Муниципальные службы
Муниципальные службы
Связь с центральной властью
Столичная администрация находится в теснейшей зависимости от государственной, поскольку лица, несущие ответственность за функционирование первой, в то же время являются крупными чиновниками имперского уровня. Эта зависимость, или, если угодно, смешение функций, выражается прежде всего в том, что великий визирь выступает в роли главы как столичной, так и государственной администрации, то есть отвечает и за ход дел во всей Империи вообще, и за их состояние в Стамбуле в частности. Мы уже видели, что заседания Дивана по средам посвящены Стамбулу и что по их завершении великий визирь инспектирует базары и рынки города. Он направляется на выполнение этой миссии, сопровождаемый большим кортежем. Кортеж открывается гарцующими субаши и асесбаши (офицерами полиции) вместе с их подчиненными, за ними следуют заместитель стамбульского кадия, чавуш Порты, чавушбаши, стамбульский кадий, ага янычар и представители корпораций (торговых и ремесленных цехов); наконец появляется великий визирь в окружении пеших солдат своих чиновников, а все это внушительное шествие замыкается эскортом из военной кавалерии. Вот так великий визирь прямо с заседания Дивана направляется сначала в Ункапаны, где находятся правления корпораций, затем — в Емиш Искелеси, где великий визирь производит контроль над ценами на фрукты, и, наконец, — на рынок овощей и на бойни для проведения аналогичной проверки цен на соответствующие товары{170}. Впрочем, великий визирь, поглощенный общеимперскими делами, довольно часто делегировал власть над столицей своему заместителю, каймакаму, визирю высокого ранга, который вследствие этого становится главным ответственным за действия столичной администрации{171}.
Между тем шейх-уль-ислам, имея в подчинении всех кадиев города и будучи главой всего имперского правового аппарата, утверждает или, напротив, отвергает административные акты, касающиеся Стамбула, а также решает в последней инстанции религиозные вопросы, выдвигаемые на его рассмотрение коллективно или индивидуально. Ага янычар, капудан-паша и топчубаши (командующий артиллерией) также имеют свои обязанности, связанные со столицей. К ним следует, пожалуй, добавить и должность кызлар-агасы — это глава чернокожих евнухов, в компетенцию которого входит управление благотворительными фондами и, соответственно, контроль над благотворительными учреждениями в масштабе города. Таким образом, существуют крепкие связи между общеимперским правительственным аппаратом и столичным муниципальным. Хотя нет документа, точно определяющего функции последнего, довольно легко представить себе достаточно подробную схему, отражающую его структуру и различные области его деятельности. Городские службы могут быть классифицированы примерно так: судебная деятельность и судебные учреждения, полиция, надзор за путями сообщения, снабжение продуктами питания и рынки (а следовательно, и корпорации), благотворительные фонды и учреждения.
Судебный порядок
Судебная администрация представляет собой один из главных организмов столицы, так как ее жители, относящиеся даже и к религиозным меньшинствам (не говоря уже о мусульманском большинстве населения), подчинены кораническому закону и подзаконным актам — к тем именно правительственным постановлениям, что регулируют городскую жизнь. Следить за соблюдением этого закона и производных от него правительственных актов обязаны в первую очередь кадии. Первое место среди них принадлежит кадию Стамбула, за ним следуют кадии Галаты, Эюба и Ускюдара. В подчинении у них находятся наибы, выполняющие идентичные функции в менее крупных округах судебного надзора (нахие). От стамбульского кадия зависит и мухтесиб, инспектор рынков и контролер корпораций.
Кадии прежде всего играют роль судьи: «Кадии — это судьи, это бальи и прево[7]. Это на их суд выносятся обычные спорные вопросы между обывателями, только в их присутствии заключаются браки, с их санкции рабы отпускаются на волю…»{172} На них же возложена обязанность служить связующим звеном между правительством и корпорациями. Они передают ответственным лицам в корпорациях правительственные решения и, с другой стороны, принимают жалобы ремесленников или торговцев, представленные в Диван. После того как вопрос достаточно глубоко изучен, следует решение, которое спускается кадию для исполнения. В том, что касается корпораций, кадию ассистирует мухтесиб или ихтисаб-агасы: их роль представляется первостепенной при рассмотрении вопросов, относящихся к компетенции полиции рынков{173}. Помимо этого, кадии занимаются теми финансовыми вопросами, которые касаются распределения налогообложения между мусульманами и немусульманами, или же — изъятий от уплаты налогов, которые предоставляются благотворительным и другим богоугодным учреждениям. В качестве судей физических и юридических лиц (последнее относится прежде всего к корпорациям) кадии наделены полномочиями контроля, наблюдения и наказания. Наиболее распространенный вид наказания — это избиение палками: «У них очень в ходу способ наказания правонарушителей палочными ударами. Они сбивают спесь с гордецов и в то же время щадят жизнь тех, кого не хотят казнить»{174}. Если преступление достаточно серьезное, обычным наказанием бывает тюремное заключение, причем судебные процессы никогда не затягиваются надолго: «Впрочем, во всем мире не сыскать страны, где бы правосудие, как уголовное, так и гражданское, отправлялось с такой быстротой. Самые крупные и запутанные процессы занимают три-четыре дня…»{175} Европейские путешественники изумлены не только такой быстротой, но и беспристрастием турецких судей, перед которыми мусульмане, христиане или евреи, без какой-либо дискриминации на религиозной основе, вольны высказывать свои жалобы и просьбы, «не имея нужды в адвокатском красноречии для защиты правого дела»{176}.
Кадии, по правилу, не знающему исключений, — выпускники медресе, высших учебных заведений, готовящих, вообще говоря, улемов, то есть знатоков богословия и юриспруденции, а в Османской империи — в области юриспруденции преимущественно. Некоторые из этих выпускников занимают, при благоприятном для них стечении обстоятельств, должности кадиев, но последние, стоит это подчеркнуть снова, всегда выпускники медресе. Кандидат на один из правительственных постов должен к тому же быть выпускником какого-либо из больших медресе Стамбула или, по меньшей мере, Бурсы или Адрианополя. Кроме того, этот кандидат должен быть обладателем особого сертификата, дозволяющего ему занимать официальный пост. К перечню этих условий следует присоединить еще одно, причем немаловажное: за плечами кандидата должен успеть накопиться минимум двадцатилетний стаж собственного обучения и преподавания другим. И, таким образом, кандидаты на искомый пост в высшей администрации очень редко бывают моложе сорока лет. Знакомство с турецкими хрониками и архивными документами показывает достаточно ясно, что подбор таких кадров на высокие судейские и религиозные должности производится в довольно узком кругу, в который посторонним вход возбраняется. Было бы очевидным преувеличением утверждать, что пост кадия переходит, так сказать, «по наследству» от отца к сыну. Но нельзя сказать и что должности такого уровня достигаются путем свободного конкурса между соискателями. Особенно тесен круг лиц, претендующих на посты столичных кадиев.
Кадии осуществляют юрисдикцию в подведомственном им округе (каза, или кадилык){177}. Каза стамбульского кадия простирается лишь на собственно Стамбул — в узком смысле этого топонима. Казы Галаты и Ускюдара подразделяются на нахии, в которых судебная власть исполняется наибами{178}. Наибы — тоже выпускники медресе, но от них не требуется предварительного послужного списка, и вступают они в свою должность в силу назначения их соответствующими кадиями. Так, наибы в Стамбуле и его пригородах назначаются стамбульским кадием. В окрестностях Стамбула наибы имеются лишь в относительно многолюдных местечках — таких, как Бешикташ, Ортакёй, Арнавуткёй, Бейкоз. В своем округе наиб пользуется практически теми же полномочиями, что и кадий. Фактически вся судебная администрация только и состоит, что из кадиев и наибов.
Полиция
В Стамбуле роль полиции далеко не сводится к тому, чтобы денно и нощно блюсти общественную безопасность. Помимо решения этой, самой главной задачи она инспектирует рынки и базары, фиксирует нарушения коранического закона, султанских регламентов и установленных обычаев. Полицейские не обладают правом санкций, которое является прерогативой кадиев, но между теми и другими налажено тесное сотрудничество.
По сути, отсутствует единый начальник, ответственный за всю столичную полицию, так как она распределяется между несколькими большими секторами, командование над которыми доверено высшим армейским офицерам. К примеру, ага янычар начальствует над полицией всего Стамбула, за исключением территорий дворца, Святой Софии и Ипподрома, которые находятся в ведении полиции под руководством джебеджибаши, шефа оружейников. Топчубаши, командующий артиллерией, имеет свою резиденцию в Топхане и, соответственно, блюдет порядок в кварталах Топхане и в Пере. Капудан-паша, великий адмирал, отвечает за кварталы Касим-паши, Галаты и других пригородов, расположенных на северной стороне Золотого Рога. И, наконец, бостанджибаши, номинально глава садовников Сераля, а фактически шеф телохранителей султана, осуществляет наблюдение над всеми резиденциями государя, в частности над теми дворцами, что находятся за пределами собственно столицы — на берегах Босфора.
Упомянутые должностные лица занимают высшие ступени служебной иерархии, основная задача которой — обеспечение в столице безопасности и порядка. За ними следуют служащие меньшего ранга, которые входят уже в непосредственный контакт с населением: мухзир-ага, асесбаши и субаши.
Мухзир-ага — офицер, командующий ротой янычар, но выполняющий, в отличие от прочих командиров, функции совершенно особого рода. Прежде всего он выступает в роли представителя янычар перед великим визирем и обеспечивает одновременно безопасность последнего. Далее, он вместе с визирем решает все спорные вопросы, касающиеся янычар. Наконец, он и его люди обязаны задерживать и наказывать янычар в случае правонарушений и преступлений. Наказание производится, как правило, немедленно и прямо на месте по приказу мухзир-аги его подчиненными, вооруженными фалаками{179} и палками. Короче, мухзир-ага — начальник своего рода военной полиции, полевой жандармерии, которая поддерживает порядок исключительно среди янычар в столице.
Что касается асесбаши и субаши, то они имеют дело лишь с гражданским населением. Первый, по словам историка XIX века,{180} несет ответственность за поддержание порядка в столице ночью, а второй — днем.
Асесбаши выполняет множество задач. Первая из них — обеспечение порядка в темное время суток. Улицы погружаются в темноту, и «для предотвращения ночных беспорядков всем, без исключения, запрещается ходить по городу после захода солнца; впрочем, правило это отменяется в месяц рамадан»{181}. В приведенной выше цитате все-таки имеется некоторое преувеличение. По ночным улицам ходить все же разрешалось, но с одним непременным условием: идущий должен был нести с собою зажженный фонарь, что, однако, делалось не всегда. В обязанность агентов асесбаши входило задержание нарушителей этого правила. Их не препровождали в тюрьму до рассвета и даже не избивали палками, а всего лишь передавали в распоряжение владельцев хаммамов (турецких бань), на которых задержанные и работали до полудня. Их трудовая деятельность состояла в том, чтобы подносить дрова к печи, нагревающей баню. Работа была грязной (в буквальном, конечно, смысле слова), так что правонарушителей, которых отпускали на волю при свете дня, прохожие распознавали безошибочно по пыльной и запачканной одежде. Недавних заключенных так и называли: кюльханбеи — «люди от печи», и эта кличка имела такие дополнительные значения, как «хулиганы», «воришки», «плуты» и т. д. Были, впрочем, и другие наказания, на которые люди асесбаши не скупились, если поверить на слово Эвлийи Челеби: «Солдаты ночной стражи буквально гоняются за запоздавшими обывателями, задерживают их, избивают, подвергают всяческим издевательствам, заковывают в кандалы… Свирепые и мерзкие люди»{182}. Но можно ли ему верить, если он, как известно, на дух не выносил любого полицейского?
Во всяком квартале имеются свои ночные сторожа или бекджи, которые поставлены под начало асесбаши. В одном из указов конца XVII века встречается отрицательная оценка этих нередко старых и, следовательно, не способных к полицейской службе людей; указы предписывают корпорациям выделить на каждый квартал по два человека, которые зажигали бы фонари, установленные в определенных местах, и ходили бы дозором до утра; указывалось также, что любой ночной гуляка, с фонарем или без него, должен понести наказание{183}.
Субаши, также офицер янычар, имеет более широкий круг обязанностей по сравнению с мухзир-агой и асесбаши. Он обеспечивает порядок в городе в светлое время суток, вместе с мухтесибом следит за тем, чтобы регламенты, касающиеся деятельности ремесленников и торговцев, соблюдались и теми и другими должным образом. Помимо этого, он задерживает пьяных, злоумышленников, бродяг и вообще лиц, не внушающих доверия и, если надо, подвергает их наказаниям. «С участниками пьяных ссор, драк и другими нарушителями общественного порядка поступают сурово. Наименее виновных избивают палками по заду, но не только по нему… Обычно их укладывают на землю и дают две-три сотни ударов тростью по животу и по подошвам ног. Тех, кто при торговле обвешивает и обмеривает покупателей или продает свой товар по чрезмерно высоким ценам, прибивают гвоздями сквозь уши к двери или к стене и оставляют в таком беспомощном состоянии на целый день, чтобы обманутые ими могли высказать им свое негодование и презрение…»{184} Или же виновным в обвешивании надевают на шею колодку и так проводят в ней по городу{185}. Все это — помимо наложенных на них штрафов, частично идущих в пользу субаши. Его агенты имеют самую ужасную репутацию: «Это люди, не знающие жалости…»{186}, а сам субаши — «очень злой человек, который стремится обогатиться за счет любого»{187}.
По сведениям иностранных наблюдателей, убийства происходят редко: «Если такое случается, то — по причине вспышки гнева или во время грабежа на большой дороге»{188}. Число убийств невелико в силу того, что, если убийца не найден, жители того квартала, где преступление совершено, должны заплатить большую пеню — «плату за кровь»: 40 тысяч акче, согласно Дю Луару, или 500 пиастров, согласно Тевено. Сумма в самом деле крупная, и убийцу чаще всего задерживают быстро. Помимо людей, которые действуют непосредственно под командой упомянутых полицейских офицеров, имеются еще и иные агенты, выполняющие особые задания. Так, бёджекбаши{189} специализируется на розыске и задержании воров; его подчиненные, «полицейские в штатском» (среди которых есть и женщины!), пользуются высокой репутацией. Они по большей части рекрутируются в криминальном мире, и нужно думать, что бёджекбаши широко пользуется услугами осведомителей.
Салмабаш чукадар под своим началом имеет переодетых агентов, которые ведут наблюдение над публичными местами: рынками, базарами, кафе, тавернами, банями и т. п. Они следят за тем, чтобы янычары не учиняли драк и скандалов, чтобы проститутки не занимались своим ремеслом в людных местах и на кладбищах. Ежедневно салмабаш чукадар представляет доклад высшим начальникам, в котором, помимо прочего, находит отражение и «состояние умов», настроения публики.
Благодаря разветвленному полицейскому аппарату, системе наблюдения и слежки Стамбул может считаться вполне благополучным городом — с точки зрения безопасности его жителей перед лицом криминальной угрозы. Принимая во внимание политическое, экономическое и социальное его значение, легко понять первостепенную заинтересованность властей в том, чтобы население столицы жило и трудилось в атмосфере полного спокойствия и чтобы оно само спокойствие это не нарушало и не выходило за рамки законности. Что, впрочем, не стало препятствием для неоднократных восстаний и уличных беспорядков в течение XVII века. Их зачинщиками, правда, выступали, по большей части, янычары: в период с 1632 по 1686 год они поднимали мятежи семь раз, между тем как корпорации выходили на улицы только два раза — в августе 1651 года и зимой с 1668 на 1669 год. Гражданское население города, видимо, отдавало себе отчет в той степени риска, который она навлекает на себя при прямой конфронтации с властью. Силы полиции, стало быть, можно назвать одним из самых существенных элементов стабильности в государстве.
Городское управление, благоустройство, проблема чистоты
Такой большой город, как Стамбул, ставит вопросы городского управления и городского благоустройства столь настоятельно, что правительство не в состоянии ни игнорировать их, ни откладывать решение на неопределенное будущее. Это было очевидно для всех его правителей, но особенно для Сулеймана Великолепного, который хотел превратить город в достойную столицу завоеванной им великой Империи. С другой стороны, было необходимо размещать, кормить постоянно возрастающее городское население, обеспечивать его питьевой водой и водой для прочих нужд, обеспечивать чистоту улиц и т. д. Все это задачи не для военных и не для религиозных судий, а для гражданских чиновников, интендантов, или, точнее, для эминов — секретарей, кятибов — писцов, которые, вообще говоря, входят в штат имперской администрации, но чья деятельность практически ограничивается Стамбулом.
Первый из упомянутых чиновников — шехир эмини (шехрэмини), то есть городской префект, в котором некоторые историки ошибочно усматривают преемника византийского эпарха. Должность эту учредил Мехмет Завоеватель, и с его времени, то есть с самого начала, шехир эмини заведует строительством и восстановлением зданий в столице; позднее к его обязанностям добавилось снабжение города водой. При решении этих задач шехир эмини опирается на троих своих помощников — мимарбаши, то есть главного архитектора, суназири, инспектора по вопросам водоснабжения, и, наконец, на тахир субаши, или чёплук субашиси, ответственного за городскую собственность.
Никакое строительство не может быть в Стамбуле предпринято без разрешения мимарбаши. Разрешение это не освобождает, однако, от необходимости испрашивать разрешение и у шехир эмини, который отвечает в последней инстанции за все. Когда дело идет о сооружении публичных или религиозных зданий, шехир эмини предоставляет деньги, рабочую силу и материалы. После разрушений, причиненных пожарами, эти разрешения на реконструкцию, как легко предположить, выдаются с большей щедростью. «Дозволение строить», выдаваемое шехир эмини, может быть получено только по уплате «налога на строительство», который принимается бина эмини, интендантом по строительству, занимающимся финансовой стороной строительства. Агенты мимарбаши проверяют во всем городе состояние зданий, жилых домов или других построек, старых или новых. Если они замечают, что какой-либо дом грозит обрушиться, или констатируют строительство какого-то здания с нарушением утвержденных правил, то они вправе отдать распоряжение о сносе дома или о наказании штрафом или иным способом строителей или владельца. Впрочем, всегда имеются возможности закончить дело миром, среди которых бакшиш играет далеко не последнюю роль.
Мимарбаши вместе с суназири несет ответственность за накопительные водоемы и акведуки, суйолу, обеспечивающие водоснабжение Стамбула. Римляне и византийцы решали эту проблему строительством цистерн и акведуков. Ко времени турецкого завоевания Константинополя некоторые из цистерн были в плохом состоянии, и Мехмет II велел их восстановить, как и древние акведуки. Но с особым рвением за эту задачу взялся Сулейман Великолепный, который в связи с наплывом населения в его столицу столкнулся с трудностью обеспечения города все большим количеством воды. Султан трудность эту преодолел, соорудив новые акведуки, приведшие воду в Стамбул из естественных водохранилищ, разбросанных по окрестным холмам в треугольнике между Черным морем, Золотым Рогом и Мраморным морем. Знаменитый архитектор Синан внес свой весомый вклад в это широкомасштабное предприятие. Помимо этого, источниками хорошей питьевой воды в городе служат фонтаны, строительство которых считается богоугодным делом{190}, а потому осуществляется как султанами, так и частными лицами. Различаются фонтаны монументальные, себиль, и скромные, имеющиеся в каждом квартале, — чешме{191}. Город, как представляется, не испытывал недостатка в воде, даже когда случались засухи. Водоснабжение — система, действующая безотказно.
Чистота улиц и своевременная уборка отбросов и мусора входят в круг обязанностей чеплук субаши. К сожалению, сохранилось очень мало сведений об этом персонаже, упоминаемом Эвлийей Челеби. Известно только то, что под его началом работают арайиджиян (буквально: поисковики), то есть мусорщики и тряпичники. Эвлийя Челеби говорит, что «эта корпорация зависит от субаши чеплука; она объединяет людей, занятых тем, чтобы заполнить свои корзины отбросами, навозом, мусором, — всем тем, что они собирают по домам и на улицах; затем эти люди сваливают все собранное ими в наклонные желобы на морском берегу, выбирают оттуда то, что может им оказаться полезным, остальное же сбрасывают в воду…»{192}. Впрочем, приказы, отдаваемые кадием Стамбула, содержат предупреждения ответственным за чистоту в городе относительно того, что некоторые улицы, кварталы и рынки особенно грязны и завалены нечистотами. Предписывается, чтобы всякого рода мусор и пищевые отходы сбрасывались в море. Добавляется также, что ответственные за порядок в кварталах, управляющие благотворительными фондами, имамы мечетей, представители корпораций обязаны следить за чистотой помещений и территорий, находящихся под их контролем, — иначе они будут подвергнуты наказаниям{193}.
Контроль над снабжением и рынками
Одной из самых важных административных служб столицы, безусловно, должна быть признана та, что обеспечивает снабжение жителей продуктами питания всех видов, равно как и сырьем, необходимым для экономической жизни города. Великий визирь, стоит напомнить, несет главную ответственность за состояние столицы и за все, что в ней происходит. Однако, будучи поглощенным иными политическими делами, он, как правило, делегирует большую часть своих муниципальных полномочий своему заместителю, каймакаму, который, в свою очередь, опирается на кадия Стамбула и на арпа эмини, интенданта по подвозу и заготовкам овса. Обязанности последнего некогда сводились к снабжению овсом султанских конюшен, но потом его роль и значение начали быстро возрастать — по мере того как он стал контролировать деятельность многочисленных агентов по закупке в разных провинциях Империи зерна, идущего на обеспечение сначала Сераля, затем правительственных учреждений и, наконец, всей столицы. Суммируя все его функции, его можно назвать «министром снабжения».
Проблемам снабжения столицы государственная власть и ее органы уделяют первостепенное внимание, что находит четкое отражение в провозглашении правил ихтисаб, называемых иногда также регламентом полиции рынков. Регламент этот ставит перед собой задачу охраны населения от любого способа экономического вымогательства путем скупки продуктов с целью дальнейшего роста цен{194}. Для того чтобы регламент этот выполнялся пунктуально, великий визирь предоставляет широкие полномочия кадиям Стамбула, Галаты и Ускюдара, которые постоянно находят им практическое применение. Кадий, в известном отношении, — представитель правительства при корпорациях: он их контролирует, распределяет между ними доставляемые в Стамбул товары, устанавливает на них цены, борется с мошенничеством и контрабандой. В качестве правительственного делегата он ставит корпорации в известность о решениях правительства, изучает с ними цены на производимые ими товары и на продукты питания. Во всей своей многосторонней деятельности он находит надежного помощника в лице чрезвычайно важного персонажа, который выполняет функции настоящего муниципального чиновника — мухтесиба.
Должность мухтесиба вовсе не изобретение османов — она существовала задолго до них в арабских и других мусульманских странах. Основная ее задача сводилась к цензуре над нравами: мухтесиб прежде всего должен был следить за точным выполнением религиозных предписаний, бороться против нарушений религиозного закона. А также — нарушений обычного права, включая торговое{195}.
Со временем роль мухтесиба сужается до борьбы с мошенничеством торговцев и ремесленников, что требует надзора за деятельностью корпораций: именно в таком амплуа он и появляется у османов{196}. Это на его плечи ложится обязанность следить за тем, чтобы торговцы и ремесленники, каждый в отдельности и корпорация в ее совокупности, неукоснительно выполняли все законы и правительственные регламентарные акты, и это он распределяет между различными группами одной и той же профессии импортные товары. Он же проверяет соответствие тех цен, что выставляют его поднадзорные, ценам, которые установлены Диваном и кадием. Он же инспектирует рынки и другие места торговли, выверяя весы и меры, и собирает подати ихтисабийе или ихтисаб рюсуму, причитающиеся с членов корпорации. Короче, он выполняет функции интенданта корпораций. Его обязанности вытекают из заключенного с правительством договора об откупе по сбору налогов. Он, стало быть, не вполне государственный служащий. В порядке личного вознаграждения и платы своим агентам, кологланлары, он и взимает налоги ихтисабийе: ежедневные платы за лавки, за места на рынке, налоги на производство некоторых пищевых продуктов массового потребления, сборы на торговые марки, сборы за взвешивание, сборы за ввоз товаров на корабле, сборы за порт (налог на товары, доставленные в Стамбул через Адрианопольские ворота), сборы с продажи{197}.
Порой случалось, что иные мухтесибы, желая увеличить свои доходы, по собственному почину вводили новые сборы: например, сборы по поводу религиозных праздников, как мусульманских, так и христианских, или налог на зимнюю стоянку судов в порту. Однако подобного рода изобретениям не суждена была долгая жизнь: корпорации реагировали на них очень живо, так что незаконные поборы отменялись довольно скоро.
Военные в городе
Не столь уж малая часть столичного населения ускользает из-под контроля обычных властей. Речь идет о военных гарнизона или различных служб в городе. Все они находятся в подчинении у своих офицеров и в юрисдикции особых судов; все они ведут если не совершенно отдельную, то, во всяком случае, очень отличную от прочих горожан жизнь. Некоторые из них, однако, принимают участие в ряде городских служб — например, в полиции. Вместе с тем они представляют собой весьма беспокойный элемент, его трудно держать под контролем вследствие слабости правительства и его неспособности в некоторые периоды своевременно выплачивать жалованье янычарам.
Военные распределены по нескольким корпусам: это — янычары (пехота), сипахи (кавалерия), топчу (артиллеристы), топарабаджи (транспорт), джебеджи (оружейники). Эти корпуса именуются оджак. Их, соответственно, возглавляют: ага янычар, ага сипахи, топчубаши, топарабаджибаши и джебеджибаши в окружении высших офицеров данного корпуса.
Войска, по меньшей мере до середины XVII века, рекрутируются методом девширме{198}: дети, собранные по Балканскому полуострову, объединяются затем в группу аджемиоглан; те из них, кто не попадает в ту или иную службу Сераля, направляются в армию, в рядах которой они вплоть до отставки делают военную карьеру. Долгое время они были обязаны оставаться холостяками, и им запрещалось заниматься чем-либо, кроме военной службы, и извлекать доход из чего-либо, кроме их военной профессии. Но со второй половины XVII века эти обязательства и запреты становятся пустым звуком. Отмечается, что значительное число янычар и других солдат обзаводятся не только семьями (причем живут уже не в казармах), но и лавочками, в которых ведут торговлю через подставных лиц. Из чего следует моральный упадок армии, а за ним — снижение боеспособности ее солдат, озабоченных личными материальными интересами и менее всего желающих воевать.
Янычары образуют четыре разряда, каждый из которых носит особое название — джемаат, бёлюк, сеймен и аджемиоглан. Каждый подразделяется на орта — общим числом в 229, а последние — на ода. Ода — это число солдат, размещенных в одной комнате казармы. В Стамбуле дислоцирована примерно треть янычарского корпуса — 77 орта{199}. Во время войны все размещенные в столице янычары, за исключением аджемиоглан, направляются на театры боевых действий, но в мирное время их число в городе колеблется между 4 тысячами, как это было при Сулеймане Великолепном, и 25 тысячами. Последняя цифра указывает на численный максимум стамбульского гарнизона, который в действительности достигается только изредка, в отдельные моменты. Обычно же гарнизон насчитывает от 10 до 15 тысяч военнослужащих.
Речь идет, и это следует подчеркнуть, только о янычарах, то есть о пехотинцах. В Стамбуле они размещаются в четырех казармах, но, помимо этих основных мест сосредоточения, их можно встретить в различных частях города: они посменно несут караульную службу, и их караульные помещения распределены по городу из расчета по одному на каждый район или пригород. Кроме того, они охраняют административные учреждения и иностранные посольства. Стоит заметить также, что в мирное время янычары не носят оружия, если не считать за таковое их обычных атрибутов — дубину и нож, которых, впрочем, достаточно для совершения преступлений…
Однако, как упоминалось выше, не все военные в Стамбуле — янычары. Помимо них, имеются, например, сипахи — кавалеристы. Говоря точнее, кавалеристы подразделяются на следующие категории: сипахи, силахдары, улуфеджи и гарипы. Их общая численность колеблется в разные времена также довольно значительно, но в стамбульских казармах обычно находится лишь малая часть от всего корпуса кавалерии — примерно 1500 сабель. Эти всадники с конца XVI века показали себя, подобно янычарам, весьма ненадежным, с правительственной точки зрения, родом войск: во всех мятежах стамбульского гарнизона в XVII веке они принимают самое активное участие{200}.
Джебеджи (оружейники) размещены в Стамбуле в казарме, расположенной напротив Святой Софии. Первоначально их численность — 500 человек, потом она возрастает до 800 в 1566 году, 4 тысяч в конце XVI века, 5700 при Мураде IV, 4800 в 1660 году и падает до 2650 в 1688 году. Они намного спокойнее, чем другие рода войск. Оджак топчу (пушкари) фактически был сформирован только при Мехмете II Завоевателе; этот корпус был размещен в Галате, где была налажена отливка пушек, — отсюда и название одного из кварталов пригорода: Топхане. Только меньшая часть оджака была расквартирована в казармах Стамбула, и ее численность никогда не была велика. Солдаты-обозники (топарабаджи), сравнительно малочисленные (600–700 человек как в XVI, так и в XVII веке), имели свои казармы в Топхане и в Ахыркапы, примыкавшие к западной стороне Сераля.
Армейская организация — сипахи, джебеджи, топчу, топарабаджи — довольно близка к янычарскому корпусу. «Все это воинство проживает в казармах, включающих в себя значительное число комнат. В каждой комнате имеется свой командир, свой казначей (эконом), свой водонос. Помимо обычного жалованья император ежегодно одаряет каждого янычара полукафтаном из отменного сукна, которое производится в Салониках, и ежедневно велит их потчевать рисом с мясом, а также кормить хлебом…»{201}
Долгое время полагали, что создание янычарского корпуса султаном Мурадом I около 1362 года имело какую-то связь с религией и что основатель ордена бекташи, Хаджи Бекташ Вели, сыграл настолько важную роль в организации этого корпуса, что янычары уже в первые годы своего существования все до одного примкнули к бекташизму. Ныне эта гипотеза отвергнута{202}. Если к какому-нибудь из дервишеских орденов они и примыкали с самого начала, то им мог быть либо ахи, либо орден абдалани Рум, который в те времена процветал и пользовался большим уважением в османских военных кругах. Скорее всего, лишь к концу XIV века или в начале XV века янычары стали последователями бекташизма — возможно, по причине своего христианского происхождения (так как влияние православного христианства на эту секту заметно), а также, несомненно, по причине строгого порядка и дисциплины среди бекташей, что соответствовало строгому порядку и жесткой дисциплине среди самих янычар.
Янычары и бекташи временами достигали столь полного единства, что в армии их оджак так и называли: Оджак-и бекташийе (оджак бекташей); когда новый баба (глава бекташей) вступал в должность руководителя ордена, то по прибытии в Стамбул он первым делом представлялся не великому визирю, а являлся в штаб янычарского корпуса, где ага увенчивал его голову тюрбаном бекташей (тадж) и только затем вместе с торжественным кортежем сопровождал его в резиденцию великого визиря; после этого протокольного посещения баба возвращался к янычарам и некоторое время гостил у них — вплоть до того дня, когда обязанности главы ордена призывали его в «материнский дом» бекташей, построенный около могилы Хаджи Бекташа в Анатолии между Кыршехиром и Кайсери.
Связь между янычарами и этими дервишами коренилась в том обстоятельстве, что те и другие были довольно близки к простому народу и исповедовали именно народный, то есть не вполне ортодоксальный, ислам, а также в том, что и те и другие служили ядром народных волнений и выступлений против правительства, причем выступления эти далеко не всегда имели религиозную окраску{203}.
Если в XVI и отчасти XVII веке, вплоть до кончины Мурада IV (1640), янычары, как правило, соблюдали воинскую дисциплину и в общем блюли верность правительству (за исключением той роли, которую они сыграли в свержении, а затем в насильственной смерти Османа II, а также мятежа, поднятого ими совместно с сипахи в 1632 году), то позднее упомянутые исключения становятся скорее правилом — янычары бунтуют неоднократно: в 1648-м, 1651-м, в мае 1655-го, в марте 1656 года. Еще позднее энергичное правление Кёпрюлю все-таки оказалось способным навести порядок и возвратить столице покой, но произошло это только в 1687 году в ходе подавления прямо-таки ужасающего бунта: тогда янычарская солдатня не остановилась перед разгромом и разграблением Сераля, а в Стамбуле творила такие бесчинства, что принудила население взяться за оружие — на этот раз для того, чтобы дать отпор насильникам. Война сначала с Венецией, а затем против альянса Австрии, Венеции и России потребовала значительного увеличения янычарского корпуса, и на этот раз набор в него производился скорее по принципу свободной вербовки, а не по системе девширме. Рекруты вовсе не блистали ни дисциплиной, ни моральным уровнем, ни желанием воевать. Если они чего и желали, так это принадлежать к привилегированному военному корпусу, который «умеет постоять за себя» — любыми средствами добиваться от правительства все новых льгот и подачек. Возможно, немалое число среди них успело в Стамбуле освоить некоторые торговые и ремесленные профессии. Похоже, янычары поставили под свой контроль даже отдельные корпорации — например, грузчиков, торговцев бёреками (род слоеных жареных пирожков с начинкой из мяса, лука и т. д.), торговцев овощами и фруктами. Фактически они не сами промышляют этими занятиями, а предоставляют их своим соотечественникам, родственникам, приятелям, знакомым, которым без таких покровителей в столице пришлось бы очень тяжко. Для них янычары добывают свидетельства принадлежности к своему корпусу и разрешения вести торговлю, им доверяют свои товары, а от них взамен получают какой-то процент с выручки{204}. Эти номинальные янычары (фактически же бродячие торговцы) или, по крайней мере, холостяки из них селятся в казармах группами, причем каждая группа занимает отдельную комнату, образуя тем самым своеобразную структуру «комнат холостяков» (бекяр одалары), которую упоминает, в частности, Эвлийя Челеби.
Налицо, таким образом, начало процесса проникновения янычар в ряд корпораций, которые принимают непосредственное участие в экономико-социальной жизни столицы. Перерождается в социальном отношении и сам янычарский корпус, что, уже в свою очередь, оказывает вторичное воздействие как на столицу, так и на Империю в целом, поскольку Стамбул служит примером для других ее больших городов, центров провинций.
Если к сказанному добавить, что в военное время корпорации должны посылать в армию какую-то часть своих членов, которые служат в ней в качестве вспомогательных войск{205}, то становится ясно, что между корпорациями и армией устанавливаются связи, еще не слишком прочные в конце XVII века, но укрепляющиеся и расширяющиеся вследствие событий следующего столетия. В конечном итоге у правительства нет причин радоваться долговременным последствиям присутствия военных в Стамбуле.