По следам сгоревшего клада

Московская старина богата на легенды. Передаваясь из уст в уста, эти предания давно стали частью городского фольклора и подробно пересказаны в толстых фолиантах типа «Старой Москвы». Но почти все они относятся к прошлым векам – наше время скупо рождает легенды. Тем интереснее история, случившаяся в 1966 году в одном из московских дворов. Частью утратив подлинные и приобретя фантастические подробности, эта история давно стала легендой, хорошо известной многим коренным москвичам…

…После смерти скромно жившей старушки ее наследники первым делом постарались избавиться от матраса, на котором умирала бабушка. Матрас вынесли во двор и бросили в костер. И каков же был ужас незадачливых наследников, когда из лопнувшего от огня матраса начали вываливаться пачки новеньких десятирублевок, сгорая прямо на глазах!

На место события примчались корреспонденты «Известий». Так в этой газете появилась небольшая заметка под названием «Клад в огне». И пошла гулять по городу, обрастая слухами и фольклорными подробностями, байка о скупой старухе, сгоревшем капитале и оставшихся с носом наследниках…

У нас в одной компании как-то зашла речь об этом случае.

– А вы знаете, что я не только жил в этом дворе, но и сам был участником этой истории? – вдруг сказал один из собеседников.

Вот это да! «Ну-ка, ну-ка, поподробнее!» – тут же пристали мы к Андрею Н. – так звали нашего рассказчика.

– На самом-то деле владельцем клада была не старуха, а ее муж, – начал свой рассказ Андрей. – Мне было тогда шесть лет, и его я помню плохо. Жил он в нашем доме, во втором подъезде, часто болел, а весной 1966 года умер. Его вдова осталась жить на крошечную пенсию. Денег ей не хватало, и ее часто видели у церкви на Соколе или у Ваганьковского кладбища, где она стояла с протянутой рукой («Известия» интерпретировали это так: «В округе она была известна как женщина набожная, знающая цену копейке»). От такой ли собачьей жизни, от другого ли, но к осени старушка тоже отдала богу душу.

А в серенький октябрьский понедельник утром молодой парень потащил по двору и выбросил на помойку старый облезший матрас, на котором поочередно кончили свою жизнь оба старика. В то время наши дома стояли прямо у края огромного оврага, на дне которого находился большой тарный склад. В конце двора стояли мусорные баки и небольшой голубой фургончик, где хранил свое имущество дворник, и за этот фургончик, в овраг, жители нашего двора выбрасывали всякий «крупногабаритный» мусор. Полетел туда и матрас…

Для нас, мальчишек, с посещения этих райских кущ за фургончиком начиналось тогда почти каждое гулянье. Здесь можно было найти массу полезных вещей – от стопки старинных книг с «ятями» до отличных ножек от венских стульев – превратив их в «винтовки», мы гоняли с ними по оврагу, играя в войну. Как-то раз мы здесь нашли даже более десятка пар новеньких офицерских погон. Нет нужды говорить, что в тот день все мальчишки нашего двора щеголяли в погонах.

В этот день за фургончиком валялся старый матрас. Он был пружинный, и на нем можно было прыгать. Если бы я знал, на чем я тогда прыгал!

К вечеру во двор вышли ребята постарше. Я помню только одного из них – его фамилия была Хлебников, и во дворе его звали просто Хлеб. За фургончиком заполыхал костер – любимое развлечение. Помню, я сам помогал его разводить. В это время меня позвали ужинать. А спустя полчаса, когда я уже сидел за столом и уныло уплетал ужин, вспоминая об оставленном костре, мы вдруг увидели, что во дворе начался переполох…

Позже выяснилось, что костер вовремя потушил сторож тарного склада. Испугавшись, что огонь буйно полыхавшего костра перекинется на его объект, он пришел сюда в сопровождении черной флегматичной собаки Динги. Рассказывали, что именно сторож первым увидел, как горят выпавшие из лопнувшего матраса пачки денег, и крикнув ребятам: «А ну, марш отсюда!», принялся гасить пламя.

Но это мы узнали уже потом. А пока столпившиеся во дворе люди оживленно обсуждали небывалое происшествие.

– Ты представляешь! – сообщили мне вернувшиеся с улицы родители. – Там, в матрасе, оказывается, был клад!

– Это в том, который лежал у фургончика? – невинно спросил я.

– Ну да!

– Так мы же прыгали на нем сегодня весь день!

Немая сцена.

Появилась милиция. Как позже написали «Известия», эта была опергруппа 124-го отделения во главе с младшим лейтенантом Г. Крыловым. Их взору предстала следующая картина: «Несколько подростков разгребали палками пепел затухающего костра. Крылов обратил внимание на клочок обгоревшей бумаги. Луч фонаря осветил 100-рублевую купюру. Больше ничего не было…»

Милиция ходила по двору, собирала деньги. Люди сдавали обожженные банкноты. Часть денег вернули ребята: «Ученики Сережа Кульшин, Вова Денисюк, Витя Хлебников, Юра Королев и другие деловито передавали им 25, 50 и 100-рублевые банкноты, слегка тронутые огнем. Сумма денег росла». Сколько денег сгорело, сколько разошлось по рукам – о том уже никто не узнает…

Вечером к нам зашла возбужденная соседка. «Вы только представьте, – говорила она, – я ждала мужа, хотела этот матрас себе на дачу забрать, одна-то я его не унесу. А этой пьяни все нет и нет! А если бы он вовремя пришел…» – «А наш Андрюшка на этом матрасе полдня скакал!» – в свою очередь сообщила мама. Обе женщины горестно вздохнули…

И было о чем вздыхать – в сгоревшем матрасе находилось около 10 тысяч рублей! По нынешнему курсу это составило бы 13–15 тысяч долларов. И сегодня от такой суммы вряд ли кто откажется, а уж в то время это были просто баснословные деньги.

Эти деньги старик «заработал», состоя на службе в овощном магазине. Видимо, он прятал свой капитал даже от жены – не зря после его смерти вдова пошла побираться. На тот свет забрать сокровище дед не сумел, оставить его жене и сыну не позволила жадность. Так и сгорели денежки в детском костерке на склоне заросшего бурьяном оврага…

Впрочем, сгорели, да не все. Кое-кто, видать, не зря бегал в тот сентябрьский вечер к костру. Спустя несколько месяцев можно было видеть, как то в один, то в другой подъезд втаскивают коробку с телевизором, или, пыхтя, заволакивают неуклюжий холодильник. Хотя, вообще говоря, благосостояние советского народа в то время росло…

Так закончил свой рассказ Андрей Н. Не поленившись, я разыскал в «Известиях» за 5 октября 1966 года небольшую заметку о сгоревшем кладе. Адрес события в заметке не упоминался.

Так где же случилось это происшествие? Я позвонил Андрею.

– На улице Тухачевского, – ответил он, – во дворе между домами № 22 и № 24.

Готовя эту публикацию, я вместе с Андреем съездил на это место. Овраг давно засыпан и застроен новыми многоэтажными домами, исчезли и свалка, и голубой фургончик. Только тонкий молодой тополь одиноко тянется ввысь, отмечая место той давней, ставшей легендарной, истории.