На границе миров

Помощники у героев в основном не простые – это пограничные персонажи между миром живых и миром мертвых. Уродливые пряхи из «Трех прях» – метафорическое воплощение богинь судьбы и смерти. Корова Хаврошечки – умершая мать: в частности, Веселовский относит сказку про Крошечку-Хаврошечку к разновидности тотемических сюжетов – «покойная мать является чудесной помощницей дочки в виде бурой коровы» (Веселовский 2011: 523). Куколка в «Василисе Прекрасной», которая помогает героине сладить с мачехой и Бабой-ягой, а также мастерит для Василисы веретено, на котором потом будет соткана тончайшая, невиданная ткань, – подарок умершей матери, собственно, символ умершей матери. А мышь («Гуси-лебеди») – одно из воплощений Бабы-яги. О связи Бабы-яги и мыши и их взаимозаменимости в сказочных сюжетах и ритуалах подробно писал А. Потебня: в частности, он обращал внимание на то, что некоторые славянские и немецкие имена Яги указывают на мышь, а у разных славянских народов молочные зубы дети «дарят» то мыши, то Бабе-яге (Ежи-Бабе у чехов, мыши в Хорватии (Потебня 2000).

В мифологическом образе Бабы-яги прослеживается и связь с прядением, о чем также пишет Потебня, приводя в пример ее немецкие аналоги, Гольду и Берхту, в обязанности которых входит надзирать за пряхами, одаривать прилежных и наказывать ленивых работниц (там же: 158–160).

Становится понятно, почему в сказке «Гуси-лебеди» Баба-яга просит героиню прясть, дает ей кудель, и почему именно с прядением связано зловещее предсказание злой феи (тоже аналог Бабы-яги) в «Спящей красавице»: Баба-яга и ее «духовные» сестры – пряхи.

В сказке «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что» эта связь прядения с Бабой-ягой прослеживается на нескольких уровнях. Марья-царевна, жена стрелка Андрея, прядет ковер, «какого в целом свете не видывали» (Сказки 2005: 22) – с этого ковра начинаются злоключения стрелка: он попадает на тот свет и в царство Кота-баюна. Потом Марья-царевна дает мужу клубок, и эта «нить Ариадны» приводит его к Бабе-яге, которая встречает его, прядя кудель. Позже выясняется, что рукодельница Марья-царевна – дочь Бабы-яги. Кроме того, интересно, что у Бабы-яги есть помощница – «лягушка-скакушка». Дружеские отношения лягушки и Бабы-яги наводят на мысль, что и Царевна-лягушка из другой сказки, ткавшая роскошный ковер, – тоже товарка Бабы-яги. Сказочных девушек роднит еще и то, что они обе – обортни (Марья-царевна – горлица).

Герои, ведающие прядением, а также помощники нерадивых прях существуют на границе миров, а само прядение – это занятие, открывающее двери в потусторонний мир, в мир мертвецов и колдунов, в мир предков и вечности. И логично, что один из главных сказочных персонажей, являющихся символом загробного мира, Кощей Бессмертный тоже по-своему связан с прядением. По одной из распространенных сказочно-сюжетных версий, его смерть – в игле (игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в ларце и т. д.). «Считается, что многочисленные загадки про иголку и нитку выявляют связь иглы с идеей движения, контакта с „иным миром”. Таким образом, атрибуты смерти Кощея – это не просто случайный набор… Все они имеют важное культурно-мифологическое значение, связаны с символикой смерти, одним из образов которой называют иногда Кощея», – в частности, отмечает в своем исследовании Н. Кротова (2005).

Сказочный условно-загробный мир имеет свою особую структуру. «Условно-загробный», потому что в сказках напрямую никогда он таковым не называется; просто практически любой выход героя из дома – путь в поле, а затем в лес является дорогой к миру предков. «Сказочный лес, с одной стороны, отражает воспоминание о лесе как о месте, где производился обряд, с другой стороны – как о входе в царство мертвых», – пишет В. Пропп (Пропп 1998: 146–158).

Иногда входом в царство мертвых служит не просто некая местность, а «порталы» – проходы со своими пограничными героями – стражами. Эти порталы служат, благодаря героям-медиаторам (тем, кто попадает в царство мертвых, а потом возвращается оттуда) связующим звеном между двумя мирами. Один из часто встречающихся порталов – колодец, а один из главных его стражей – Баба-яга. «Яга постепенно выясняется перед нами как охранительница входа в тридесятое царство и вместе с тем как существо, связанное с животным миром и с миром мертвых», – отмечает В. Пропп (там же: 165). Потебня развивает эту мысль, указывая на связь Яги с колодцем: Яга и ее вариативные сестры из сказок разных народов воруют или даруют детей, используя для этой цели колодец, иногда указывают героям волшебный источник (живую-мертвую воду в колодце и т. д.) (Потебня 2000: 157, 158). А Гольда, которую Потебня соотносит с «личностью» Бабы-яги, владеет колодцем, в котором обитают души нерожденных и умерших (там же: 158).

Яга тождественна Пятнице – продолжает Потебня – значит, и родственна Мокоши (там же: 256). О тождестве Мокоши и Пятницы находим у Иванова и Топорова, которые говорят, что в православии роль Мокоши взяла на себя святая Параскева Пятница (Иванов, Топоров 1982: 344). Кроме того, Топоров и Иванов двояко рассматривают этимологию имени Мокоши – помимо «mokos», «прядение», о чем упоминалось выше, второе значение этого слова – «мокнуть». И оба этих значения сопряжены в обряде, посвященном «преемнице» Мокоши – Параскеве Пятнице. Обряд «мокрида» состоял в бросании пряжи или кудели в колодец (там же). Пряжа (пряха), а также колодец (вода) сопряжены с обрядами и мифологическими образами жизни и смерти, рождения и гибели. Итак, круг образов замкнулся: загробный мир – Яга (Пятница, Мокошь) – колодец – пряжа – пряха – жизнь – смерть.

В этом контексте интересно рассмотреть сказку «Госпожа Метелица». Героиня сказки роняет в колодец веретено и прыгает вслед за ним: «И вот случилось однажды, что все веретено залилось кровью. Тогда девушка нагнулась к колодцу, чтобы его обмыть, но веретено выскочило у нее из рук и упало в воду» (Гримм 1957: 113). Дальше героиня попадает в волшебную страну, в которой правит госпожа Метелица. Или, расшифровывая сказочный язык, попадает через колодец-портал в загробный мир, где ее встречает страж (Метелица).

Госпожа Метелица – вроде бы совсем не Баба-яга, а строгая, добрая старушка-фея. Но это только на первый взгляд. Метелица укладывается в поэтическое поле Бабы-яги. Первое, что выдает эту связь, – зубы: «у старухи зубы большие-пребольшие, и напал на девушку страх» (там же). Сама Яга тоже часто изображается с гипертрофированными зубами, которые она точит: «на печи, на девятом кирпичи, лежит Баба-яга костяная нога, нос в потолок врос… сама зубы точит» («Царевна-лягушка») (Афанасьев 1984б: 263). Ну и, опять же, на мысль о тесной связи Метелицы и Бабы-яги наводит колодец, находящийся в ведении обоих персонажей, а веретено в «Метелице» или кудель в сказке «Гуси-лебеди» подчеркивают их причастность к прядению.

Основное занятие госпожи Метелицы – творить зиму («Только смотри, стели как следует мне постель и старательно взбивай перину, чтобы перья взлетали, и будет тогда во всем свете идти снег») (Гримм 1957: 114). Но и в этом аспекте мы снова наталкиваемся на «родственную» связь госпожи Метелицы с Ягой. Последняя тоже ведает зимой: «Вероятно тождество Яги и Мары-Марены, образа смерти и зимы», – пишет Потебня и приводит среди прочего в пример сюжет одной словацкой сказки, где «Стрига Яга и сама дрожит от холоду и морозом превращает в камень богатыря» (Потебня 2000: 184). У Бабы-яги, Марены и Метелицы, таким образом, обнаруживаются еще «сестрицы» – Снежная королева Андерсена, повелевающая зимой и снегами и живущая в загробном царстве («Наконец порешили, что он (Кай. – И.О.) умер, утонул в реке» (Андерсен 1969а: 296), а он оказался в „чертогах” Снежной королевы»), и Ледяная дева из скандинавского фольклора – символ зимы и смерти.

Модные дизайнеры тоже «ведают» зимой, а также другими сезонами, стоят на границе двух миров (реального и воображаемого – существующего и моделируемого). Мотивы волшебства, инобытия, превращения в современном мире сопровождают восприятие образа Кутюрье – того, кто работает с тканью, преображает тело, создает из хаоса и хаотичности материи и материала особый мир, мир моды. И эти мотивы сопровождают «кутюрье» неслучайно – в основе представлений оказываются мифические и сказочные проекции.