Дневник доктора Сьюворда

Дневник доктора Сьюворда

28 сентября. Просто удивительно, какое же благо сон. Еще вчера я был готов поверить соображениям Ван Хелсинга, а сегодня они мне кажутся чудовищными, противоречащими здравом смыслу. Хотя, несомненно, сам он во все это искренне верит. Не знаю, может быть, он слегка помешался. Но должно же быть какое-то рациональное объяснение всех этих таинственных явлений. Возможно ли, чтобы профессор сам все это подстроил? Он так невероятно умен, что если уж свихнулся, то будет необычайно последователен в выполнении всех своих навязчивых идей. Неприятно даже думать об этом; нет, просто немыслимо, чтобы Ван Хелсинг сошел с ума, но на всякий случай все-таки внимательно послежу за ним. Может быть, найду какую-нибудь разгадку этой тайны.

29 сентября, утро. Вчера вечером, около десяти, Артур и Квинси пришли к Ван Хелсингу в гостиницу; тот заявил, что рассчитывает на нашу поддержку, обращаясь в основном к Артуру, будто он главный среди нас:

— Нам предстоит выполнить важный долг. Вас, конечно, удивило мое письмо?

— Пожалуй. Впрочем, скорее встревожило, — ответил Артур. — С некоторых пор беды просто преследовали меня, я надеялся хоть на какую-то передышку. Но мне, конечно, интересно знать, что вы имеете в виду. Чем дольше мы с Квинси обсуждали этот вопрос, тем больше недоумевали. Я и сейчас ничего не понимаю.

— Я тоже, — вторил ему Квинси Моррис.

— Что ж, — кивнул профессор, — тогда вы оба все-таки ближе к истине, чем друг Джон, которому предстоит еще проделать долгий путь, чтобы к ней приблизиться.

Видно, Ван Хелсинг сразу, без слов, уловил, что прежние сомнения вернулись ко мне. Обращаясь к Артуру и Квинси, он очень серьезно сказал:

— Мне нужно ваше согласие на то, что я считаю необходимым сделать сегодня ночью. Знаю, что прошу многого, но, лишь узнав, что именно я намереваюсь сделать, вы поймете, сколь велика моя просьба. Поэтому мне хотелось бы, чтобы вы дали мне разрешение авансом; тогда потом, если вы и будете сердиться на меня некоторое время — а я не исключаю такую возможность, — вам по крайней мере не в чем будет упрекнуть себя.

— Что ж, во всяком случае, это честно! — воскликнул Квинси. — Я не сомневаюсь в профессоре и, хотя не совсем понимаю, куда он клонит, готов поклясться, что он искренен, для меня этого достаточно.

— Спасибо, сэр, — прочувствованно ответил Ван Хелсинг. — Это честь для меня — иметь такого друга, как вы, ваша поддержка очень ценна.

Он протянул руку, и Квинси пожал ее.

Тут заговорил Артур:

— Видите ли, профессор Ван Хелсинг, мне не хотелось бы покупать свинью в мешке, как говорят в Шотландии, и если будет затронута моя честь джентльмена или вера христианина, то я просто не могу дать своего согласия. Оно возможно лишь при гарантии, что не пострадает ни то ни другое, хотя, ей-богу, не понимаю, к чему вы клоните.

— Принимаю ваши условия, — сказал Ван Хелсинг, — и прошу лишь об одном: прежде чем выносить приговор моим действиям, хорошо все обдумать и разобраться, противоречат ли они вашим условиям.

— Согласен! — сухо обронил Артур. — Это справедливо. А теперь, когда переговоры закончены, могу я узнать, что же все-таки мы должны делать?

— Я хочу, чтобы вы пошли со мной на кладбище в Хампстед — тайно, ни одна живая душа не должна об этом знать.

Артур, изменившись в лице, изумленно спросил:

— Туда, где похоронена Люси?

Профессор кивнул.

— Зачем?

— Чтобы войти в склеп!

Артур встал:

— Вы это серьезно, профессор, или это жестокая шутка?.. Простите, я вижу, вы действительно собираетесь это сделать. — Он снова сел, весь непреклонность и достоинство, явно задетый за живое; помолчав немного, спросил: — А в склеп зачем?

— Чтобы вскрыть гроб.

— Ну, это уж слишком! — Возмущенный, Артур вновь встал. — Я готов поддерживать все разумное, но такое… осквернение могилы той, которую…

От негодования он запнулся и не смог больше продолжать. Профессор посмотрел на него с сочувствием.

— Если бы у меня была хоть малейшая возможность уберечь вас от боли, мой бедный друг, видит бог, я бы это сделал. Но этой ночью мы должны пройти тернистый путь, иначе потом — и, может быть, даже вечно — той, которую вы любите, придется ходить по раскаленным углям.

Артур побледнел:

— Осторожнее, сэр, осторожнее!

— Но не разумнее ли все-таки выслушать меня?! — воскликнул Ван Хелсинг. — Тогда по крайней мере вы будете знать, что и зачем я предлагаю.

— Это справедливо, — вставил Моррис.

Помолчав, профессор продолжал, явно с усилием:

— Мисс Люси умерла, не так ли? Так! В этом случае мы не причиним ей никакого вреда. Но если она не умерла…

— Господи! — вскрикнул Артур. — Что вы имеете в виду? Произошла ошибка? Ее похоронили живой? — Он был в таком отчаянии, которое не могла смягчить даже надежда.

— Дитя мое, никто не говорит, что она жива. Я лишь имел в виду, что она стала «живым мертвецом».

— «Живым мертвецом»! Но ее нет в живых! Что вы хотите этим сказать? Что за кошмар? Вообще — что это такое?

— Существуют тайны, о которых люди лишь догадываются, и только с течением времени завеса постепенно приоткрывается, но не сразу и не вся. Поверьте, перед нами одна из таких тайн… пока я ничего не сделал. Но надеюсь, вы позволите мне отрезать голову бедной мисс Люси?

— Ни в коем случае! — с негодованием закричал Артур. — Ни за что на свете не позволю осквернять ее тело. Профессор Ван Хелсинг, вы злоупотребляете моим терпением. За что вы так мучаете меня, что дурного я вам сделал? Что сделала вам эта бедная, добрая девушка, за что вы хотите так обесчестить ее могилу? Или, может быть, вы сошли с ума и в безумии говорите такие чудовищные вещи, или это я помешался настолько, что слушаю вас? Даже думать не смейте о таком надругательстве, я ни за что не дам своего согласия. Мой долг — защищать ее могилу, и, видит бог, я это сделаю.

Ван Хелсинг встал и сказал очень сурово:

— Лорд Годалминг, у меня тоже есть долг, долг перед людьми, долг перед вами и перед покойной, и, видит бог, я выполняю его! Прошу вас лишь об одном: пойдемте со мной, смотрите, слушайте, и, если позднее я повторю свое предложение, постарайтесь не превзойти меня в рвении. Я же выполню свой долг, невзирая ни на что, и дам вам полный отчет в любое время и где угодно. — Голос у него немного дрогнул, и он продолжал уже гораздо мягче, с явным сочувствием: — Умоляю вас, не давайте волю своему гневу. За долгую жизнь мне пришлось пережить много неприятного, мучительного, но такое тяжелое, трудное дело выпало на мою долю впервые. Поверьте, наступит время — и вы перемените свое мнение обо мне, и одного вашего доброжелательного взгляда будет достаточно, чтобы снять с меня всю тяжесть этого часа, ибо со своей стороны я готов сделать все, что в человеческих силах, лишь бы избавить вас от скорби. Подумайте только, чего ради стал бы я так стараться и так переживать? Я приехал сюда издалека, со своей родины, ибо здесь была во мне нужда — следовало помочь моему другу Джону и милой девушке, которую ваш покорный слуга полюбил всей душой. Я сделал для нее то же, что и вы, — не хотел говорить, но ради вас скажу: дал ей свою кровь, хотя, в отличие от вас, не был ее возлюбленным, а всего лишь врачом и другом. Я сидел подле нее днями и ночами — до самой смерти и потом. И если бы моя жизнь могла хоть чем-то помочь ей даже теперь, когда она стала «живым мертвецом», я охотно пожертвовал бы собой.

Профессор произнес все это с таким благородным достоинством, что Артур был тронут. Он взял старика за руку и сказал срывающимся голосом:

— Немыслимо тяжело даже думать обо всем этом, не могу постичь… но, что бы там ни было, я пойду с вами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.