119. Георгий Иванов - Роману Гулю. 23 июля 1956. Йер.

119. Георгий Иванов - Роману Гулю. 23 июля 1956. Йер.

23 июля 1956

Дорогой Роман Борисович,

Только что пришла посылка от Вас. Очень благодарю Вас и Ольгу Андреевну. Все вещи, конечно, очень хороши и пальто как по мерке. М. 6., и поношу еще его — кто знает. У меня было нечто вроде пропажи зрения. Вылечили меня, т. е. не дали сразу сдохнуть, лошадиными средствами — других здесь не применяют. Давление от сих средств еще повысилось. Ваш серпазил тоже, увы, как мертвому кадило. В том-то и дело, что у меня какой-то сложнейший случай — могу, так сказать, гордиться.

Вещи, повторяю, особо отличные и если бы не мое приятное состояние, доставили бы мне огромное удовольствие. М. б., и доставят еще. Не сочтите за неблагодарность это бесчувствие. Очень, очень благодарен.

Только

Что ей ленты-кружева

Раз она полумертва.

Хорошо. Спасибо и за два письма. На первое, обстоятельное, я ведь ответил и очень жду обстоятельного же Вашего ответа — насчет издания книги особенно. Очень хочется выпустить напоследок книгу, не скрываю. Другое — очень дружеское — письмо с 10 июля все лежало — ну напишу завтра. Дикая апатия, кроме всего прочего.

Политический автор трудится в четыре руки, чтобы к 15 августа не опоздать. Куда посылать — в деревню к Вам или в Нью- Йорк — скажите. Очень существенно: гонорар за этот отрывок есть наша теперешняя единственная денежная основа. Очень прошу М. М. и Вас войти в мое положение, оплатить его сейчас же по получении. Очень прошу не только это, но и по возможности округлить чек, сочтя авансом будущий третий отрывок и будущий дневник. У нас уже сейчас нет ни копья. Пожалуйста, дорогой Р. Б., отнеситесь сериозно — сделайте все, что можно. Ну закажите Вы 100 долларов по получении отрывка. До и не прошу. Но предстоит целое лето адской жары, одного лимонаду на 100 <франков> в день. Вино забыто давно, нельзя ни капли. Дневник будет к декабрьской книжке и, возможно, роскошный. И третий отрывок И. О. будет писать не отрываясь, как только кончит этот, и по написании сразу пошлет. У нас, откровенно говоря, кроме Вас нет ни одного друга, способного помочь, и полагаться на Америку волей не волей — единственное, на что есть, — во Франции не достать «по <нрзб>» ни копейки. Извините, кончаю: напился черного кофе, чтобы написать Вам и поблистать — все-таки не удалось, как видите. Но Вы, пожалуйста, из Питерсхема напишите мне на досуге поблестящей. Обожаю Ваши письма. М. б., и я, очухавшись, Вам поблистаю в ответ и пришлю продолжение Адамовича. Этот мой друг тоже блистает теперь в Ницце — прокутывает накопленные за свой профессорский сезон денежки. И ведь как рискует — поймают на незаконном вывозе денег из Англии а тют ситюасьен*, да еще в тюрьме посидеть можно. Ничего не боится. Я бы, вообще, с его прошлым давно бы удавился от страха. А ему ничего. Эх, золотая тема вообще пропадает. Кроме Почтамтской, чего только он не проделывал и не продолжает проделывать. Одно распределение гвоздей в бытность его начальником канцелярии по гвоздям чего стоило. Всякого бы давно расстреляли. Орел, а не человек. И в Манчестер попал как окончивший СПБ университет. А он его и не кончил. Сгорел диплом — как «паспорт мой сгорел когда-то» [876] — и дело в шляпе. Папа жандарм [877] радуется с того света на сыночка. А я робко преклоняюсь. Читали, какую чушь он нагородил насчет моей близости с Есениным по <поводу?> последнего Дневника. [878] Ну ответьте мне и на «наболевший вопрос», и вообще. Обожаю Ваши письма. Оба обожаем. Еще раз спасибо за посылку. И. В. очень кланяется Вам обоим.

Ваш Г. И.

*A toute situation (фр.) — ситуация некрасивая, скандал.