Глава 8 Ядовитая политика

Глава 8

Ядовитая политика

Сократ сперва ходил, потом сказал, что ноги тяжелеют, и лег на спину: так велел тот человек. Когда Сократ лег, он ощупал ему ступни и голени, и спустя немного — еще раз. Потом сильно стиснул ему ступню и спросил, чувствует ли он это. Сократ отвечал, что нет. После этого он снова ощупал ему голени и, понемногу ведя руку вверх, показывал нам, как тело стынет и коченеет. Наконец прикоснулся в последний раз и сказал, что, когда холод подступит к сердцу, он отойдет.

Холод добрался уже до живота, и тут Сократ раскрылся — он лежал, закутавшись, — и сказал (это были его последние слова):

— Критон, мы должны Асклепию петуха[95]. Так отдайте же, не забудьте.

Платон. Последние дни Сократа[96], около 395 г. до н. э.

Насильственное очищение кишечника или что-нибудь похуже того уже с давних пор было частью определенного стиля политической борьбы. Молодчики Муссолини, например, силой вливали в рот своим политическим противникам касторовое масло, чтобы излечить непокорных от желания сопротивляться им. Бывали случаи, когда они вливали человеку целый литр касторки — это вызывало, конечно, ужасный понос, но не приводило к смерти[97].

Правда, в 1922 году, во время «похода на Рим», в результате которого Муссолини захватил власть, к касторке уже добавляли бензин — такая смесь могла кого-то и погубить. Но, разумеется, отравить человека на благо государства или ради своих сограждан — это не раз случалось и прежде, гораздо раньше, еще до того, как в 399 году до н. э. афинский суд присудил Сократу выпить яд цикуты.

Возможно, он принял тогда мудрое решение — смириться с судьбой, дабы достичь бессмертия. Сократу уже было около 71 года, он прожил хорошую жизнь. Благодаря его драматической кончине мы и сегодня хорошо помним его и его судьбу — куда лучше, чем хотя бы какие-то детали кончины любого другого древнегреческого философа.

«Государственный яд», как его тогда называли, состоял в основном из разновидности болиголова, известного как цикута (Cicuta), но был, вероятно, смесью нескольких других ядов — на этот счет до сих пор ведутся споры. Доза, которую давали преступникам, иногда не была фатальной, и тогда осужденному требовалось «добавки». Сохранилось свидетельство о казни Фокиона в 318 году до н. э.: «после того, как он выпил весь сок цикуты, оказалось, что этого недостаточно, а палач отказался готовить новую дозу, если ему не заплатят за это еще 12 драхм[98]». В год смерти Сократа Фокиону было около двух лет, и он прожил больше 80 лет, но так же, как и философ, предпочел умереть достойно.

Название этого яда было серьезным источником путаницы, поскольку слово «гемлок» (цикута) имеет несколько толкований. Гемлок Древней Греции вызывал общий паралич двигательных нервов — общее оцепенение, онемение, которое усиливалось, пока не останавливалось сердце или не прекращалось дыхание. Симптомы были похожи на удушение, и Платон в своем диалоге «Федон» описал, как после приема яда медленно коченели парализованные ноги, как это ощущение распространялось все выше и выше, до грудной клетки, тогда как сознание Сократа оставалось ясным до самого конца.

Однако такая «милосердная» смерть, описанная Платоном, совершенно не соответствовала тому, что известно исследователям о современном «гемлоке». По-видимому, большинство писавших на эту тему располагали информацией не об одном и том же яде. Исходя из предположения, что Сократу дали яд вёха пятнистого (Cicuta maculata), исследователи совершенно справедливо отмечали, что при этом он должен был бы испытывать перед смертью куда большие мучения.

Если это действительно так, как мы можем объяснить описание смерти от гемлока (цикуты) в комедии Аристофана «Лягушки», которая была создана еще за шесть лет до кончины Сократа? А оно в точности соответствует описанию Платона. Возможно, путаница возникла из-за грека Никандра Колофонского, врача в римской армии, поскольку до нас также дошли его свидетельства об отравлении гемлоком, однако они очень сильно отличаются от того, что говорится у Платона и Аристофана. В своем сочинении «Алексифармака» Никандр описал состояние отравленных гемлоком: они страдали от страшных конвульсий и удушья — эти же симптомы отметил гораздо позже, в 1679 году, швейцарский анатом Иоганн Вепфер. Вепфер также обратил внимание на различия между описанным в «Федоне» и сообщениями из первых рук. Он исходил из того, что вёх ядовитый (Cicuta vimsa) и болиголов крапчатый (Conium maculatum) оказывали идентичное действие на организм человека, так что решился подвергнуть сомнению версию Платона.

Болиголов крапчатый (Conium maculatum)

И лишь Джон Хьюз Беннет, шотландский специалист по токсикологии, живший в XIX веке, смог приблизиться к истине, благодаря Дункану Гау и его детям. Гау был бедным портным из Эдинбурга, и вот однажды его дети принесли ему на ленч сандвич с петрушкой — да только эта «петрушка», на его несчастье, в действительности оказалась гемлоком. У Гау не было ни конвульсий, ни удушья, однако в течение примерно трех часов развился постепенный паралич конечностей, после чего несчастный портной умер — однако у него до самого конца было совершенно ясное сознание. Беннет установил симптомы, произвел вскрытие и смог определенно установить наличие растительного материала в органах пищеварения. Не могло быть никакого сомнения: постепенная, медленная смерть Гау от болиголова (Conium maculatum) была точь-в-точь такой же, как смерть, описанная Платоном в «Федоне». (Надо также отметить, что как это ни трагично, но дети очень часто совершают подобную ошибку. Ведь болиголов крапчатый принадлежит к семейству зонтичных (Umbelliferae), к которому относятся и морковь, и пастернак, и сельдерей, и укроп, и петрушка.)

Так за что же Сократа приговорили к смертной казни? В общем, за то, что он кое-кому порядком надоел, однако история эта началась еще за несколько лет до его казни. В 410 году до н. э. афинскую олигархию сменил новый, демократический режим. В 406 году до н. э. афинский флот, одержав верх над спартанцами в морском сражении, не стал подбирать тех воинов, которые оказались в море в разгар битвы, но прямиком направился в родной порт: разыгрывался шторм, и военачальники опасались, как бы весь флот не погиб от ярости бури. В результате утонуло около 2000 воинов[99], и Народное собрание Афин потребовало отмщения.

Сократ, который в тот день был избран председателем собрания (эпистатом), отказался поставить на голосование предложение о том, чтобы, вопреки обычному порядку, «общим списком» осудить за случившееся всех военачальников-стратегов, — он настаивал на том, чтобы судить их, как надлежало по закону, каждого в отдельности. Этим поступком он нажил себе немало могущественных врагов, и к 399 году до н. э. они уже жаждали его крови. В результате суд Афин 280 голосами против 220 осудил Сократа за то, что он повинен в «развращении афинской молодежи». Поскольку его обвинитель, молодой писатель Мелет, требовал смертной казни, Сократ имел право на альтернативное решение — например, предложить, что отправится в изгнание. Вместо этого он заявил, что заслуживает не наказания, но награды, как человек, приносящий благо обществу, а серьезного контрпредложения суду так и не сделал — лишь заявил сначала, что заплатит символически, одну мину серебра, но затем, под давлением некоторых «мужей афинских», поднял эту сумму до тридцати мин[100]… И в результате был приговорен к смерти.

Фокион, с другой стороны, был военачальником-стратегом, который открыто поддерживал афинскую аристократию, и его симпатия к спартанским традициям давала его врагам удобный повод для его устранения: они обвинили Фокиона в тайном заговоре в пользу спартанцев и приговорили к смерти. Он, подобно Сократу, также выполнил решение суда и выпил смертоносную цикуту.

Парадоксально то, что и в наши дни многие из тех, кто ни при каких обстоятельствах не пошел бы на убийство, особенно на отравление, кажется, готовы оправдать убийство, если оно совершается как-либо абстрактно — особенно если оно производится ради блага государства. Возьмем тех, кто так яростно выступает против совершения абортов, за право зарожденного плода на жизнь: эти же самые люди не видят никакого противоречия в том, чтобы с энтузиазмом поддерживать любое предложение властей, касающееся введения смертной казни, будь то посредством яда, виселицы или же электрического стула. Напомню: инъекция быстродействующего яда сегодня стала наиболее часто применяемой формой казни в США.

Власти, однако, обычно без особого энтузиазма смотрят на попытки отравить кого-либо. Когда Ричарда Руза обвинили в том, что он якобы пытался отправить на тот свет епископа Джона Фишера и некоторых из членов его семьи с помощью овсяной каши, приправленной мышьяком (а случилось это в XVI веке, в годы правления Генриха VIII), был принят закон, согласно которому наказанием за отравление было — сварить злоумышленника в крутом кипятке… Помимо Руза, такой смерти подвергли еще двоих, прежде чем этот способ казни прекратил свое существование — по смерти самого короля.

Случаи отравления участились в конце Второй мировой войны, когда целый ряд видных нацистов предпочли уйти в мир иной с помощью ядов, чем пережить бесчестье поражения или же предстать перед международным трибуналом за совершенные военные преступления. А еще не так давно стало известно, что некоторые из узников фашистских лагерей в первый год после войны попытались в отместку за все страдания отравить немцев-военнопленных. Речь идет не просто о немецких военнопленных: нет, те, кого содержали в ожидании суда за свои преступления в годы войны в лагере «Шталаг ХIII», принадлежали к элитным нацистским подразделениям.

Весной 1946 года несколько евреев, которым во время войны удалось вырваться из вильнюсского гетто, создали группу под названием «Мстители за кровь Израиля». Первоначальный план — отравить водопровод в крупном немецком городе — они отвергли (это и в самом можно было сравнить с геноцидом населения), однако избрали своей мишенью тех, в ком видели своих непосредственных врагов. Им удалось нанести мышьяк на три тысячи булок, предназначавшихся для лагеря «Шталаг ХIII»: они смогли контрабандой получить мышьяк из Франции (по-видимому, это был мышьяковистый ангидрид) и надеялись, что это количество яда приведет тех, кому он достанется, к летальному исходу.

Сведения о дальнейшем разнятся, однако пострадали, вероятно, около двух тысяч заключенных эсэсовцев. Неизвестно, умер ли кто-либо из них. Об этом инциденте почти нет публикаций — быть может, потому, что случившееся будоражило самые темные стороны коллективного бессознательного: ведь еще в Средние века возник миф о евреях-отравителях, который многократно использовали антисемиты в оправдание собственных действий.

Политические отравления

В некоторых странах к использованию ядов относятся проще, чем в других. На жизнь болгарского диссидента Георгия Маркова, жившего в Лондоне, было совершено два покушения, прежде чем его убили в 1978 году. В первый раз ему попытались подлить яд в стакан с напитком в баре, во второй на него напали неизвестные, когда он был на острове Сардиния. В третий раз в него выстрелил агент болгарских спецслужб, прямо на лондонской улице, с близкого расстояния — выстрелил в ногу из… специально сконструированного зонтика, пулей, начиненной смертоносным ядом рицином.

Устранение Маркова было вторым случаем использования рицина: всего за месяц до этого в Париже аналогичному нападению подвергся другой болгарский эмигрант, Владимир Костов. Костов, однако, не умер, хотя некоторое время болел. А пулю у него нашли только после того, как ее извлекли из тела Маркова во время вскрытия: Костов сам повторно обратился к врачам, узнав о гибели Маркова. Затем, через два года после этого, миниатюрная пуля с рицином поразила Бориса Корчака (Boris Korczak), двойного агента ЦРУ и бывшего советского гражданина. Сообщалось, что он умер, однако, как оказалось, ему удалось выжить.

В большинстве случаев недостаточно, чтобы яд попал в организм жертвы: чтобы подействовать, ядовитое вещество должно оказаться внутри клетки, а для этого ему нужно преодолеть удивительную природную преграду — клеточную оболочку, или цитоплазматическую мембрану. Основная часть тонкой структуры мембраны представляет собой довольно инертный, двойной слой белковых молекул (толщиной около 75 ангстрем), большинство из которых называют фосфолипидами. Однако по поверхности мембраны расположены целый ряд специальных каналов (складок, извилин и пор), благодаря которым регулируется прохождение веществ: они способны захватывать определенные виды молекул, когда те движутся около мембраны, и при этом они либо пропускают эти молекулы внутрь клетки, если у них есть необходимый «ключ», либо же способны активно убирать их.

Большая часть происходящих химических процессов осуществляется в соответствии со случайным равномерным распределением, однако активные каналы противодействуют этой тенденции (пока не появится какое-либо ядовитое вещество и не заблокирует сам канал!). Имеются, однако, иные пути, которыми химическое вещество, даже если это яд, способно попасть внутрь клетки.

Молекула или частица может оказаться поглощенной путем заключения в одну из складок, имеющихся в клеточной мембране: она сначала окружит частицу со всех сторон, а затем откроется вновь, но во внутреннюю часть клетки. Именно так нерастворимые частицы диоксида урана или асбеста попадают внутрь клеток в легких. Кроме того, существует не только облегченная диффузия, которая требует наличия мембранных каналов, а также градиента диффузии, но и еще есть и пассивная диффузия (пассивный перенос) сквозь, казалось бы, сомкнутые ряды фосфолипидов мембраны и фильтрация сквозь поры.

Возможно, самым опасным ядом в последние годы, во всяком случае с точки зрения средств массовой информации, признан рицин, который представляет собой небольшую, однако довольно зловредную молекулу вещества, получаемого из Ricinus communis, клещевины — растения, из которого делают касторовое масло. Растение это встречается во многих частях света, а токсичную субстанцию довольно несложно выделить из семян его бобов. Этот яд обладает совершенно дьявольской способностью разрушать клетку, — такой мощной, что всего одна молекула рицина способна полностью уничтожить клетку. Кроме того, рицину не нужен канал проникновения в клетку.

Рицин — небольшой белок, состоящий из двух частей, которые называют доменами (или белковыми цепями) А и В. Домен А состоит из 267 аминокислот, у него шаровидная структура. В домене В 262 аминокислоты, и его форма напоминает гантели. Эти домены соединены дисульфидными мостиками, а домен В также способен присоединяться снаружи к клетке млекопитающего, образуя водородные связи с галактозой гликопротеина, находящейся на поверхности клетки. (Попробуем выразить это иначе: на концах «гантели» домена В находятся участки, сшитые с сахаром-галактозой, а поскольку галактоза способна образовывать связи с галактозой на поверхности клетки, домен В «находит» подходящее место для того, чтобы закрепиться снаружи клетки, и «состыковывается» с ней.)

Затем клеточная мембрана образует небольшой пузырек — вакуоль, и он начинает двигаться внутрь клетки, увлекая с собой и рицин, причем белковые цепи А и В разделяются внутри вакуоли, пока она преобразуется внутри клетки. Цепь В создает канал в оболочке вакуоли, давая возможность для цепи А проникнуть в цитоплазму, где она, воздействуя на рибосомы (а их можно назвать генераторами белков), начинает блокировать синтез белка. Цепь А сама по себе представляет собой фермент, который способен удалять специфические компоненты из рибонуклеиновой кислоты (РНК) рибосом. Это нарушает нормальные процессы в рибосомах и останавливает процессы синтеза белков. Так как цепь А выступает в роли катализатора, одна-единственная молекула рицина на этом не завершает свое действие — она способна вывести из строя около 1500 рибосом в минуту. И хотя в одной клетке несколько миллионов рибосом, ущерб, нанесенный действием рицина, вскоре начинает сказываться в достаточной степени, чтобы нормальное функционирование клетки было нарушено.

Дисульфидный мостик, что связывает две половины молекулы рицина, представляет собой точку разрыва, разрушения, которая будет использована в надлежащий момент. Фермент способен выполнять свою функцию, поскольку его размер и форма адекватны задаче: более того, фермент сохраняет необходимую форму, поскольку дисульфидные мостики удерживают белок в определенном положении. На это слабое место дальше может быть нацелена «артиллерия главного калибра»: такие тяжелые металлы, как таллий и мышьяк.

Политические отравления с использованием ядов существовали в истории всегда. Несколько поколений семейства Борджиа сделали Ватикан и самый Святой престол скандальным местом. Согласно некоторым сведениям, члены этой семьи пользовались белым порошком под названием La Cantarella[101], в котором, по-видимому, содержался либо мышьяк, либо соли фосфора, либо свинцовый сахар (ацетат свинца) — а скорее всего, все эти три компонента. Считалось, что у него сладковатый, приятный вкус, так что при добавлении к еде или питью яд этот не был заметным. Будучи испанцами, Борджиа содержали целый штат итальянцев — астрологов и алхимиков, которые использовали ртуть, мышьяк, фосфор, гемлок, аконит, белену, тис и мак. Гийом Аполлинер утверждал, что «ла кантарелла» — это просто-напросто фосфор, однако фосфор в чистом виде был едва ли известен в то время[102]. Некоторые из историй, связанных с семейством Борджиа, возможно, сильно преувеличены его врагами. Тем не менее они дали писателям той эпохи немало материала для их творчества:

Герцог Валантинуа, решив отравить Адриана, кардинала Корнето, у которого в Ватикане собирались отужинать он сам и его отец, папа Александр VI, отправил заранее в его покои бутылку отравленного вина, наказав кравчему хорошенько беречь ее. Папа, прибыв туда раньше сына, попросил пить, и кравчий, думая, что вино было поручено его особому попечению только из-за своего отменного качества, предложил его папе. В этот момент появляется, к началу пира, и герцог; полагая, что к его бутылке не прикасались, он пьет то же самое вино. И вот отца постигла внезапная смерть, а сын, долгое время тяжело проболев, выжил, чтобы претерпеть еще худшую участь[103].

Монтень. Опыты (Книга первая, глава ХХХII), 1575

Герцог Валантинуа — это Чезаре Борджиа (1476–1507), ставший епископом Памплоны в 16 лет и кардиналом в Ватикане в 18 лет, когда его отец стал папой римским. Существуют разные свидетельства и версии описанного Монтенем эпизода, однако все они сходятся в том, что и отец, и сын действительно ужинали с кардиналом Корнето. Наутро оба Борджиа и некоторые гости пребывали в ужасном состоянии. Причиной могла быть малярия, однако согласно слухам вино было отравлено. 72-летний Александр умер в страшных мучениях, однако Чезаре отличался крепким здоровьем, был молод, а потому, хотя и проболел долгое время, все-таки выжил. Еще одна популярная молва тех лет гласила, что якобы были перепутаны тарелки, а потому жертвой стал не тот, кому предназначался яд.

У Чезаре, как рассказывали, было особое кольцо с двумя оскаленными львиными головами. Когда он подавал руку гостю и радушно пожимал протянутую ладонь, львиные зубы впивались в кожу гостя — и дело было сделано… У отца же Чезаре, папы римского Александра VI, был особый шкаф в его покоях в Ватикане, который он мог попросить отпереть гостя. Замок не сразу поддавался, требовалось как следует нажать на ключ, а на ручке ключа имелось острие, которое оцарапывало руку гостя — и тот в скором времени умирал. Сестра Чезаре, Лукреция Борджиа, с другой стороны, слыла непревзойденной красавицей — она была трижды замужем, однако не сохранилось доказательств, что и она следовала семейным традициям, в смысле отравления неугодных.

Политические убийства вовсе не обязательно происходят тайно. В различных культурах по всему свету существовала практика «легализации» устранения «неудобных» членов общества. Их приговаривали к тому, что называлось «испытание судом Божиим». При этом несчастных пытали, приводя на порог смерти, а не то дальше, или же заставляли проглотить смертельную дозу яда, по выбору того, кто проводил эту процедуру. Тогда виноватые погибали от яда, а правые, теоретически, выживали, вытошнив содержимое желудка. Одним из ядов, который использовался для этой цели, была «пыточная ягода», или калабарский боб.

Ботаники знают это растение как Physostigma venenosum, это вьющаяся деревянистая лиана из семейства бобовых, которая в юго-восточных районах современной Нигерии может достигать 15 метров в высоту. Согласно Тэйлору, плоды этого растения (бобы) в XIX веке использовались на западном побережье Африки для испытания тех, кого подозревали в колдовстве или же каком-либо серьезном преступлении. Боб этот, известный на местном наречии как «эсере», также использовался как оружие во время поединков: два непримиримых противника в таком случае съедали две половинки одного плода. Обвиненному в совершении преступления давали вытяжку из размолотого боба — настой на воде, и, как говорили, он уже через час убивал человека. Все настолько верили в точность этого испытания, что подозреваемые в преступлении добровольно принимали внутрь эмульсию, сделанную из семян этого растения, чтобы доказать собственную невиновность.

Тэйлор передал слова сэра Роберта Кристисона (1797–1882), одного из известнейших тогда токсикологов: что многие невинные люди дорого заплатили за свою неоправданную веру в предрассудки — уж кто-кто, а Кристисон хорошо знал, о чем он говорил. Он, в полном соответствии со своим обычным авантюризмом, в феврале 1855 года попробовал принять внутрь одну восьмую долю этого боба (шесть гранов[104]), а затем приготовился фиксировать собственные ощущения. Когда оказалось, что боб не дает никакого эффекта, он удвоил дозу — до четвертой части боба. После этого он отметил в своих записях ощущение тошноты (однако физическую невозможность осуществить это), а также замедление пульса и сонливость. По-видимому, он подошел совсем близко к роковой черте.

Британские колонизаторы, обосновавшиеся в этом районе Африки, резко отрицательно относились к подобному методу правосудия, сочтя традиционную племенную практику слишком простой и прямолинейной. В надежде прекратить этот древний обычай они запретили крестьянам возделывать калабарский боб, однако он и без того рос повсюду в диком состоянии, и запрет этот оказался не слишком эффективным.

Кое-кто из западных колонизаторов, — из тех, кто был готов воспринять познания местных жителей, обнаружил, к своему изумлению, что эти смертоносные бобы можно проглотить целиком — и они не окажут отравляющего действия! Что ж, может, эти сведения и оказались полезными для кого-то, кто попал в плен к недружественным племенам…

Отсутствие болезненных ощущений, о которых сообщал Кристисон, навело ряд людей на мысль, а не использовать ли калабарский боб для того, чтобы казнить преступников, однако вскоре были отмечены иные, более терапевтические свойства его активного ингредиента — физостигмина. Если атропин (белладонна) позволяет расширить зрачки, то физостигмин сужает их, поэтому новое вещество с большим энтузиазмом приняли офтальмологи.

Сегодня находят и другие, новые применения для физостигмина. Еще в 1898 году было открыто, что инъекции физостигмина вызывают у мужчин эякуляцию — а значит, у тех, кто страдает импотенцией, появился шанс стать отцом ребенка. Даже те мужчины, кто находился в состоянии паралича, смогли успешно зачать ребенка со своими супругами — с помощью инъекций физостигмина и процедуры искусственного оплодотворения. Физостигмин также является стандартным противоядием от кураре и средством, нейтрализующим действие атропина. (Соответственно, атропин успешно использовался в качестве противоядия от действия калабарского боба!) Физостигмин связывает тот же фермент, что и зарин, однако временно — тогда как зарин влияет на фермент необратимо. В этом смысле есть надежда на то, что своевременная инъекция физостигмина позволила бы защитить военных в зоне боевых действий от последствий воздействия зарина.

Филостигма ядовитая, или калабарский боб (Physostigma venenosum)

Пифагор не рекомендовал употреблять в пищу бобы. И хотя это историческое свидетельство традиционно служит поводом для гомерического веселья среди школьников (с их склонностью к дурно пахнущему юмору), скорее всего, это говорит о том, что древние мудрецы отличались склонностью к перемене мест и немало повидали на своем веку.

Ведь в семействе бобовых немало представителей, обладающих весьма ядовитыми свойствами, поэтому не исключено, что в рекомендации Пифагора было куда больше здравого смысла, чем может показаться на первый взгляд.

Совсем немного нужно, чтобы перейти от санкционированного использования ядов для устранения соперников на политической арене к тому, чтобы скопом удалить с поля боя войска неприятеля…

* * *

У ядов долгая история, притом не имеющая ничего общего с благородством и честью, так что успехи науки за последние полвека означают лишь одно: появились еще более коварные и смертоносные яды, которыми в принципе могут воспользоваться опасные преступники, циничные политики или оголтелые безумцы — чтобы убрать со своего пути собратьев, таких же людей, как они сами. Увы, такова природа человека.