Глава пятнадцатая Репортажи из парламента

Глава пятнадцатая

Репортажи из парламента

В Средние века кое-какая ограниченная информация о деятельности парламента все же просачивалась за его стены. Парламентские акты доводились до сведения судов графств, а клерки по требованию предоставляли рукописные отчеты о судебных процессах — по одному пенни за десять строк. Члены парламента отчитывались перед своими округами, требуя себе жалованье в те дни, когда получали плату от своих избирателей. Сообщается, что в 1449 году депутат от Лайм-Реджиса «остроумно описывал деяния парламента». Подобные упоминания редки и совершенно исчезают к концу XVI века, когда отмерла и практика выплаты жалованья депутатам избирателями.

В XVI веке на повестке дня стояло соблюдение тайны, и парламент стойко оборонялся от попыток внешнего вмешательства вплоть до конца XVIII века. В отчете об обязанностях спикера «Порядок и обычай управления парламентом», опубликованном Джоном Хукером в 1571 году, сказано, что «каждый человек в парламенте должен хранить в тайне и не разглашать секретов того, что делается и говорится в здании парламента, какому-либо другому лицу, не являющемуся членом той же палаты, под страхом изгнания из палаты или другого наказания, назначенного палатой». В задачу парламентского пристава входило не впускать в палату посторонних. Входная дверь была на запоре, а у пристава имелась книга с именами всех депутатов, так что он знал, кого пускать. Любого человека со стороны, которому удавалось проскользнуть внутрь, пристав брал под стражу и не отпускал до тех пор, пока тот не поклянется у стойки палаты не разглашать услышанное.

Причиной тому был попросту страх репрессий, в случае если монарху не понравится то, что говорилось в парламенте. Подобную информацию до короля должен был доносить спикер, который, поскольку выступал лишь по воле палаты, не нес личной ответственности за сказанное. В те времена уже велись протоколы парламентских заседаний. Известен случай, когда Карл I в 1623 году потребовал для просмотра протоколы палаты общин, чтобы проверить, что сказал один депутат, и в 1628 году парламент решил, что «запись клерком речей отдельных людей издавна не сопровождается никакими гарантиями».

И все же даже в начале XVII века, как мы уже видели в первой главе, протоколы велись. Джон Сеймур, бывший депутат от Грейт-Бедвина, был назначен секретарем палаты в 1548 году и сохранил этот пост за собой до самой своей смерти в 1567 году. Он вел дневник, начав с записи петиций, но потом стал перечислять присутствовавших депутатов, распоряжения спикера, а с 1553 года — исход голосований. Следующий секретарь, Фульк Онслоу, был более амбициозен: он стал записывать краткое изложение речей, заслужив за это упреки. Однако палата общин все же согласилась с тем, что кое-какие записи вести необходимо, поэтому был назначен комитет, в задачу которого входила «проверка книги записей клерка» по субботним дням. С тех пор ведение протоколов стало обязанностью младшего секретаря. Поначалу клерк хранил их у себя дома, но в конце концов их перенесли в здание палаты, где большинство протоколов, за исключением «Журналов», было уничтожено пожаром 1834 года. Секретарь палаты лордов хранил свои записи в Каменной башне во внутреннем дворе Старого дворца.

Правило, запрещающее секретарю записывать речи, было подтверждено в 1640 году, когда помощником клерка был назначен мистер Рашворт, а годом позже распространилось и на депутатов. Они не имели права делать списки или печатать речи, которые собирались произнести в парламенте, и выносить их за пределы палаты. В 1681 году палата приняла решение о том, что только результаты голосований и протоколы ведения заседаний можно публиковать ежедневно. С тех пор так и было, за исключением 1702 года. Данные об участии в голосовании отдельных депутатов не публиковались регулярно до 1836 года, а после перечни участвовавших в голосовании разделением обнародовались на постоянной основе, хотя Эдмунд Бёрк рекомендовал делать это еще в 1770 году. Иногда списки голосовавших публиковались в ходе предвыборных кампаний — так было уже в 1689 году, хотя тогдашние выборы ничем не напоминали нынешние.

Члены палаты общин всегда придерживались более строгих взглядов на публикацию речей, чем лорды. Информация, которой мы располагаем о них сегодня, почерпнута из личных дневников депутатов, например «Дневника палаты общин» Уиллоби Д’Юза, опубликованного через целых пятьдесят лет после событий и основанного на записях, которые он делал в качестве члена елизаветинского парламента. Веком позже другой депутат, Эндрю Марвелл, написал своим избирателям о том, что происходило в палате общин с 1660 по 1678 год, а его современник Анкителл Грей вел записи дневных заседаний с 1667 по 1694 год, а затем опубликовал их под заглавием «Дебаты Грея».

XVIII век прошел под знаком ссор между газетчиками и авторами информационных бюллетеней. Последние занимали прочные позиции, и их работа пользовалась большим спросом со стороны знатных семейств, негоциантов и торговцев, желавших знать, какие решения парламент может принять в области налогов, надзора за предприятиями, торговлей и т. д. Авторам информационных бюллетеней было четко сказано, чтобы они даже не пытались совать свой нос в дебаты или другие виды деятельности палаты. В 1722 году этот запрет был распространен и на газеты.

14 мая 1803 года спикер Эбботт записал в своем личном дневнике, что договорился с парламентским приставом, чтобы тот разрешал репортерам занимать свои обычные места в заднем ряду галереи для публики, прежде чем в зал начнут пускать посетителей. Речь идет о старом помещении палаты общин, где не было предусмотрено галереи для прессы. В том же году Уильям Коббетт решил опубликовать свой «Политический журнал» — перепечатку сообщений о дебатах в палате общин из газет, но только без всякой партийной окраски. Он издавал журнал восемь лет, а потом продал свое имущественное право типографу Томасу Гансарду, отец которого, Люк Гансард, был официальным типографом протоколов заседаний палаты общин. Это семейство публиковало отчеты еще восемь лет, и ежедневные отчеты о заседаниях стали называться «Гансардом». Поначалу «Гансард» печатали по системе Коббетта, компилируя газетные сообщения. Тогда, в 1812 году, это был ежемесячный отчет, а не ежедневный, как сейчас, и у него скоро появились конкуренты — например газета «Зеркало парламента», репортером которой в 1830-е годы какое-то время работал Чарлз Диккенс.

Жизнь репортера была полна неожиданностей; могло случиться, что ему и вовсе не удавалось послушать дебаты. Доктор Джонсон основывался в своих репортажах из парламента на разговорах с одним из швейцаров, а в остальном полагался на «память и воображение». Чарлз Диккенс рассказывает, как его не пустил швейцар, «высокий крепкий мужчина в черном», потому что не было мест, но при этом «выразительно поглядывал» на его кошелек. Швейцар был бы оскорблен до глубины души, если бы кто-нибудь назвал этот гонорар взяткой. В то время все сотрудники дворца зарабатывали на жизнь, получая вознаграждение такого рода. Журналистам стало легче жить, когда Вестминстерский дворец перестроили после пожара 1834 года и залы обеих палат снабдили галереями для прессы. На публикации в газетах сообщений о парламентских дебатах в конце концов дали добро, и галереи заполнились джентльменами в цилиндрах. К 1881 году даже провинциальным газетам позволили направлять своих репортеров в парламент. В 1884 году возникло «лобби»: после терактов, осуществленных фениями,[50] доступ в парламент был ограничен, а аккредитованных журналистов пропускали по списку, составленному парламентским приставом.

На этом этапе «Гансард» еще основывался на газетных корреспонденциях, хотя и палата общин, и палата лордов обзавелись в 1812 году собственными стенографистами: им не позволялось записывать выступления в прениях еще примерно лет сто. Изначальный «Гансард» столкнулся с трудностями финансового порядка, и в 1850-х годах ему оказало помощь казначейство. Депутаты требовали более достоверных отчетов о заседаниях, нежели пересказ газетных репортажей, и в 1878 году был создан первый специальный комитет по публикации материалов, отражающих работу парламента. Тем не менее прошло еще тридцать лет, прежде чем специальный комитет решил, что правительство должно взять на себя расходы по изданию полного и подробного отчета о ежедневных заседаниях и по оплате труда стенографистов. С 1909 года оно взяло на себя ответственность за выпуск «Официального отчета», в просторечии по-прежнему именуемого «Гансардом». До тех пор работу передоверяли ряду подрядчиков, нанимавших журналистов на сдельной основе — шесть пенсов за каждые 90 слов. Отчеты по-прежнему представляли собой кое-как сшитые между собой изложения речей, почерпнутые из «Таймс», и примечания. Когда у составителя набиралось достаточно материала, он отправлял брошюру в Канцелярское бюро и получал за нее плату. Брошюра могла выити в свет через месяц после проведения дебатов.

С 1909 года отчеты из палаты общин публиковались ежедневно, а первый еженедельный «Гансард» вышел в 1946 году. Палате лордов потребовалось больше времени, чтобы решить, публиковать или нет информацию о своей работе, поэтому отчеты о ее деятельности всегда издавали отдельно от протоколов палаты общин. Все архивные подшивки «Гансарда» погибли во время воздушного налета в 1941 году, когда палата общин подверглась бомбардировке. Сегодня его выпуском занимаются 83 человека, в том числе 19 репортеров и 22 шифровальщика, использующих как стенографию, так и магнитофонные записи; некоторые из этих людей присутствуют на заседаниях всех комитетов и во время всех дебатов в парламенте в любое время дня и ночи. Депутаты могут получить экземпляр вчерашнего «Гансарда» вместе с протоколами голосования и заседания прямо на дом уже на следующее утро, если только они живут в пределах шести миль от Вестминстера.

«Гансард» подробно освещает все, что было сказано в палате или комитете. Бывает, что репортер из «Гансарда» не расслышал, что сказал депутат, или не знает, как пишется его фамилия. Тогда рассыльный приносит этому депутату записку, когда тот закончит свое выступление: это отпечатанный бланк: «Просьба… прислать его (никогда не «её») конспект». Затем рассыльный приносит этот бланк обратно репортерам. Их задача усложняется тем, что сегодня парламентские ораторы говорят гораздо быстрее, чем двадцать лет назад. Депутат может подойти к репортерам и проверить, нет ли в его отпечатанной речи ошибок, однако никаких изменений в сказанное вносить нельзя. В отчетах «Гансарда» приводятся не только речи, вопросы и т. д., но и указания на шум, которым может сопровождаться чье-либо выступление. Из слов «шум в зале», поставленных в скобки, не всегда можно уяснить, как именно присутствующие реагировали на слова депутата. Конкретные слова — «выкрики с места» — тоже записывают, если их удалось расслышать на галерее. Некоторые депутаты навострились попадать таким образом в протокол, вставляя свои комментарии в тот момент, когда оратор переводит дыхание в конце фразы. Признанным мастером в этом искусстве был депутат Расселл Керр, обладавший к тому же необычайно громким голосом.

Лобби

«Лобби» сегодня составляют около 150 журналистов из списка парламентского пристава, как было заведено в 1884 году. Их следует отличать от репортеров с галереи для прессы, освещающих дебаты, и от очеркистов, записывающих свои впечатления от происходящего в палате. У последних, как сказал депутат от Олдершота Джулиан Критчли, «не жизнь, а малина: превосходный легкий ленч четыре дня в неделю, оплаченный владельцами их газеты; они приезжают сюда в половине третьего и рассаживаются на галерее; в половине четвертого или в четыре по четвергам делают перерыв на чашку первосортного чая; затем кропают свою статейку и отправляются спать». Их хлебом не корми — дай написать о склоках среди депутатов, однако в 1986 году вся галерея для прессы вздрогнула от хруста челюсти под ударом кулака. Два очеркиста из «Дейли телеграф» заспорили о том, кто должен писать сегодня материал. Их коллеги были потрясены. Драться за то, чтобы пойти домой, а не сидеть здесь весь день — это они еще могли понять, но такое…

Теперь лобби состоит уже не из джентльменов в цилиндрах, а из молодых мужчин и женщин, которые не проводят в нем так много времени, как кое-кто из «бывалых» — привычных и многоопытных завсегдатаев зала для депутатов и Библиотечного коридора. Первой женщиной, подавшей парламентскому приставу заявку на пропуск в галерею, была мисс Джулия Блейн из «Уименс пенни пейпер» в 1890 году. Тот сказал ей, что не уполномочен допускать женщин в галерею для прессы. Когда этот вопрос был поднят в палате депутатом Чарльзом Брэдлоу, спикер Пиль ответил, что присутствие женщин «приведет к таким последствиям, которые сейчас даже трудно предугадать». Женщин разрешили пускать только после Первой мировой войны; к 1932 году с их присутствием смирились при условии, что им отведут отдельную уборную. Но даже в 1964 году всего одна женщина регулярно появлялась на галерее. Парламент до сих пор настолько напоминает мужской клуб, что женщинам и сегодня трудно добиться там признания. Джулия Лэнгдон, политический обозреватель из «Дейли миррор», поняла, что «приехала», когда наткнулась на коллегу — пожилого уважаемого журналиста, годами вращавшегося в парламентских кулуарах, — и тот сказал ей: «Джулия, мой мальчик, как дела?»

Задача корреспондентов из лобби, которых Джеральд Кауфман как-то назвал «совершенно тайной организацией, о которой знают все в Вестминстере», заключается в том, чтобы сообщать о подоплеке политических новостей, о том, каким образом правительство принимает решения, и о настроениях, тенденциях и политических событиях в партиях. Они могут поговорить с депутатами в неформальной обстановке в зале для членов парламента, рядом с палатой, куда депутаты приходят, чтобы забрать почту из Почтового бюро, сообщения из Бюро извещений, экземпляр повестки дня и другие документы. Кабинеты парламентских организаторов от политических партий тоже открыты для них. Журналисты общаются с депутатами и в Библиотечном коридоре, зачастую выстраиваясь там во время десятичасового голосования, чтобы перехватить чей-нибудь комментарий, особенно если в этот день «заднескамеечники» партии власти взбунтовались против правительства. Депутаты и корреспонденты из лобби встречаются в баре «У Энни», куда посторонних не пускают. Здесь есть шанс застать правительственных министров без охраны из госслужащих, когда в расслабляющей атмосфере позднего вечера они не столь сдержанны, как обычно. Интриги, утечки информации всякого рода — всё это не ускользнёт от журналиста, соблюдающего главное правило лобби: источник информации раскрывать нельзя. В Вестминстерском дворце все на виду, как в аквариуме, и когда всплывает какая-нибудь история, все начинают припоминать, кто с кем беседовал накануне, пытаясь определить, кто кому мог ее «слить». Другие депутаты попросту очень боятся, порой даже чрезмерно, что высказанное ими мнение попадет в печать.

В середине 1980-х годов систему лобби чаще всего критиковали за приверженность к брифингам по общим вопросам: они ежедневно проводятся в 11 утра на Даунинг-стрит, 10 и в четыре дня в Вестминстере. Еженедельные брифинги, организуемые лидерами оппозиции, теперь посвящены конкретной теме. Журналисты из «Индепендент» не посещают брифинги в знак протеста против системы лобби, а «Гардиан» не приемлет брифингов по общим вопросам. Однако, как и все остальные журналисты, сотрудники этих газет используют другие официальные и ведомственные источники, а также общаются с депутатами по правилам лобби. Премьер-министр не приходит на брифинги на Даунинг-стрит, предпочитая давать интервью СМИ. Брифинги проводит пресс-секретарь премьер-министра, которого никогда не называют по имени, а только обтекаемо: «Даунинг-стрит полагает…», «Министры считают…» и т. д.

Брифинги по общим вопросам имеют целью не распространить информацию о планах правительства, а запустить своего рода пробный шар, проверить реакцию общественности или правильно преподнести новости. Министры стремятся повлиять на общественное мнение через посредников, не принимая на себя ответственности, как выразился бывший секретарь кабинета сэр Роберт Армстронг, когда пытался представить позицию правительства в судебном разбирательстве в Австралии по поводу книги «Спайкэтчер».[51] Принимают ли журналисты на веру все, что сообщает им правительство, или только до определенной степени полагаются на информацию, преподносимую под определенным углом зрения (все ведь хотят представить новости по-своему), зависит от того, насколько они упорны в своем намерении распутать какую-либо историю, и готово ли их издание помочь им в поисках подлинных фактов.

Брифинги замышлялись как способ выдать прессе кое-какую информацию. О их ценности можно поспорить, если вспомнить рассказ министра Джима Прайора. Он сказал Маргарет Тэтчер: «Я знаю, вы думаете, будто я могу проговориться журналистам, и порой такое случается — то намеренно, то случайно. Но, конечно же, и вы так делаете». «Нет, Джим, — ответила она, — я никогда не проговариваюсь». «Ладно, раз вы так говорите, значит, так и есть, но в таком случае проговорятся ваши помощники и пресс-секретари». — «И это вряд ли: они никогда ничего не знают, как же они смогут проговориться?»

Лучше оставить эту историю без комментариев.

Некоторые считают, что между лобби и политиками существуют теплые отношения, когда один покрывает другого, однако набившим себе шишки депутатам, чья «личная жизнь» или политическая карьера оказалась перечеркнута пером журналиста из утренней газеты, в это верится с трудом. Вся эта система была задумана больше для удобства, чем для сохранения тайны, как сказал сэр Том Маккефри, бывший пресс-секретарь Джеймса Каллагэна.

Радио и телевидение

«Не гоняйтесь за министром или депутатом. Этого почти всегда можно избежать: слоняйтесь по коридорам, и «случайно» на них наткнетесь» — таково одно из правил лобби, сложившихся в 1940-е годы. В них чувствуется подозрительное и неоднозначное отношение парламента к средствам массовой информации на всем протяжении его истории. Парламент обычно хотел держать под контролем сообщения о своей работе и поведении своих членов. Идея о радиотрансляциях парламентских заседаний наткнулась на ту же подозрительность и враждебность. Соответствующие предложения были отклонены в 1925, 1936 и 1939 годах, и даже Уинстон Черчилль был вынужден склониться перед решением палаты общин, не позволившей записать и выпустить в эфир некоторые из его речей военного времени. Премьер-министр Эттли отверг эту идею в 1945 году, а Комитет Бевериджа — в 1949-м: «из-за вероятных последствий, которые многие сочтут вредными». До 1941 года у Би-би-си не было никаких представителей на галерее для прессы.

Идея о телерепортажах из парламента была воспринята в 1959 году как выход из ситуации: частично из-за освещения коммерческим телевидением довыборов в Рочестере в 1958 году, а частично из-за того, что к тому времени телевизоры имелись в 75 % домов. Ведущие политики, такие, как Анейрин Бивен и Йен Маклеод, были настроены в пользу телевещания из парламента, и новое правительство учредило специальный комитет, чтобы рассмотреть это предложение в 1964 году. Члены комитета осторожно порекомендовали провести эксперимент с внутренним телевещанием, но даже это предложение было отклонено при голосовании с перевесом в один голос. Однако палата общин разрешила провести эксперимент с радиотрансляцией на протяжении четырех недель. Реакция была благоприятной, но комитет решил, что не стоит тратить государственные средства на «заведомо полемичный проект». В 1971 году Комитет по обслуживанию парламента снова отклонил просьбу Би-би-си о радиотрансляции некоторых дебатов, на сей раз по поводу вступления Великобритании в Европейское экономическое сообщество. Но в 1975 году новый эксперимент с регулярными радиорепортажами («Сегодня в парламенте») не вызвал никаких нареканий — возможно, потому, что был хорошо принят общественностью. Рейтинг программы составил 30 %. Похоже, это убедило политиков.

Ежедневные радиотрансляции парламентских заседаний начались 4 апреля 1978 года, и теперь они привычно выглядят в сетке программ Би-би-си и Ай-ар-эн. Их журналисты присутствуют в лобби и на галерее для прессы, как и газетчики. Некоторые программы, например «В комитетском коридоре», позволяют поглубже окунуться в работу парламента, не ограничиваясь перипетиями «правительственного часа». Сегодня, несмотря на критические высказывания со стороны правительства, трансляции из парламента и политические передачи резко отличаются от первых шагов Би-би-си. До 1959 года эта компания даже не решалась объявить о грядущих всеобщих выборах, настолько она боялась полемики и обвинений в «поддержке какого-либо кандидата». Она даже строго соблюдала «правило 14 дней», установленное парламентом, но предложенное самой Би-би-си во время Второй мировой войны: согласно этому правилу Би-би-си не могла передавать никаких дискуссий на темы, подлежащие обсуждению в парламенте в ближайшие две недели. Осознав свою ошибку, Би-би-си попыталась добиться отмены этого правила в 1950-е годы, однако парламент не шел на уступки до 1956 года. И Черчилль, и Эттли воспротивились отмене этого правила: Черчилль — потому что «было бы возмутительно, если бы дебаты в палате раз за разом оказывались предвосхищены высказываниями людей, не обладающих статусом и не облеченных ответственностью членов парламента». Невероятная робость Би-би-си и патологическая любовь к таинственности британского истеблишмента привели к тому, что радиотрансляции из британского парламента сильно припозднились по сравнению с другими западными демократиями, большинство из которых разрешило такие передачи сразу после Второй мировой войны.

Телевещание из парламента оказалось еще более твердым орешком. Чтобы проверить настроение общественности, «заднескамеечники» внесли ряд законопроектов с десятиминутным обсуждением: 4 июля 1978 года (провален 181 голосом против 161), 30 января 1980 года (заместитель спикера подал свой решающий голос против), 15 декабря 1981 года (провален 176 голосами против 158), 13 апреля 1983 года — только для специальных комитетов и 2 ноября 1983 года (поддержан 164 голосами против 159). 8 декабря 1983 года палата лордов проголосовала (74 голоса против 24) за шестимесячный эксперимент по телетрансляции своих заседаний. Передачи начались 23 января 1985 года и ведутся на постоянной основе с 1986 года.

В 1988 году палата общин в одиннадцатый раз с 1966 года голосовала по вопросу о телевещании из парламента и на сей раз высказалась «за» с удивительно большим перевесом в 54 голоса, несмотря на противодействие со стороны премьер-министра и явное большинство в парламенте, принадлежащее консерваторам. Привычные аргументы против телепередач из парламента прозвучали снова: телевидение-де исказит саму природу дебатов, депутаты станут пытаться любыми путями «попасть в телевизор», работа, проводимая вне зала заседаний, никак не будет отражена, трансляции будут способствовать нарушению правил поведения в галерее для публики и в зале палаты.

Дело было передано на рассмотрение специального комитета, который к моменту написания этой книги еще не представил своего доклада. Когда доклад будет готов, парламент должен принять решение о проведении шестимесячного эксперимента по телевещанию из палаты общин. Если это произойдет и если эксперимент приживется, Великобритания станет двадцать второй из 24 промышленно развитых стран, где разрешена телетрансляция заседаний парламента: исключения составят лишь Новая Зеландия и Ирландская Республика.[52]

Судя по канадскому эксперименту, телерепортажи из парламента на первых порах произведут смятение, но через несколько месяцев депутаты станут работать так же, как и прежде. Возможно, некоторые будут постоянно думать о том, что на них смотрят, и даже станут к этому стремиться, но так было всегда. В дневниках Грея есть такая запись от 6 ноября 1689 года о поведении некоего полковника Бирча: «На мне сегодня новый парик, так что прошу палату хорошенько поглядеть на меня, прежде чем выслушать».