Предисловие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Предисловие

Во вторник 29 мая 1453 года по завершении победоносного приступа, в ходе которого турецкие войска овладели Константинополем, султан Мехмет II, прозванный с того памятного дня Завоевателем (Фатих), вступил в греческую столицу через Пушечные ворота (Топкапы). Медленно проехав на боевом коне через весь город, на улицах которого византийцы оплакивали смерть близких и гибель своей империи, он наконец спешился перед базиликой Святой Софии. Войдя в величественное здание, владыка османов сотворил благодарственную молитву и повелел обратить церковь в мечеть. В пятницу 1 июня султан, в окружении пышной свиты из высших представителей мусульманского духовенства и военных чинов, впервые совершил торжественный обряд большого пятничного богослужения. Константинополь, называемый турками Костантиние или Истанбулом,{5} уже вечером дня завоевания был провозглашен столицей Османской империи. Султанской резиденцией он фактически стал только в 1457 году, когда завершилось строительство султанского дворца, заложенного около форума Феодосия.

Так в истории великого города на Босфоре была перевернута страница. В новую эпоху Стамбулу, уже успевшему стать турецким, еще предстояло войти в роль достойного наследника греческого Константинополя. Ныне, после четырех с половиной веков турецкого присутствия, отличить одни от других исторические составные элементы города, понять, где закончился Константинополь и где начался Стамбул, не то чтобы трудно, а просто невозможно. Мехмет Завоеватель и последовавшие за ним султаны не собирались порывать преемственность, соединяющую их столицу со столицей Византии. Они не могли не отдавать себе отчета в том, что пришедшая из прошлого совокупность географических, человеческих и экономических факторов продолжает определять жизнь столицы и в их время. Вместе с тем, добавим уже мы, это никогда не прерывавшееся воздействие прошлого на настоящее не создавало непреодолимого препятствия на пути глубоких изменений в той же столичной жизни, а именно в таких ее областях, как политика, религия, общество, искусство. С полным основанием можно утверждать, что османские султаны, особенно в XVI веке, выступали как градостроители в роли преемников великих византийских императоров, от Константина и Юстиниана до Михаила Палеолога, и внесли достойный вклад в общее дело превращения Константинополя в поистине царственный город древнего и нового мира.

При Сулеймане Великолепном и его ближайших преемниках город, как и вся Османская империя, переживал свой час славы; именно этот «час» и вошел в историю под именем «века Сулеймана»,[1] именно к нему восходит большинство описаний европейскими путешественниками красот и чудес турецкой столицы. По ним, а также по турецким документам, которые ныне открыты вниманию историков, мы можем воспроизвести достаточно близко к исторической реальности многие составляющие стороны того мира, что слишком долго оставался окутанным покровом тайны и потому служил неисчерпаемым источником всякого рода легенд и фоном для самой экзотической приключенческой литературы. Тщетно было бы искать в этом фольклоре и в этих авантюрных повествованиях хотя бы тень истины — пламенное авторское воображение оставляет слишком мало места реалиям.

Вместе с тем приходится признать, что собственно документация, документация в прямом смысле этого слова, дошедшая до нас непосредственно из века Сулеймана Великолепного, довольно скудна. Зато ее скудость щедро возмещается обилием информации о Стамбуле следующего, XVII века. Информации, к слову сказать, очень разнообразной и часто более объективной. Нет причин ее игнорировать. В области градостроительства, как и в прочих областях столичной жизни, перемены в жизни Стамбула, произошедшие в течение XVI и XVII веков, едва различимы, если различимы вообще. Они никак не отмечались жителями столицы тогда, никак не фиксируются историками теперь. Пусть же читатель не удивляется, если к описанию Стамбула XVI века будут привлечены более поздние источники. Почерпнутые из них сведения подтверждают, уточняют или дополняют информацию, дошедшую до нас прямо из той эпохи, что служит для нас предметом исследования, — из эпохи царствования Сулеймана Великолепного.