Свое и чужое

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Свое и чужое

Строго говоря, термин «мифологическое мышление» – некорректен. Мышление предполагает некий анализ, опору на логику, а то, что правильнее называть мифологическим мировосприятием опирается только и исключительно на эмоции.

Там, где включена эмоциональная оценка, там логика изгнана безжалостно и безнадежно. Там начинается дремучий лес мифа.

He будет преувеличением сказать: все, что мифологично, – все эмоционально. И наоборот тоже почти все.

Граница между логикой и мифом проходит по категории «свое – чужое».

B научных работах неоднократно подчеркивается, что при мифологическом восприятии все «свое» воспринимается благим, все «чужое» – загадочным и враждебным. Ho ситуация жестче, и это важно именно применительно к Толкину.

«Свое» и «чужое» воспринимаются эмоционально: «свое» – положительно, «чужое» – отрицательно. Объективные качества того и другого не играют при этом ни малейшей роли! «Чужое» плохо не потому, что имеет недостатки, оно плохо по той простой причине, что оно – чужое. И если никакие аргументы относительно достоинств вещи, личности, местности, воспринимаемой как «чужое», не воспринимаются – можно с уверенностью говорить: здесь мифологическое мировосприятие.

Говоря языком классической науки, «свой» мир упорядочен социально, религиозно, этически, его бытие основано на законах, это единственно «настоящий», «реальный», «правильный» мир. Мир «чужого» – непонятный, таинственныи, потенциально опасный, почти всегда смертоносный – это все, что находится за пределами «своего» (территории данного племени или народа). «Чужое», «иное» – миры богов, страна мертвых, леса и моря, где обитают духи и животные, или же соседнее племя, которое воспринимается как не вполне люди и почти непременно колдуны.

Теперь полистаем «Властелина Колец».

Самым разным народам, населяющим Средиземье, свойственно все «свое» воспринимать единственно правильным и неоспоримо благим, а ко всему «чужому» относиться настороженно, а нередко и враждебно. Любой обитатель Средиземья – будь то хоббит, эльф, гном или человек – воспринимает земли другого народа как иной мир, непонятный и потенциально опасный. Все, что лежит за границами родной страны, видится дурным либо грозящим бедой: хоббиты даже ближайших своих соседей – жителей поселения Брыль – не говоря обо всех остальных, живущих за пределами Шира, считают «заблудшими недотепами» и полагают «не стоящими внимания». Эльфы, враждующие с гномами, предпочитают не приближаться к горам, а гномы, в свою очередь, не любят лесов – прибежища Дивного Народа, при этом опасаясь эльфов именно как чародеев. Даже персонажи, которым безусловно свойственна мудрость, не избегают страха перед соседями-«чужими»: Келеборн, Владыка Лориэна, предостерегает Хранителей против леса Фангорна, советуя миновать его в пути, Фангорн же в разговоре с хоббитами отзывается о Лориэне так: «Я поражен, что вам удалось самим выбраться оттуда». Благородство, воинская доблесть и помощь в битвах – эти достоинства ничего не значат перед древнейшим неприятием: люди Рохана так отзываются о следопытах Севера: «Ни эльфов, ни их родичей нам не надо. И без того времена смутные».

Ho эти представления, свойственные обыденному мышлению, еще, строго говоря, суть только отголоски мифологичности. Настоящее непримиримое противостояние «своего» и «чужого» начинается с введением образа врагов.

Для Толкина категории Добра и Зла носят онтологический характер. Это означает, что Добро и Зло в его мире объективны, они не зависят от личных качеств носителя, подобно тому, как любые вещи больного чумой нужно уничтожить, без различия их качества и ценности.

Орки Толкина являются злодеями и разрушителями по той причине, что они – орки. Соответственно, единственное действие героев по отношению к ним – безжалостное истребление. Этот аспект мира Толкина вызывал, вызывает и будет вызывать наиболее ожесточенные споры и неприятие, особенно в русскоязычной среде.

Как будет показано в главе о субкультуре толкинистов, русский фэндом в своей массе не принимает идею онтологического Зла. He говоря о таких произведениях, как «Черная Книга Арды», где положительное и отрицательное просто меняется местами или сентиментальных юношеских текстах, где орки способны исправиться, даже в тех русских произведениях о Средиземье, где Саурон – злодей, а орки – вражеский свирепый народ, эти силы предстают не злыми по своей природе, а жестокими в силу сознательного выбора или обстоятельств. И закономерно возникают образы, которых нет и не может быть у Толкина, – женщин и детей орков. B сравнительно недавних текстах они изображаются жестокими, но они есть.

Рассматривая противопоставление «своего» и «чужого» в более мягком и более магическом аспекте, обратим внимание на определенного рода обоюдную «невидимость», характерную для существ, принадлежащих разным мирам: о хоббитах в Средиземье мало кто знает, эльфы редко показываются, энтов почитают за старые сказки.

Признаки изначальной чуждости одного мира другому можно найти и в том, каким образом протекает непосредственный контакт миров, в каком бы виде он ни происходил: так, например, благой мир отпугивает враждебный – песнь эльфов мешает назгулу на ночной дороге у границ Шира продолжать погоню за хоббитами; речь назгулов воспринимается хоббитами как устрашающий вой; мечи, сработанные эльфийскими кузнецами, начинают светиться голубоватым огнем, если поблизости оказываются враги – орки; Горлум испытывает отвращение и боится всего, что имеет отношение к эльфам, – веревка из Лориэна обжигает его, он не может есть лембас – эльфийскую пищу; имя Элберет и свет фиала Галадриэли разрушает чары Безмолвных Стражей крепости Кирит Унгол.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.