Ч. Абдуллаев — Геополитика от Дронго

Ч. Абдуллаев — Геополитика от Дронго

Беседа с писателем Чингизом Абдуллаевым.

«Экономические стратегии», № 07-2006, стр. 70–73

Удивительные случайности сопровождали мой интерес к творчеству Чингиза Абдуллаева. Начать хотя бы с того, что и эти строки складывались в дороге под аккомпанемент CD-записи виртуозной игры классика азербайджанского и мирового джаза — Вагифа Мустафы-заде. Именно так — непредсказуемо, но вовремя — и появляется в моей жизни Чингиз Абдуллаев.

О двух других эпизодах тоже стоит упомянуть. В 1998 г., в дополнение к обычному читательскому упоению его книгами, с их сюжетами, главным героем — Дронго, философией, строгим языком, логикой, эрудицией, я был так увлечен, что, будучи в Барселоне, склонил своего давнего болгарского друга, журналиста, аналитика, писателя Андрея Апостолова побывать в Андорре. Но не из-за самой Андорры, а из-за сюжета одного из детективов Чингиза.

Пройдя в Андорре по пути, указанному автором, я не нашел искомого объекта, хотя путь к нему был описан Чингизом весьма подробно. Разочарование было беспредельным. «Жертва писательской выдумки и собственной наивности!» — только такой самодиагноз и шел на ум. И лет на шесть я исключил Дронго из своего круга чтения. Лишь в мае 2006 г. по пути в Баку, на международную конференцию футурологов, блестяще организованную Рейхан Гусейновой, Президентом Азербайджанского общества будущего, я как бы реабилитировал для себя творчество Чингиза и снова зачитался его новыми произведениями. Они могут осваиваться только «под ключ» — от первой до последней страницы, невзирая на время суток. Но лишь приехав в августе снова в полюбившийся мне Баку, в разговоре с беспрецедентно гостеприимными хозяевами, друзьями и близкими Рейхан Гусейновой, объясняя истоки моих симпатий к Азербайджану, его культуре, я припомнил и тот шоковый удар, который пережил в Андорре из-за Абдуллаева. Как ни крути, но это была интеллектуально-психологическая травма для зафанатевшего читателя.

— Чингиз? — воскликнул собеседник. Через секунду Чингиз Абдуллаев был идентифицирован, и не только как глава Союза писателей Азербайджана, но и как близкий друг разветвленной и дружной семьи Гусейновых…

И на следующий вечер рядом с Девичьей башней состоялась наша многочасовая встреча, инкрустированная и предлагаемой читателю беседой. Слегка нарушив правила этикета, я с укоризной рассказал Чингизу о моем андроррском приключении.

— У меня есть и фото этого объекта, никакого обмана, все правда, — тут же уверил меня Чингиз и легко доказал, что разминулся я с этим объектом на шаг-другой… В закоулках Андорры это, увы, возможно.

Так окончательно была разгромлена моя попытка разочароваться в творчестве Чингиза Абдуллаева. Круг замкнулся. И теперь, видя уже на страницах «ЭС» фрагмент нашего разговора, вспоминая всю его панораму, должен неизбежно суммировать эту интродукцию одним выводом — не изменяй своим первым впечатлениям, читатель…

Александр Агеев.

— Как Вы думаете, один в поле воин? Если отвлечься от Вашего героя, то каковы Ваши жизненные принципы и понимание роли личности в истории?

— В общем-то, я признаю роль масс в истории, но мне кажется, что и один многое может. Вот и на Куликовом поле все началось с битвы богатырей. У Лоуэлла есть выражение, которое я однажды использовал в своей книге: когда другие изменяются и уходят, кто-то один должен остаться. Думаю, все-таки один в поле воин.

— Бывают ли в истории такие моменты, когда личностей, героев становится меньше?

— Да, конечно. Считается, что сейчас выдающихся личностей гораздо меньше, чем, скажем, в первой половине XX в. Тогда историческая необходимость обусловила одновременное появление Черчилля, де Голля, Рузвельта, Сталина. Когда народу трудно, ему обязательно нужны Минин и Пожарский, когда общество в опасности, непременно найдется де Голль, который возглавит борьбу. Видимо, в случае необходимости общество вырабатывает некую систему ценностей, в рамках которой появляется множество лидеров. Доказано, что в периоды социальной нестабильности женщины рожают больше мальчиков, чем девочек; и наоборот — в периоды социального благополучия рождается больше девочек — это происходит на генном уровне.

— Как у Вас возник образ Дронго?

— Я начал писать еще в советское время, и, честно говоря, мои книги тогда запрещал КГБ, хотя я сам был куратором КГБ. Тогда я хотел создать образ космополита, интернационалиста. Понятно, что мой Дронго — азербайджанец, об этом свидетельствуют кое-какие детали, но, в общем-то, мне хотелось создать представителя СССР, советского человека. Это должен был быть симбиоз Шерлока Холмса и Штирлица плюс чуть-чуть Эркюля Пуаро. Немножко Джеймс Бонд, одним словом.

— Дронго Ваш ровесник?

— Да, практически.

— Он Вас не разочаровал?

— Нет, ни в коем случае. Более того, в какие-то минуты он меня вдохновляет. И не только меня — как минимум три человека рассказывали мне, что мой герой буквально спас им жизнь. Мой герой популярен: в Москве есть два ресторана и пять клубов «Дронго». Войдите в Интернет — и увидите 14 тысяч разных наименований «Дронго». Дронго стал киногероем. В Таджикистане сняли 20-серийный фильм на фарси со своим Дронго. Есть Дронго, которого играли Лобоцкий и Калныньш. Недавно известный поэт Евгений Рейн сказал мне: «Вы создали некий симбиоз современного героя». Оказывается, его жена читает все мои книги. Мне было очень приятно узнать об этом.

— Во многих Ваших книгах есть такая мысль: кто не сожалеет о распаде Союза, тот глупец.

— Это моя фраза, я ее придумал. Владимир Путин однажды повторил ее у нас в Баку: «Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца, кто мечтает о его восстановлении, у того нет головы».

— Каковы, на Ваш взгляд, перспективы развития постсоветского пространства на ближайшие 20–30 лет? Возможно ли объединение бывших республик Союза?

— Я очень хочу быть оптимистом, но боюсь, что придется высказать пессимистическую точку зрения. Дело в том, что местные, региональные элиты тянут каждая в свою сторону. Им объединение невыгодно. Они вдруг обнаружили, что можно зарабатывать миллиарды и ни перед кем, в том числе перед Москвой, не отчитываться. Поэтому думаю, что такой симбиоз, какой был, уже невозможен. Другое дело, что пока есть общая культура, общие ценности, вполне реально объединение в какой-то другой форме. Хочу обратить Ваше внимание на такой поразительный факт: дети президентов многих постсоветских стран находятся в Москве. Здесь живет внучка Шеварднадзе, дочери узбекского и казахского президентов. Дочь Ильхама Алиева вышла замуж и переехала в Москву. Т. е. многие национальные элиты так или иначе связаны с Россией. Думаю, что это могло бы иметь далеко идущие экономические последствия. Лет через 20 в мире останется три-четыре валюты. На постсоветском пространстве можно будет поставить вопрос о введении зоны рубля. Кроме этого, будет какая-то единая азиатская валюта…

— На базе Китая или нефтедобывающих стран?

— Скорее всего, не на базе Китая. Китай — самодостаточная страна, там юань либо искусственно сдерживается, либо отпускается. Есть такие рыночные экономики, как Таиланд, Малайзия, Сингапур, Индонезия.

Понятно, что XXI в. будет веком вызова, причем вызова очень тяжелого. Мне кажется, что Россия как особая цивилизация объединит страны, которые ее окружают. Либо эти страны войдут в ее цивилизационное пространство, либо им придется примкнуть к западному миру, который, к огромному сожалению, обречен. И действия США усугубляют эту обреченность. Думаю, что будет выбор между азиатской цивилизацией, где постоянно повышается вес Китая, и индийской цивилизацией, между западной цивилизацией и мусульманским миром, стремительно набирающим очки. Мне кажется, что многие недооценивают фактор Ирана, который превращается в региональную империю. Если раньше в мире было только два шиитских государства: Иран и, условно говоря, Азербайджан — все-таки в Азербайджане религиозный фактор не так силен, — то сегодня это и Хезболлах в Южном Ливане, и большая часть Ирака.

Я часто бываю на Ближнем Востоке и могу засвидетельствовать: не только израильтяне с опаской взирают на Иран, его побаиваются и арабы. Скажем, такой факт, о котором не писали в газетах: арабские улемы запретили молиться за успех Хезболлах, потому что Хезболлах — шиитская организация, а 99 % арабов — сунниты.

Возьмем, например, Азербайджан. Выбирая между не понимающим его Западом, не желающим его признавать мусульманским Востоком и Россией, он неизбежно будет дрейфовать в сторону России. Думаю, что объединение на постсоветском пространстве вполне возможно. Более того, я убежден, что, как бы дико это сейчас ни звучало, в орбиту такого объединения со временем попадут и прибалтийские республики. Я бываю и в Латвии, и в Литве, и в Эстонии и могу сказать, что настроения там несколько другие, чем те, что показывают по телевизору.

— Вы имеете в виду некую сетевую структуру?

— Да, определенную систему культур. Говоря о бывших советских республиках, почему-то не выходят за пределы XX в. Это неправильно. На самом деле Прибалтика пробыла в составе России не одну сотню лет. Там находились имения многих русских аристократов, например имение Бенкендорфа в Эстонии. Связь этого региона с Россией намного глубже и прочнее, чем принято считать. Или утверждают, что не было дружбы народов, что все это выдумки коммунистических идеологов. Неправда, дружба была, люди разных национальностей жили бок о бок и ценили эту дружбу.

Повторяю, в той или иной форме объединение возможно, к этому подталкивают и объективные реалии. Но еще раз хочу подчеркнуть, что региональные лидеры делают все, чтобы как можно ярче продемонстрировать свой показной национализм, за которым не стоит ничего, кроме денег. А у денег, как известно, нет национальности. Мне кажется, что белорусы на каком-то интуитивном уровне первыми почувствовали необходимость объединения. Посмотрите, как ополчились на Беларусь в Европе, и уж, наверное, не потому, что Лукашенко такой страшный диктатор.

— Он скорее экстравагантный, по европейским меркам…

— Дело в том, что он хочет быть ближе к России, а это не устраивает Запад. Или возьмите Януковича, о котором я написал книгу. Два года назад в глазах американцев и европейцев он выглядел чуть ли не пособником сатаны. Сейчас его сделали премьер-министром, причем по новой Конституции Украины у него гораздо больше полномочий, чем у Президента, и все с этим согласились. Более того, в Европе деловые индексы доверия к Украине поползли наверх. Уверен, что постсоветские страны рано или поздно склонятся к сотрудничеству, проверенному временем.

— Давайте отвлечемся от геополитики и вернемся к роли личности в истории. Представим себе, что 11 сентября 2001 г. буквально за несколько часов до известных событий Дронго узнает о планах террористов. Что бы он почувствовал, подумал, сделал?

— Я думаю, он бы не поверил, как не поверили американские аналитики. Действительно, трудно поверить, что 20 мусульман могут провести такую скоординированную атаку на государство, располагающее невероятными техническими возможностями, и потрясти не только Америку, но весь мир. Что касается действий, думаю, здесь надо было бы действовать предельно жестко, потому что террористы прежде всего наносят удар по исламской цивилизации, провоцируя ее отторжение. Я находился в Лондоне, когда арестовали подозреваемых в террористических актах в августе этого года. Поверьте, там царили очень сильные антиисламские настроения. Помню, с ужасом подумал, как бы повели себя благодушные британцы, если бы теракты удались. На Би-Би-Си один из новообращенных мусульман сказал: «Эти люди должны были погибнуть, потому что они голосовали за Блэра и поддерживали его политику. Они должны понести наказание». И когда ему стали возмущенно возражать, что в самолете были и те, кто голосовал против Блэра, объяснять, что у него пещерная логика, он не смог ничего ответить.

Поэтому я думаю, что Дронго сначала бы не поверил, а поверив, все-таки попытался спасти хотя бы один самолет. Ему, наверное, пришлось бы нелегко, потому что трудно остановить людей, которые хотят умереть. Японцы во время Второй мировой войны, как известно, успешно применяли тактику камикадзе: тысячи людей, сотни кораблей, вертолетов, самолетов погибали от рук смертников. Наверное, практически невозможно найти 20 европейцев, согласных вместе умереть за идею, но вполне возможно, что найдется 20 тыс. мусульман, готовых на такой шаг. Это несоответствие пугает. Поэтому я думаю, что Дронго, будучи азербайджанцем, прочувствовал бы эту опасность, а с другой стороны, понял бы, что человека, который хочет умереть и попасть в рай, остановит только пуля.

— Государственные лидеры многих постсоветских стран являются выходцами из силовых ведомств. Может быть, в том, что власть находится в руках людей, которые чувствуют ответственность перед своими народами и в то же время обладают интеллектом, есть какой-то исторический смысл, неизбежность? Или это случайность, временное явление?

— С середины 1990-х гг. к власти стали приходить те, кто умеет управлять, и не обязательно люди из органов. Подобное развитие событий я рассматриваю как нормальное. Так было не только в России, но и в Азербайджане — возвращение Гейдара Алиева, в Грузии — возвращение Шеварднадзе, и даже в Литве — возвращение Бразаускаса. Я заметил странный парадокс: демократ Ельцин почему-то постоянно вспоминает, что Путин — полковник КГБ. Но два других премьера, которые были назначены до Путина — Примаков и Степашин, — тоже не из детского сада, а из организаций, которые имели отношение к спецслужбам.

Генри Киссинджер сказал Владимиру Путину: «Каждый человек должен по мере сил работать на свое государство». Именно этим и занимаются сегодня государственники, которые знают механизмы власти. Они достаточно прагматичны, и это позволяет им поднимать свои страны. Там, где есть прагматизм, налицо успехи в экономике. Мне кажется, прагматизм — это то, чего не хватает сегодняшнему руководству Армении. Поймите меня правильно, я говорю так не потому, что я азербайджанец. Наши соседи все еще живут ценностями конца 1980-х — начала 1990-х гг. и ни в какую не хотят идти на переговоры по Карабаху. Возможно, если бы эти переговоры состоялись, трубопровод Баку — Джейхан прошел бы не через Тбилиси, а гораздо более коротким маршрутом через Армению. Последняя в результате получила бы колоссальные дивиденды. Но национализм в Армении возобладал над прагматизмом.

Вот Гейдар Алиев был прагматиком, он понимал, что надо вытаскивать страну из того положения, в котором она оказалась. Шеварднадзе был достаточно прагматичен. Другой вопрос, любили его или нет, в том числе в РФ. Если бы не прагматизм Путина, то никакие доходы от нефти не помогали бы сохранить Россию — их разворовали бы региональные бароны, и на этом бы все закончилось. Я убежден, что за прагматиками будущее. В ближайшие 10–15 лет без них не обойтись.

— У Вас есть любимая поговорка?

— Если дают линованную бумагу, пиши поперек. Это Хименес.