Современность Лондона

Это Англия автомагистралей и объездных дорог, бензоколонок и фабрик, которые выглядят как выставочные павильоны, гигантских кинотеатров, танцевальных залов и кафе, бунгало с крошечными гаражами, коктейль-баров, магазинов Woolworth’s, междугородних автобусов, беспроводной связи, любителей пешего туризма, фабричных работниц, которые выглядят как актрисы, собачьих бегов и мотогонок, бассейнов, времен, когда на купоны в сигаретных пачках можно было приобрести что угодно. Такую Англию увидел бы я перед собой, подъезжая к Лондону с севера, – если бы туман рассеялся. Гладкая широкая дорога много миль тянется мимо блокированных бунгало с маленькими гаражами, радиоприемниками, журналами о кинозвездах, купальниками, теннисными ракетками, туфлями для танцев. Однако туман стоял густой… мы ползли… и у меня было достаточно времени, чтобы подумать об этой новейшей из всех Англий… по сути своей она демократична… В этой Англии нужно быть при деньгах, но достаточно будет и небольшого капитала. Это страна разнообразных товаров массового производства по низким ценам. Можно считать Woolworth’s ее символом[221].

В 1934 году драматург и романист Дж. Б. Пристли описал, как менялись в процессе субурбанизации и американизации пейзаж и настроения страны после Первой мировой войны. В этом знаменитом отрывке, изображающем, как автор возвращается в Лондон на машине после путешествия по стране, Пристли в красках описывает и изменения на уровне быта, все эти коммерческие уловки и ухищрения, и снисходительное и неприязненное отношение к ним со стороны политической и литературной элиты и аристократии (к которой принадлежал сам). Вероятно, тех, кто выражал свой страх перед современностью через критику ширпотреба, больше всего страшила широкая доступность новых товаров и стилей жизни для растущей аудитории, которой ранее доступ в мир роскоши и наслаждений для власть предержащих был заказан, – молодежи из рабочего и низшего среднего класса, в том числе женщинам. Пристли далее писал, что «жизнь молодежи в этой новейшей из Англий проходит не в обсуждениях наряда, в котором леди Мэри появилась при дворе; нет, они живут своей жизнью. Если им требуется кумир, они вольны выбирать из кинозвезд, спортсменов и прочих знаменитостей того, кто приглянется»[222].

Особенно хорошо наращивание производства товаров нового типа, рассчитанных на широкую аудиторию, было заметно в Лондоне и его разраставшихся пригородах. Впрочем, вероятно, этот город всегда был таким. Лондон всегда воспринимался как город последних модных новинок, поскольку давно утвердился в статусе столицы, политического, общественного и экономического центра страны и одного из ключевых звеньев мировой торговли и колонизаторской политики. Однако к концу 1920-х годов всегда присущие ему характеристики изменчивости и подвижности стали особенно педалироваться с целью утвердить его превосходство и быстрый рост. Характерно, что Пристли въезжает в разрастающийся город по магистрали, тем самым как бы подтверждая версию социологов, что

никакое другое изменение в обозримом прошлом не изменило так кардинально жизнь лондонцев, как улучшение транспортной системы. Почти каждый житель столицы ощутил, как изменились его трудовые будни и его досуг. Город разросся, мобильность рабочей силы возросла, были частично разрешены проблемы жилищного строительства и перенаселенности, развитие транспорта также способствовало нормализации цен и зарплат и сделало культуру, отдых и развлечения более доступными рядовому гражданину[223].

Своей современностью Лондон был обязан новым видам транспорта: автомобилю, автобусу, метро. Эти средства передвижения были ближе, чище и надежнее и способствовали смешению социальных групп, в результате чего размывались прежние границы между классами и этносами, а женщины получали новые возможности отдыхать и работать вне дома, в офисах и на фабриках. Благодаря транспорту хозяйки могли позволить себе закупаться не только на ближайшем к дому рынке или в магазине. Как отмечалось в «Новом исследовании Лондона» (дополненной, чтобы учесть изменения, внесенные войной, версии исследования социальной и экономической жизни города во второй половине XIX века, проведенного Чарльзом Бутом), «приток покупателей в центр обусловлен развитием и дешевизной транспорта и выливается в благосостояние крупных сетевых магазинов, расположенных не только в Вест-Энде, но и в таких районах, как Пэкхем и Брикстон»[224].

Одним из наиболее противоречивых последствий наблюдаемого процесса установления более прочных связей между районами города и увеличения «проницаемости» границ между ними стало то, что цены, качество и набор услуг усреднились. В ускорении лондонской жизни видели не только повод для радости и явное свидетельство прогресса, но и повод для некоторого беспокойства. Один из авторов «Нового исследования…» оставил сухой научный тон ради того, чтобы «добрым словом помянуть оригинальность и пестроту, поглощенные унылой монотонностью большого города». Эти перемены лучше всего отражались в облике лондонцев из рабочего класса:

Явные признаки классовых различий исчезают. Теперь редко встретишь даму в чокере или со страусовым пером, господина, наряженного на скачки. В одежде юношей и девушек из рабочего класса так мало своеобразия, она только подражает модным тенденциям Вест-Энда, иногда искажает их. Когда-то в среде рабочих считалось, что краситься и пудриться пристало женщинам легкого поведения, – теперь же красятся и добропорядочные девушки. Мужчины же повально перешли на сигареты либо вместо глиняных стали использовать вересковые трубки[225].

Забравшись выше по социальной лестнице, можно было наблюдать то же «уравнивание» в одежде представителей различных классов. К примеру, достопочтенная госпожа Форестер, модный обозреватель Daily Telegraph, писала: «Сегодня одежда уравнивает всех… По ней можно отличить богатого от бедного, но невозможно различить представителей разных классов. Модельеры обслуживают всех, кто может себе позволить их услуги»[226]. Миссис Форестер приветствовала активный интерес к моде у представительниц различных социальных групп. Он давал заработок большому количеству лондонских жителей, позволял проявить творческие амбиции и отваживал от «нежелательных и потенциально опасных» увлечений (вероятно, от торговли телом и наркотиками, хотя автор не уточняет, что именно имеет в виду). Миссис Форестер, перенимая новый язык рекламы, писала о моде, которая тонизирует, спасает от треволнений городской жизни, служит глотком свежего воздуха посреди каменных джунглей: «Правы профессионалы с Харли-стрит, которые против нервного расстройства прописывают поход по магазинам, и модные врачи, утверждающие, что новая шляпка – лучшее лекарство»[227]. В то же время в единообразии современного платья было зашифровано воодушевляющее кредо сторонников эмансипации: «За умением подчиняться простым правилам скрывается сила целеустремленности и волевое желание достичь поставленной цели».

Деловые женщины! Используйте возможности, которые открывает перед вами одежда; придерживайтесь определенного цвета и фасона, сделайте их своими… Это подчеркнет индивидуальность, ваше главное достоинство; более того, вам проще будет подбирать аксессуары… Коричневые и бежевые тона, к примеру, идут всем и подходят к любой ситуации. Любой работающей женщине, независимо от возраста, пойдет платье нежного табачного или темно-коричневого оттенка… Коричневая фетровая шляпка без полей, бежевые туфли, чулки и перчатки сделают образ завершенным и вполне подобающим[228].