых на досуге: это можете сделать и вы». Книга Спектовски описывает вселенную, управляемую четырьмя божествами: Ментуфактор (творец-демиург), Уничтожающий Формы (смерть, энтропия), Гуляющий-по-Земле (кто-то типа Ильи-пророка) и Заступник (фигура Христа, или Искупителя). Как Дик пишет в заметках, предшествующих повествованию, эта теология возникла в результате его собственной попытки «разработать абстрактную логичную систему религиозной мысли, основанную на произвольном постулате о существовании Бога». Кибернетическое подкрепление этой веры символизируется передатчиком и ретрансляционной сетью, которую поселенцы первоначально используют, чтобы посылать свои молитвы богам.

Конечно, эта система почти сразу же ломается. Тогда поселенцы обнаруживают, что только некоторые аспекты их предполагаемого природного окружения являются органическими, в то время как другие, в особенности насекомые, технологичны. На планете есть пчелы с камерами, мухи с громкоговорителями и магнитофонами и блохи, бесконечно перепечатывающие книги. Исследуя миниатюрное создание под микроскопом, Сет Морли обнаруживает среди его электрических схем фразу «Сделано на Земле 35082R». Вскоре после этого растущие сомнения Морли в реальности Делмак-О порождают параноидальный прорыв:

Как будто, думал он, эти холмы на заднем плане и это обширное плато справа — все это нарисованные декорации. Как будто все это, и мы сами, и обстановка — все содержится под геодезическим колпаком. И… исследователи, подобные совершенно бесформенным ученым из бульварных романов, внимательно рассматривают нас…²³³

Оставшиеся поселенцы вскоре начинают думать, что их используют в качестве подопытных крыс в каком-то унизительном социально-научном эксперименте и что неисправность пленок с первоначальными инструкциями была намеренной. Они приходят к выводу, что они в действительности находятся на Земле и являются пациентами психиатрической больницы, а их память была стерта военными. Эти подозрения подтверждаются, когда они встречают людей в военной форме и обнаруживают вертолеты, летающие над Делмак-О.

С этого момента поселенцы вступают в развитый параноидальный сценарий, который включает элементы, общие как для бульварных романов, так и для настоящих теорий заговора («люди в черном», заблокированная память, «жучки» и прочие приспособления скрытого наблюдения). Но Дик не удовлетворяется таким ответом на загадку Делмак-О, как и сами поселенцы, которые все еще не могут объяснить, почему на теле каждого из них есть татуировка «Persus 9». Объединившись, они приходят к карпу — сверхъестественному местному созданию, которое ранее давало ответы на их вопросы, похожие на предсказания «И-цзин». Но когда поселенцы спрашивают карпа, что означает «Persus 9», это существо взрывается, превращаясь в массу желатина и компьютерных схем, что вызывает цепную реакцию, приводящую к апокалиптическому уничтожению планеты.

В следующей главе выясняется, что «Persus 9» — название потерпевшего аварию космического корабля, безнадежно вращающегося вокруг погасшей звезды. Чтобы сохранить рассудок, когда их несет к верной гибели, команда запрограммировала свой компьютер «КАРП 889В» на создание виртуальных миров, в которые люди могли бы войти посредством «полиэнцефалического слияния». Делмак-О была основана на нескольких основных параметрах, изначально заданных этой группой, включая тот самый постулат, который, как утверждает автор, он использовал для создания теологии книги Спектовски: постулат о существовании Бога.

Как это свойственно постмодернистским аллегориям, «Лабиринт смерти» задевает за живое. Будучи неспособны изменить деструктивный курс нашего утратившего функциональность технологического общества, мы ищем выход в том, чтобы, как говорил медиакрити" к Нил Постман, «заразвлекать себя до смерти». Как и «наборы Перки Пэт» в «Трех стигматах Палмера Элдрича», КАРП символизирует культуру, основанную на «ментуфактурных», или воображаемых, развлечениях. В своем позднем эссе «Как построить Вселенную, которая не развалится через два дня» Дик явно соотносил фальшивые миры своей фантастики с современной американской жизнью:

Сегодня мы живем в обществе, в котором фальшивые реальности производятся масс-медиа, правительствами, крупными корпорациями, религиозными группами, политическими группами… Нас непрерывно бомбардируют псевдореальности, производимые очень искушенными людьми, которые используют очень сложные механизмы. Я не испытываю недоверия к их мотивам. Я испытываю недоверие к их власти²³⁴.

Как я указывал на протяжении всей этой книги, гностическая мифология архонтов в некоторых отношениях предлагает подходящий образ власти в век электронных призраков и высокотехнологичной пропаганды, имитированной среды, обманчивость которой искажает даже самые благородные мотивы. Тем, кто склонен к такой точке зрения, мифология архонтов внушает герменевтику подозрения, которая ставит под вопрос неявную повестку дня, таящуюся за медиаландшафтом, даже если она рискует впасть в паранойю. И действительно, как в своих романах, так и в своей жизни Дику вполне удавалось проявлять паранойю в отношении невидимых стражей Черной Железной Тюрьмы. Но, в отличие от гностиков древности, Дик время от времени пересматривал свои представления об архонтах. Иногда он рассматривал их как зло, в других случаях — как отклонения, эгоистичные продукты их собственного невежества и силы. Это различие решающее: манихейское представление о том, что добро и зло — абсолютные противоположности, затягивает «я» в крайний параноидальный дуализм, в то время как другой, более «августинианский» вариант гнозиса открывает «я» для постоянной работы пробуждения, которая дает возможность просветления даже архонтов, которые в конечном счете не что иное, как мы сами. Такова история планеты Делмак-О — имитации, созданной не заговором «плохих» военных ученых, но отчужденными желаниями людей и их неготовностью к встрече со смертью.

Хотя гностический поиск Морли своей истинной личности достигает успеха в расщеплении иллюзий, он, кажется, не предлагает никакого подъема — только искреннее осознание медленного дрейфа к забвению. Но «Лабиринт смерти» — история Филипа К. Дика, которая означает, что история никогда в действительности не кончается. Когда Морли пробуждается на космическом корабле, он чувствует себя подавленным и почти готовым совершить самоубийство. Пока остальная команда готовится войти в другую имитацию, он бродит по коридору, где встречает странную фигуру, которая называет себя Заступником. Морли не покупается на это. «Но мы изобрели тебя! Мы и КАРП 889В». Заступник не дает объяснений, ведя Морли «к звездам», пока его команда опять застревает на Делмак-О.

Запрограммированный спаситель Дика, «бог из машины» в буквальном смысле слова, все же приводит к довольно неудовлетворительному завершению повествования. С другой стороны, Заступник все же создает брешь сверхъестественного в мрачном сценарии Дика, онтологический прорыв, который позволяет фантазму, симуляк-ру обнаружить свою сверхъестественную и потенциально спасительную силу. В каком-то смысле Морли вступает в другой порядок виртуального, существующий за технологиями имитации. Это виртуальное, которое всегда было с нами, которое не нуждается ни в каких приспособлениях, чтобы войти в нашу жизнь, которое возникает из «произвольных постулатов» программного обеспечения нашей культуры, даже если оно выходит за его пределы. Как отмечает английский фантаст Йен Уот-сон, «один из парадоксальных законов ложных реальностей Дика заключается в том, что, если вы однажды оказались внутри них, пути обратно уже нет, однако именно по этой причине может быть достигнута своего рода трансценденция»²³⁵.

Предчувствуя потенциальные метафизические и политические издержки общества, чье восприятие все в большей степени оказывается сконструированным, Дик использовал свои романы, чтобы возобновить старую гностическую борьбу за аутентичность и свободу внутри навязываемой нам вселенной технологических симуляк-ров. Несмотря на трансцендентальный настрой, свойственный ему в поздние годы, Дик не следовал за другими технодуалистами, обвиняющими плоть или материальный мир. Напротив, демиургические ловушки в его романах — это человеческие конструкты, фикции, которые мы выстраиваем из наших медиатехнологий, товары-галлюцинации, эмоциональная ложь, результат нашего желания забыться в хорошей истории. Аутентичная жизнь начинается тогда, когда эти иллюзии рушатся. «Я открою вам тайну, — пишет Дик в эссе, которое цитировалось выше. — Мне нравится строить вселенные, которые разваливаются на части. Мне нравится смотреть, как они расклеиваются, и мне нравится смотреть, как герои романов справляются с этой проблемой»²³⁶.

Разрушая свои собственные вымышленные миры, Дик оставил нам фрагментарные романы о хаотичном, мрачном и порой освобождающем взаимопроникновении виртуальной реальности и реальной жизни. Его герои — это мы, постоянно натыкающиеся на самих себя, перемещаясь, с технологиями или без них, между виртуальным миром духа и тем материальным миром, где все вещи погибают. Хотя Дик услышал уменьшающий энтропию призыв VALIS к информационному спасению, он признавал также, что энтропия убивает наши иллюзии и что это мрачное и ироничное освобождение может стать даже более значимым в мире гиперреальности, который маскирует разрушительные последствия своих технологий яркой и сверкающей упаковкой техноутопии. Конечно, мы не можем знать, станет ли информационная сеть, которой предназначено охватить Землю, электронной психиатрической клиникой или целостным обществом разума, «гигантской активной живой разумной системой» или бесконечным лабиринтом искусственных миров в «наборах Перки Пэт». Но даже если мы окажемся поглощены некой обширной сетью коллективного разума, можно гарантировать, что эта сеть неизбежно рухнет.

Столкнувшись с провалом всех обобщающих и спасительных схем, Дик обрел стимул оставаться человеком в мире, зачастую оказывающимся бесчеловечным. В противоположность усталому скептицизму постмодернистских авторов или юношескому ликованию постгуманистов, Дик всегда хранил верность «истинному человеку», которого он предварительно определял как жизнеспособное и пластичное существо, способное «справляться с новым, впитывать его и иметь с ним дело». Возможно, самая сильная сторона порожденных необузданной фантазией, переменчивых и полных мрачного юмора романов Дика — в полном сочувствия изображении людей и, особенно, незавершенных, неистовых, творческих пространств, которые мы создаем наспех, когда метафизические и технологические средства от наших психологических и социальных недугов перестают действовать. Хотя романы Дика разделяют некоторые гностические представления научной фантастики с книгами Л. Рона Хаббарда, персонажи Дика абсолютно противоположны супергероям сайентологии: это просто запутавшиеся люди, обыкновенные Джо и Джейн, которые борются против моральной двусмысленности, нищеты, наркотиков, агрессивных институтов и раскола внутреннего космоса. Они живут в мирах, где товары заняли место общности, где андроиды мечтают, где Бог скрывается в пульверизаторе. Божественную коммуникацию в таком мире несет в себе не взрыв потустороннего гнозиса, а самое телепатическое из человеческих чувств — сочувствие.