Стоило ли «писать марсианский роман»?
Стоило ли «писать марсианский роман»?
Академик Л. А. Арцимович, известный советский физик, обратился однажды с таким пожеланием к писателям-фантастам: дайте читателям хотя бы раз в пять лет одну вещь, подобную «Аэлите»! Что ж, «Аэлита» А. Н. Толстого — подлинная жемчужина советской фантастики. Тут, как говорится, не может быть двух мнений. Но это сегодня. А в те далекие дни, когда «Аэлита», печатавшаяся поначалу (в 1922–1923 гг.) в журнале «Красная новь», только-только вышла отдельным изданием? В те дни дело обстояло, увы, иначе.«…Роман плоховат… Все, что относится собственно к Марсу, нарисовано сбивчиво, неряшливо, хламно, любой третьестепенный Райдер Хаггард гораздо ловчее обработал бы весь этот марсианский сюжет…» Столь категорический отзыв принадлежит Корнею Чуковскому, увидевшему в «Аэлите» лишь монументальную фигуру Гусева. Однако не один только этот писатель скептически отнесся к дебюту Алексея Толстого в жанре фантастики. В том же номере «Русского современника» (1924, № 1), где критический очерк о творчестве Алексея Толстого поместил Корней Чуковский, опубликовал свои заметки о «литературном сегодня» другой наш известный прозаик — Юрии Тынянов. Рассуждая об «Аэлите», Тынянов полностью солидаризируется с Чуковским. «Марс скучен, как Марсово поле, — пишет он. — Есть хижины, хоть и плетеные, но в сущности довольно безобидные, есть и очень покойные тургеневские усадьбы, и есть русские девушки, одна из них смешана с „принцессой Марса“ — Аэлита, другая — Ихошка…Очень серьезны у Толстого все эти „перепончатые крылья“ и „плоские, зубастые клювы“. И чудесный марсианский кинематограф — „туманный шарик“. Серьезна и марсианская философия, почерпнутая из популярного курса и внедренная для задержания действия, слишком мало задерживающегося о марсианские кактусы. А социальная революция на Марсе, по-видимому, ничем не отличается от земной; и единственное живое во всем романе — Гусев — производит впечатление живого актера, всунувшего голову в полотно кинематографа. Не стоит писать марсианских романов». Вот так — решительно и безапелляционно — судили ныне общепризнанную нашу жемчужину (а с нею заодно и зарождающуюся советскую фантастику в целом) иные даже маститые литераторы двадцатых годов. И тем самым подтверждали старую-старую истину: человеку действительно свойственно ошибаться. Преувеличивать частности, недооценивать целое…