Опоздавшие мужчины

Опоздавшие мужчины

Коль скоро мы ведем речь о том, как создавалось половое равновесие на земле, то, конечно же, просто обязаны упомянуть о версиях возникновения тех или иных народов, согласно которым сначала появились женщины, а уж потом — мужчины. Иногда мифы лапидарны: вот, скажем, наши познания о происхождении индейцев пауни ограничиваются сведениями о том, что демиург Тирава сделал женщину, а затем послал ей мужчину. То же было и на западе Гренландии, где эскимоски возникли раньше эскимосов и, пока появились мужчины, вынуждены были сожительствовать со столбом густого дыма, который периодически извергал искры. А миф живущих в Индии сора, не размениваясь на частности, информирует о тех временах, когда народ сорй состоял из одних женщин, которые сами «сочетались», беременели и рожали. Как все это происходило, не сообщается; единственная подробность связана с мальчиками, которые рождались без костей и поэтому сразу умирали. Таких же, без скелета, обреченных на скорую смерть мальчиков рожали жившие какое-то время сами по себе женщины байга, которые оплодотворяли друг дружку попарно с помощью деревянных эрзац-членов; впрочем, иногда, если сильно приспичило, они превращались в птичек и летали в места, где мужчины имелись, а потом давали отчет своей правительнице, обладавшей громадной, до пояса бородой.

У некоторых народов подобные мифы содержат полновесные сюжеты. Взять хотя бы одну из версий появления племени арандаи-бинтуни. Возникшие первыми и обжившиеся на земле женщины услышали шум внутри ствола, рубанули по нему каменным топором, и им навстречу повалили мужчины. Каждой перепало по мужу: бойким симпа-тяшкам, которые растолкали всех локтями, достались отборные экземпляры, но и все прочие не были обижены — даже самая захудалая получила мужика, старого и лысого Ином-самху, пусть и не самого лучшего качества, однако ж годного к работам в поле и производству маленьких арандаев. Этот мужчина вылез из ствола без рта, ануса, ушей, а в пенисе не имел отверстия, но женщины нашли способ дать ему путевку в жизнь. Они подсунули Иномсамху в еду живую змею, и у бедняги с перепугу разверзлись рот и все прочее.

Из стволов, а точнее — из стеблей бамбука явились и мужчины еще одного новогвинейского племени — горных ара-пеш. Но в отличие от мужчин арандаи-бинтуни они могли выходить наружу без всякой помощи извне и неоднократно делали это, но затем возвращались обратно в свои убежища — похоже, перспектива жить вместе с женщинами их не вдохновляла. Более того, они проникали в отсутствие женщин в их дома, съедали все, что находили, а потом гадили в опустевшую тару и скрывались в бамбуковых стеблях. Безобразие это продолжалось до тех пор, пока одна женщина не выследила мужчин, а затем ночью, когда они спали, ее старшая сестра расщепила стебли топором. Женщины застали мужчин сонными, не способными к сопротивлению и тут же совокупились с ними. При дележе добычи не обошлось без склок и даже дошло до смертоубийства: младшая сестра отхватила себе самого лучшего мужика и поплатилась за это — старшая позвала ее ловить крабов и, когда та зазевалась, столкнула на нее кусок скалы. Вернувшись домой, она забрала себе ее кратковременного мужа, и, что характерно, он безропотно покорился судьбе...

Мифы урарина сохранили взаимоисключающие варианты возникновения этого индейского племени. Об одном — назовем его «мужским» — мы уже упомянули. Теперь пришло время рассказать о варианте «женском». Канва его вкратце такова: созданные волей демиурга ураринки жили припеваючи, не испытывая ни в чем нужды. Благосостояние их расположенной в перуанской Амазонии первобытной коммуны обеспечивал удав Айкагуйо. Причем, в отличие от мужчин, которые, как известно, мусорят, слоняются без дела и злоупотребляют излишествами, удав не имел вредных привычек и представал пред женские очи исключительно по вызову. Когда женщинам хотелось есть или возникали надобности по сексуальной части, они стучали палками от ткацкого станка, и Айкагуйо являлся как из-под земли, а точнее — из-под воды, поскольку был водоплавающим змеем. Женщины исправно рожали от удава девочек, и так продолжалось до тех пор, пока на горизонте не замаячили мужчины. Айкагуйо это сильно не понравилось, и он сожрал одного, другого, третьего... Но мужчин, видимо, оказалось так много, что удав смирился и более к женщинам не приплывал, а женщины стали жить с мужчинами и соответственно от них рожать.

Полинезийки с острова Тикопиа, входящего в Соломоновы острова, гармонично сожительствовали с летучими мышами. Женщинам была та польза, что от летучих мышей они беременели только девочками (мальчики им были в принципе не нужны), а летучим мышам было то хорошо, что женщины их подкармливали и не требовали алиментов. Но тут невесть откуда приплыл мужчина, летучих мышей перебил, зажарил и съел, а с женщинами беспорядочно совокупился, после чего они нарожали мальчиков. И теперь на Тико-пиа все как у всех.

Не менее экзотичный сожитель — черепаха (или черепах?!) — был у женщин папуасского племени папаратава. И как-то его угораздило проглотить где-то в дальних краях мужчину, который, однако, оказался не робкого десятка и сумел выйти из чрева, зарезав черепаху изнутри острым обломком бамбуковой флейты как раз в тот момент, когда черепаха прибыл к своим полюбовницам. Мужчина выбрался из трупа и направился в женское селение. Женщины при виде его стали разбегаться кто куда: столь ужаснул их мужской детородный орган (судя по всему, совершенно заурядный). «Это что такое? Для чего оно?» — наконец спросила самая смелая из папаратавок. Задав эти глупые вопросы (видимо, достаточные, чтобы ее сочли порядочной девушкой), она тут же отдалась пришлецу. Вдохновленные ее примером, из укрытий повылазили другие женщины, и небо мужчине показалось с овчинку: возможно, он даже проклял тот миг, когда, находясь в желудке черепахи, додумался разломать флейту и превратить ее в нож. Для племени все закончилось замечательно, поскольку все женщины забеременели и их дети положили начало новым поколениям. А вот для отца этих детей исход был прямо противоположный: в бесчисленных совокуплениях он повредил пенис. Больное место пришлось отрезать, и прародитель папаратава умер...

Гибелью завершилось и путешествие на остров женщин меланезийца с архипелага Тробриан. Местные дамы подвергли его страшному насилию. Эти маньячки не успокоились, даже когда несчастный тробрианец умер, и продолжили сексуальные надругательства над бездыханным телом, используя его выступающие части. Все, кто успел с ним совокупиться, родили мальчиков, которых постигла та же участь, что и их отца. Но тробрианцы все равно стремились на страшный остров, словно там было медом намазано, и в конце смягчили жестокий нрав тамошних меланезиек.

Если же складывалось так, что никакой мужчина в поле зрения женщин не оказывался — ни свой доморощенный, ни иноземец, то тогда женщины, случалось, создавали себе сожителя из того, что было под рукой. Например, две сестры-нанайки слепили мужичка из рыбьей икры, и очень приличный получился мужичок. И охотился неплохо, и в постели был боек, но потом сестры рассказали ему, что он икряной, — и мужичок от огорчения рассыпался на икринки. Еще проще подошла к вопросу первая женщина умотина, когда обнаружила, что поблизости нет ни одного мужчины. Она стала посредством совокупления очеловечивать животных, слонявшихся в округе. Но простота, возможно, ее и погубила: женщина погибла, нарвавшись на тапира с гипертрофированным членом. Пришлось высшим силам создавать народ умотина заново, но теперь уже, учитывая печальный опыт, сразу разнополыми парами.

А женщины папуасов баруйя — те и вовсе сожительствовали с деревом яанду, плоды которого были точь-в-точь как головки половых членов. Эти плоды падали в озеро, возле которого загорали голышом местные дамы, и брызги попадали им в вагины. Этого было достаточно, чтобы забеременеть. Ясно, что в этом мире не находилось места мужчинам и поэтому рожденных мальчиков папуаски убивали. Но в конце концов первый мужчина в их общество все-таки внедрился, и отношения женщин и яанду порушились...

С деревом пребывала в связи, согласно мифу мака, женщина из первопредков этого индейского народа. Она оказывала ему всяческие знаки внимания, даже в порыве страсти царапала кору — и добилась своего: дерево начало кровоточить, а потом и вовсе превратилось в мужчину. Откуда взялась эта женщина (что, учитывая сказанное о женщинах мака раньше, знать нам было бы неплохо) — вышла ли она из озера, как все прочие женщины мака, или возникла каким-либо иным путем, — миф ничего не говорит.

С баруйя и мака по части своеобразия половых партнеров могут поспорить полинезийки с островов Туамоту, впервые описанных русскими мореплавателями, и поэтому второе название Туамоту — Острова Россиян. В мифические времена состав этих островов, судя по всему, был шире, чем сейчас. Во всяком случае, часть полинезиек обитала на некоем «женском» острове, которого ныне нет на карте, и грешила с голотуриями, то бишь с морскими огурцами. Другой миф в корне отвергает эту версию, утверждая, что полинезийки занимались сексом не с голотуриями, а с корнями пандануса и прекратило это распутство лишь появление уже известного нам Тангароа, который прибыл на остров в чреве кита.

Яркую картину мира, где жили только женщины, запечатлел миф кетов. Так уж распорядился кетский демиург Есь, что в лесах окрест их проживания росли в изобилии фаллосы, и поэтому некоторых женщин оттуда было просто невозможно вытащить. Наконец одна из них — которая, надо полагать, считала себя самой умной, — чтобы не терять зря времени на хождение туда-сюда, вырвала фаллос из земли и принесла к себе в чум. Однако вот незадача: укорененный в земле фаллос всегда легко выходил наружу после использования, а тут застрял в умной женщине, и никакие уговоры на него не действовали. Тогда Есь послал на помощь страдалице мужика, у которого, кстати, не имелось никаких мужских половых признаков, и тот фаллос выдернул. По этому поводу женщины налили мужику вина и поднесли закусок. Мужик тем временем — видимо, опасаясь новых происшествий — продолжал держать фаллос мертвой хваткой, но, чтобы освободить руки и угоститься вволю, ему пришлось зажать строптивое растение между ног. Когда же он наелся, напился и собрался уходить, то обнаружил, что фаллос прирос и оторвать его можно только с мясом. «Бабы... обрадовались, — записал этнограф рассказ кетского старожила, — и оставили мужика у себя. А фаллосы в лесу захирели, стали грибами, русские их кушают...» Росли фаллосы и в местах, где обитали индейцы хишкарьяна, но в ограниченном количестве — хватило только первопредкам этого народа, нарождавшимся из черепашьих яиц.

Кстати, нивхи считают, что грибы — это фаллосы, которые черти высовывают из-под земли, а малайзийские сенои утверждают, что в их лесах есть тайное место, где можно наткнуться на закамуфлированный под гриб член бога-гро-мовника Энку — хотя бы в те часы, когда он отдыхает на земле в облике некоего антропоморфного существа. Но если Энку никаких особых целей не преследует и даже, как мы видим, прибегает к маскировке, то Старик-Койот, персонаж индейцев кроу, наоборот, забавлялся тем, что при появлении местных девушек зарывался в землю и высовывал свое хозяйство, пытаясь — что взять с трикстера?! — выдать его, правда, не за гриб, а за ягоду. И наивные, но любопытные девчонки целыми толпами попадались на эту приманку, а некоторые, не исключено, попадаются до сих пор...