Ньютон и культура Ренессанса

В определенном смысле поиски истины, предпринятые Ньютоном, могут быть лучше поняты, если учитывать то обстоятельство, что великий физик не мог избежать интеллектуального влияния эпохи позднего Ренессанса, эпохи, когда идеи античности словно переживали свое второе рождение, что и заставило многих мыслителей Запада по-новому взглянуть на древние учения, включая и алхимию. Сам принцип гуманизма предполагал подобную ревизию оккультизма, что не могло не сказаться на новых взглядах в области медицины, науки и натурфилософии. Но у каждой из систем, будь то каббала, алхимия и герметизм или стоицизм, были свои особые принципы и особые взгляды на Вселенную. И эти системы не всегда находились в согласии друг с другом, при этом каждое вновь всплывшее из небытия древнее учение претендовало на Истину.

Б. Доббс уверена, что Ньютон с его законом всеобщего тяготения – это прямое продолжение так называемой идеологии Возрождения. Но это утверждение требует некоторого уточнения. Так, по мнению А.Ф. Лосева, именно Ньютон стремится разрушить эту идеологию. Ренессанс – явление противоречивое. С одной стороны, его можно определить как эпоху свободомыслящей личности, а с другой – как эпоху сознания личностью своего ничтожества и своей механистической предопределенности во всеобщей мировой и безудержной машине. Одним из самых ярких явлений эпохи Ренессанса в традиционных изложениях является обычно гелиоцентрическая система Коперника и учение о бесконечных мирах Джордано Бруно.

Годы жизни Николая Коперника (1473-1543) и годы выхода в свет его главного труда «Об Обращении небесных сфер» (написанного в 1542 г. и изданного в год смерти автора) настолько бесспорно относятся к эпохе Ренессанса, что никому даже и в голову не придет рассуждать о полной противоположности системы Коперника мировоззрению Ренессанса. Тем не менее, считает А.Ф. Лосев, открытие Коперника было передовым и революционным событием для последующих веков, но для Ренессанса это было явление не только упадка, но даже возрожденческого самоотрицания.

Дело в том, что Ренессанс выступил в истории западной культуры как эпоха возвеличивания человеческой личности, как период веры в человека, в его бесконечные возможности и в его овладение природой. Но Коперник и Джордано Бруно превратили Землю в какую-то ничтожную песчинку мироздания. Человек эпохи Возрождения любил созерцать природу вместе с неподвижной Землей и вечнонедвижным небесным сводом. Но теперь оказалось, что Земля – это какое-то ничтожество, а неба вообще не существует. Человек эпохи Возрождения проповедовал могущество человеческой личности и свою связь с природой. Но вместе с великими открытиями Коперника, Галилея, Кеплера все это могущество человека рухнуло. «И то, – пишет А.Ф. Лосев, – что гелиоцентризм вовсе не возрожденческая идея, доказывается тем, что только Ньютон в XVII в. логически завершил великое деяние указанных гениальных умов, без какового завершения их открытия все-таки оставались наивным началом великого дела».

Однако, чуть позже в духе своего диалектического подхода к истории Возрождения тот же А.Ф. Лосев неожиданно добавляет: «Тогда Ренессанс нужно будет определить и как эпоху свободомыслящей личности и как эпоху сознания личностью своего ничтожества и своей механистической предопределенности во всеобщей мировой и бездушной машине. Можно поступить и так и так. Мы же следовали только традиционному признанию освобожденной личности в Ренессансе. А если под Ренессансом понимать и механистическое закабаление личности, то против этого мы тоже не возражаем. Повторяем, это вопрос терминологический… Тот же Джордано Бруно, который растворил человеческую личность во всеобщем и бесконечном мировом механизме, твердо стоял на почве коперниканства, проповедовал героический энтузиазм как наивысшее проявление человеческой личности. Тот же Ньютон, впервые продумавший до конца механистическую Вселенную, отличался такой напряженной религиозностью, которая нашла отражение во всех его биографиях.

Таким образом, глубочайший переворот в науке, связанный с именами Коперника, Кеплера, Галилея и Ньютона, можно и связывать с мировоззренческими основами Ренессанса, а можно и не связывать, расценивая его не как Ренессанс, но как самоотрицание Ренессанса, но это – вопрос о методах изложения».

В связи с этим не лишним будет вспомнить Платоновскую академию во Флоренции. Часто говорили и писали о влиянии Козимо Медичи и на платонические умозрения тогдашних флорентийцев со стороны прибывших в то время в Италию платоников-греков. Среди них обычно фигурирует несколько имен и особенно имя Гемистия Плетона. Плетон настолько буквально воспроизводил Платона, что нисколько не чуждался даже и языческих черт платонизма. На этой почве Плетону хотелось создать такую международную религию и философию, которые были бы выше и христианства, и язычества, и магометанства. С таким настроением Плетон и прибыл в Италию в 1438 г., где он познакомился с тогдашним правителем Флорентийской республики Козимо Медичи.

Возможно, что влияние Плетона на Медичи было достаточно сильным, если в дальнейшем (начиная с 1459 г.) во Флоренции была учреждена Платоновская академия. Расцвет этой академии приходится на период 1470-1480 гг. Платоновская академия, или, как ее называли, «Платоническая семья» (Platonica familia), во Флоренции имела свою краткую, но блестящую историю. Эта академия, по мнению А.Ф. Лосева, была чем-то средним между клубом, ученым семинаром и религиозной сектой. Лидером этой академии было некое духовное лицо по имени Фичино. Известно, что он перевел всего Платона, всего Плотина, Порфирия, Ямвлиха и Прокла. Он же переводил античную, так называемую герметическую (алхимическую) литературу, и Ареопагитики. «Упорядочивая и комментируя сочинения платоников, связывая их с латинской и средневековой традицией, – пишет А.Ф. Лосев, – с научными физическими, астрономическими, медицинскими теориями, а главное, приводя платонизм в согласие с христианской религией, Марсилио Фичино добился того, что великая языческая философия и современная ему христианская идеология достигли слияния, сохранив каждая свою цельность».

Таким образом, неоплатоническая эстетика Фичино находится между двумя крайними полюсами – чистым неоплатонизмом античного типа, где красота – это воплощение идей божественного ума в материи, и крайним антропоцентризмом, крайним личностно-материальным индивидуализмом, где Бог, и божественный разум, и идея этого разума, и эманация их в творении оказываются максимально очеловеченными и абсолютно имманентными человеку. «Человек оперирует божественными идеями и при их помощи создает всякую красоту и сам становится красотой; но идеи эти одинаково и божественные, и человеческие, одинаково абсолютные в объективном смысле и одинаково априорные в смысле человеческой субъективности. Вот почему материалы Флорентийской академии поражают своей пестротой, разнообразием и часто даже противоречием. Это не противоречие, но признание абсолютной имманентности Бога всем человеческим личностям и всем явлениям природы. Только при таком условии мы поймем неоплатонизм Фичино не как античный и не как средневековый, но именно как возрожденческий».

Известный культуролог и историк А. Шастель пишет по этому поводу следующее: «Неоплатонизм в конце XV в. оказался в центре того, что можно назвать «мифом Ренессанса»… в этом интеллектуальном климате были выработаны и иногда развернуты идеи, которые издавна считались основными идеями эпохи, – представление о человеке, как о центре мира, об органическом космосе, открытие античности как завершенной цивилизации».

Влияние протестантской этики на возникновение научного мышления и ньютоно-картезианской парадигмы стало уже общим местом в научной литературе. Но не будем забывать, что и само лютеранство – это явление так называемого Северного Возрождения. И если говорить об оккультных традициях и, в частности, о герметической философии, то здесь прежде всего следует упомянуть имена Парацельса и Агриппы фон Неттесгеймского, жизнь последнего (1486-1535) полна не только разного вида приключений, вплоть до настоящего авантюризма, но и смешения гуманистических и платонических воззрений. Свое первое выступление в качестве университетского профессора (1509) он посвятил разбору трактата Рейхлина «О чудодейственном слове», основанного как раз на каббалистических источниках. Агриппе принадлежит также и теоретическое оправдание магии вместе с практическими советами и даже рецептами в специальной книге «О сокровенной философии» (полностью издана в 1533 г.). Однако, тот же Агриппа выступал против вульгарного понимания магии, критически относился к человеческим знаниям и даже написал трактат «О недостоверности и тщете наук и искусств» (1530). То, что он был «энциклопедистом», конечно, тоже характеризует его как возрожденца, поскольку тогдашний антропоморфизм вообще заставлял людей думать о возможности объединять в одной голове все науки о всем существующем. Агриппа был и профессор, и инженер, и врач, и адвокат, и военный, и историограф. Стремления к точному знанию объединилось у него с алхимией и астрологией, а богословие – с волшебством.

Если сравнить открытый Ньютоном закон всемирного тяготения и как описывает эту магическую силу притяжения Агриппа, то обнаруживается прямое сходство. Для этого следует проанализировать текст знаменитого мага и волшебника эпохи Возрождения более подробно.

Известно, что средневековые воззрения на мир основывались на учениях, заимствованных из Аристотелевской физики и Птолемеевой астрономии, к которым христианство сделало свои необходимые специальные дополнения. Согласно этому учению, вся вселенная состояла из трех миров, или царств. В середине была земля, грубый материальный, или стихийный мир, называемый так потому, что все в нем образовалось из четырех стихий. Вокруг земли был небесный свод, состоящий из семи сфер, в которых находились планеты, а за ними и вокруг них простиралась восьмая сфера неподвижных звезд. Далее следовал «интеллектуальный» мир, или мир идей», как называл его Агриппа, т.е. обитель ангелов и слабых; наконец, в самом внешнем пространстве находился Бог, обнимающий собою все.

Порядок во вселенной, согласно этому представлению, поддерживался постоянными божественными распоряжениями. Последние выполнялись ангелами, которые, прежде всего остального, управляли ходом звезд, а затем, в случае необходимости, принимали участие и в делах стихийного мира. Кроме того, планеты и неподвижные звезды имели также влияние на земные явления, которые были подвержены влиянию всего высшего, всего того, что находилось вне стихийного мира.

Магическая теория Агриппы была построена на той мысли, что как высшее влияет на низшее, так и обратно все низшее влияет на высшее, только в меньшей степени. Далее все, стоящее на одной ступени, взаимно влияет одно на другое на основании закона: всякий предмет притягивается подобным себе и обратно, всем своим существом притягивают к себе его силы. На этом законе основываются все магические действия, поэтому они (действия) вполне естественны, как происходящие согласно законам природы. Как будет показано ниже, закон всемирного тяготения, открытый Ньютоном, имеет также оккультное происхождение.

Об этом всеобщем притяжении Агриппа ясно и точно говорит в 1-й главе своей книги: «Мир имеет троякий характер: стихийный, небесный и интеллектуальный; все низшее управляется высшим и от него получает свою силу. Так сам прообраз и Творец мира изливает силы своего всемогущества через ангелов, небеса, звезды, стихии, животных, растения, металлы и камни и через них на нас, людей. Поэтому магики не без основания полагают, что мы можем восходить по степеням через отдельные миры к миру самих прообразов, к устроителю и к первопричине всех вещей, кем все существует и от кого все происходит; они полагают даже, что мы можем пользоваться не только имеющимися у нас силами обыкновенных вещей, но можем также привлекать к себе из высших миров новые силы. Поэтому магики исследуют силы стихийного мира путем разных сочетаний естественных вещей и, кроме того, присоединяют к ним небесные силы, согласно с правилами астрологов и положениями математиков, при помощи лучей и влияния небесного мира. Наконец, они усиливают и укрепляют все это священными и религиозными церемониями, властно различных духов. Я постараюсь теперь изложить все сказанное в правильном порядке в этих трех книгах, из коих в первой говорится о естественной магии, во второй о небесной и в третьей о церемониальной… Магия обнимает собою глубочайшее созерцание самых тайных вещей, знание всей природы. Она учит нас, в чем вещи различаются одна от другой и в чем они согласуются. Отсюда происходит ее чудесное действие, так как она сочетает различные силы, всюду связывает низшее с силою высшего; поэтому магия есть совершеннейшая и высшая из наук, высокая и священная философия, венец благороднейшей философии. Как всякая истинная философия, она разделяется на физику, математику и теологию. Физика учит нас о природе вещей, существующих в мире, об их причинах, действиях, времени и месте, о явлениях, о совокупности и частях. Математика учит нас познавать природу в трех протяжениях и наблюдать движение небесных тел. Наконец, теология учит нас, что такое Бог, душа, разумные существа, ангелы, демоны и религия. Она учит нас, какие есть священные установления, обряды и таинства. Наконец, она учит о вере и чудесах, о силе слов и законов, о священных операциях и таинствах печатей. Магия соединяет в одно целое эти три науки и дополняет их, почему она по праву с древнейших времен называется высочайшей и священнейшей из наук. Если кто хочет заниматься этой наукой, будучи неопытен в физике, неискушен в математике и несведущ в теории, то он не поймет смысла магии, ибо магия сама не выводит ничего и нет такого действительного магического произведения, которое бы не находилось, в связи с названными тремя науками».

Следуя своему плану, Агриппа дает определение того, что он называет физикой, математикой и теологией. Руководящей нитью в развитии всей системы является его стремление доказать справедливость высказанных двух законов, что все вещи оказывают друг на друга взаимодействие и что низшее может привлечь к себе силу из высших миров. Мы будем, по возможности, словами самого автора продолжать изложение всех главных пунктов его учения; оно уже тем интересно, что дает нам возможность получить ясный взгляд на состояние естествознания позднего Возрождения, которое и нашло свое продолжение во взглядах на природу и материю Ньютона.

Итак, Агриппа в своем основном труде «О сокровенной философии» пишет: «Имеются всего четыре стихии или элемента, т.е. четыре основания для всех телесных вещей; это суть: огонь, земля, вода и воздух. Из них образуется все, но образуется не путем простого смешения, а путем соединения и преобразования, и обратно, все, что приходит к концу, разлагается на четыре элемента. Ни один из естественных элементов не существует в абсолютном чистом виде, но они более или менее смешаны один с другим и могут замещать друг друга. Так, например, земля переходит в воду, когда она растворяется и получает вид ила, если же вода уплотняется, то она переходит в землю. Если же она испаряется посредством огня, то превращается в воздух. Каждый из элементов имеет два особых свойства, из которых одно принадлежит специально этому элементу, между тем как другое составляет переход к следующему элементу.

Из четырех стихий образуются четыре группы совершенных тел: камни, металлы, растения и животные. В них заключаются все элементы, но каждая группа всего ближе стоит к одному из них. Так камни землисты, ибо они от природы тяжелы, падают на землю и не могут превращаться в жидкое состояние. Металлы водянисты, ибо могут делаться жидкими, и алхимики доказывают своими опытами, что они (металлы) возникли из живой металлической воды, т.е. из ртути. Растения так связаны с воздухом, что могут прорастать и расти только под открытым небом. Наконец, сила, действующая во всех животных, есть огонь; они так родственны огню, что исчезает почти всякая жизнь, если погаснет огонь. Внутри этих четырех царств каждая вещь в свою очередь особенным образом связана с одной из стихий. Из камней все непрозрачные и тяжелые подобны земле, прозрачные же те, что растворяются водою, например, кристаллы подобны воде; воздухоподобные те, которые плавают на воде, например, губчатая пенка и пемза; наконец, родственны огню те, из которых может получится огонь, или которые сами произошли из огня: каковы, например, кремень и асбест. Точно так же и с металлами: родственны земле свинец и серебро воде – ртуть, воздуху – медь и олово, огню – железо и золото. У растений корни по своей плотности родственны земле, листья по содержимому в них соку – воде, цветы по своей нежности – воздуху, а семена – огню по своей зародышевой силе, силе прорастания. Из животных некоторые принадлежат преимущественно земле, каковы: черви и многие пресмыкающиеся; другие – воде – рыбы; те, которые не могут жить без воздуха – принадлежат воздуху; наконец, сродни огню те, что живут в огне, например, саламандра и некоторые цикады, или которые имеют большую теплоту, или огненный цвет; таковы: голуби, страусы, львы и те твари, которые, как рассказывают, выдыхают огонь. Кроме того, кисти животных принадлежат земле, мясо – воздуху, жизненный дух – огню и соки – воде.

Стихии имеются не только в неизменном мире, но также и в небесах, в демонах, ангелах и даже в самом мировом устроителе и прообразе. Но в низших вещах элементы находятся в, соответственно, грубой и более материальной форме: например, в небесах элементы существуют только в их силах и свойствах, в небесной и более превосходной форме, чем под луной. Небесная земля имеет твердость земли, но не имеет ее плотности, воздух и вода имеют подвижность, но не имеют бурных течений, пламя огня там не жжет, а только сводит и оживляет все своей теплотой. Из планет Марс и Солнце сродни огню. Юпитер и Венера – воздуху, Сатурн и Меркурий – воде и Луна – земле. Небесные знаки так же распределяются по стихиям, равно как ангелы и демоны: так различают духов огня, земли, воздуха и воды».

Земные вещи, согласно Агриппе, имеют разнообразные силы и свойства. Некоторые из этих естественных сил имеют исключительно элементарную природу: согревание, охлаждение, увлажнение и осушение. Большинство же других сил имеют вторичный характер, т.е. они получаются только путем соединения элементов; сюда относятся, например, силы согревания, переваривания (пищи), растворения, смягчения, затвердения и соединения. Наконец, вещи имеют также много скрытых сил, каковы, например, силы отклонять действие яда, притягивать железо и т.д. Эти силы называются сокровенными, ибо причины их скрыты, т.е. человеческий разум не может их исследовать. Так, например, пища переваривается в желудке известной нам теплотой, но неизвестной нам скрытой силой. Она превращается в тело и кровь; что одна теплота не может этого совершить, доказывается тем, что иначе то же самое должно бы произойти и на огне очага. Все эти скрытые свойства притекают к вещам свыше, из интеллектуального мира, где находятся духовные прообразы всех вещей и идей. Но идеи не могут действовать непосредственно на вещи. Ибо дух есть причина движения и действует своей собственной силой. Напротив, материя много слабее и неспособна сама собой двигаться. По этой причине необходим, считает Агриппа, посредствующий член, медиум, посредник, агент, с помощью которого дух приводит в движение материю; этот медиум должен быть в одно и то же время и телесным, и духовным. Он есть душа вселенной или, как его называют, «пятое существование», «квинтэссенция», потому что он не состоит из четырех элементов, а является пятым. Эта душа вселенной и есть необходимый посредствующий член, через который дух может действовать на грубую материю; она играет в мире ту же роль, что в нашем теле душа, которая производит то, чем наш дух связан с членами и может действовать на них.

Если вновь обратиться к работе Агриппы фон Неттесгеймского, то мы увидим прямое влияние неоплатонизма, которое, как указывает Б.Т. Доббс, испытал в свое время и молодой Ньютон. Так Агриппа пишет, используя терминологию неоплатоников, столь популярную и среди алхимиков эпохи Возрождения: «Посредством мировой души, или квинтэссенции, дух распространяется над всем, и нет ничего в мире, чтобы обходилось без его искры. Всего сильнее дух проникает туда, где душа имеет наибольшее преобладание, как, например, в звездах; от них он распространяется далее через посредство их лучей, благодаря которым вещи приходят в согласование со звездами. Таким образом, все скрытые свойства в камнях, металлах, корнях и во всем живущем называются планетами и остальными звездами. Квинтэссенция может быть для нас весьма полезна, если мы сумеем извлечь из какого-нибудь вещества, например, из металла, и перенести ее в другое вещество; тогда она даст последнему более высокие свойства. По этой причине алхимики старались получить квинтэссенцию из золота и серебра и перенести ее в другой металл, который тогда сам тотчас делается золотом и серебром. Я знаком с этим искусством и несколько раз видел, как это делается, но я не мог получить золота больше того, сколько весило золото, из которого я извлекал душу. Так как последняя есть внешняя, а не внутренняя форма, то она не может превратить несовершенное тело в совершенное в количестве, превышающем ее собственную массу; однако я не отрицаю то, что это возможно при помощи других приемов искусства.

Скрытые свойства, получаемые вещами от мировой души, – через посредство звездных лучей, могут быть найдены лишь путем загадки и опыта. Тот, кто хочет исследовать их, должен прежде всего знать, что всякая вещь тяготеет к себе подобной и всем своим существом притягивает к себе подобную, и это относится как к стихийным, так и к сокровенным свойствам. Так огонь, вспыхивая, поднимает свое пламя к небесному огню, а вода течет вниз к воде. Мы это замечаем также и у животных существ, питательная сила которых превращает пищу не в растения или корни, а в мясо; врачи тоже знают, что, всякая вещь помогает той, которая подобна ей. Ноги черепахи помогают тому, кто страдает подагрой, если прикладывать их нога к ноге, правую к правой и левую к левой. Всякое бесплодное животное вызывает бесплодие, а если мы хотим пробудить любовь, то должны найти такое животное, которое отличается любовью, например, голубя, воробья или ласточку, и от них опять взять те части, в которых особенно преобладает влечение к любви.

Подобно тому, как на земле однородные тела находятся во взаимодействии, точно так же все низшее подчинено подобному себе высшему и от него получает свою силу. Таким образом, каждая вещь подчиняется какой-либо планете или небесному знаку; но трудно определить, каким звездам или знакам подчинены отдельные вещи. Отчасти это можно узнать, исследуя, какие лучи, движение или фигуру получает данная вещь от небесных тел, а отчасти, наблюдая согласование действий между вещью и одной из звезд».

Математические науки, согласно Агриппе, стоят в такой внутренней взаимной связи с магией и так необходимы для нее, что всякий, кто хочет заниматься магией, не зная математики, становится на совершенно неверный путь и будет тщетно стремиться, никогда не достигая желаемых результатов. Ибо все природные силы в нашем мире существуют только в силу числа, веса, меры, гармонии, движения и света и зависят от них. Именно в числах заключается большая сила и могущество, и этому учат не только самые знаменитые философы, но и отцы церкви.

Великая реформа, произведенная в магии Агриппой, имела задачей обратить ее в нечто вроде науки. Все магические действия основаны, по его воззрениям, на скрытых свойствах и силах предметов, проявляющихся в том, что каждый из них притягивает однородное и отталкивает разнородное, причем этот закон относится не только к миру элементарному, но распространяется и на высшие миры. Учение о взаимной симпатии и антипатии вещей, играющее уже немалую роль в философии неоплатоников, возведено было Агриппой в степень общего закона природы и более двух столетий служило ключом для объяснения всех явлений, о которых не могли себе составить точного понятия иным путем. Конечно, Агриппе не удалось убедить всех, особенно духовенство, в том, что сущность магии состоит в пользовании силами природы; однако, может быть помимо своего желания, он сделался родоначальником новой науки, нашедшей после него множество последователей и получившей название натуральной магии. Агриппа не отличался чрезмерной разборчивостью по отношению к фактам, которыми пользовался для доказательства своего всеобщего закона симпатий и антипатий. Все, что можно было найти у древних, например, в естественной истории Плиния, о чудесных свойствах камней, растений и животных, он принимал беспрекословно, добавляя еще много своего заимствованного из предрассудков того времени. Из материала, послужившего ему для обоснования упомянутого закона, очень многое должно быть отнесено к области фантазий, но многое оказалось и верным, просто сами наблюдения были неправильно истолкованы. Однако, ни Агриппа, ни его ближайшие последователи не были в состоянии произвести научную сортировку материала, так что все это, взятое вместе, составило фундамент новой жизни – magia naturalis, т.е. учение о магических силах вещей в природе.

Эта наука получила свое особое значение, когда основные положения ее, – правда, с некоторыми изменениями, – были введены в сферу врачебного искусства Парацельсом. Несколько позже Джамбаттиста делла Порта дал ей окончательную обработку и образовал из нее самостоятельную науку. Порта очень тщательно придерживается теорий Агриппы и цитирует те же невероятные истории, но прибавляет к ним множество физических опытов, истолковывая их совершенно иначе. Еще через столетие даже такой человек как Галилей не был окончательно свободен от влияния этих воззрений. На основании некоторых опытов он начал сомневаться в правильности одной из многочисленных «Антипатий природы» – horror vacui – боязни пустоты, – но не дожил до того времени, когда это фантастическое объяснение было заменено исследованием истинных причин явления. В эпоху Галилея симпатические средства занимали выдающееся место во всей тогдашней теории естествознания. Таким образом, натуральная магия постепенно в XVII и XVIII столетиях превращается в прикладную физику и химию и составляет переходную ступень от старых магических наук к современным естественным. Следуя за ее развитием, мы имеем весьма точную картину того, как вера в магические силы исчезает перед растущим знанием законов природы.

Первый, превративший натуральную магию в самостоятельную науку, был Джамбаттиста делла Порта (Иоганн Баптист Порта). В последующие столетия натуральная магия развивалась параллельно с естественными науками, а иногда появлялся на свет и своеобразный гибрид, о чем свидетельствует знаменитая рукопись И. Ньютона, прокомментированная Б. Дж. Т. Доббс. Именно в этой рукописи, как и в труде Агриппы «Occulta philosophia», речь идет о неком медиуме, о «витальном посреднике» и, наконец, о законе всеобщего притяжения. Заметим, что часть этой ньютоновской рукописи представляет из себя комментарий к основополагающей книге Гермеса Трисмегиста «Изумрудная скрижаль», которая и лежит в основе западноевропейской алхимии. Сам Порта в 1553 г. издал свой знаменитый труд «Magia naturalis». Для иллюстрации необычайного распространения этой книги обратим внимание на список числа ее изданий. Известно 30 публикаций на латинском, итальянском, французском, немецком и голландском языках. Книга тем более интересна, что давала почти полную картину знаний того времени по физике и по химии. Известно, что она появлялась вплоть до 1715 года. Появлялись и новые сочинения по натуральной магии, но с ходом времени их содержание все более и более приближалось к сочинениям по физике. Большая «Magia universalis» Скотта (1657) содержит в предисловии рассуждения о разных видах магии, но вообще это есть, в сущности, руководство к физике с указанием о применениях ее к волшебным фокусам. Однако вера в старые симпатические средства исчезла еще не скоро. Имеется небольшая интересная книжка, относящаяся к 1702 г., под названием «Тайные беседы о натуральной магии» – разговор между теологом и философом, причем последний весьма старательно разбирает старую симпатическую теорию Агриппы.

Если и дальше проводить параллели между комментариями И. Ньютона «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста и симпатической теории Агриппы, то следует обратиться к первоисточнику. Так, у Гермеса читаем:

«1. Verum, sine mendsio, certum et verissimum.

 2. Quod est inferins, est sicut (id) quod ast superius, etquod est superius est sicut (id) quod est inferins, ad perpetranda miracula rei unius.»

(1. Истинно – без всякой лжи, достоверно и в высшей степени истинно.

 2. То, что находится внизу, соответствует тому, что пребывает вверху; и то, что пребывает вверху, соответствует тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи).

Исследовательница Б. Дж. Т. Доббс, начиная с 1975 года, изучала рукописи Ньютона с целью найти в них доказательства того, что ученый верил в существование вегетативных принципов, дающих знать о себе в мире природы, принципов, которые физик принимал, как проявление тайного, универсального, живого духа, о котором и писали знаменитые алхимики. Ньютон проводил аналогии между вегетативными принципами и светом, между алхимическими процессами и деятельностью Господа со времени создания Вселенной. По мнению ученого, используя эти активные вегетативные принципы, Господь последовательно формировал Вселенную в соответствии с собственным замыслом, производя при этом все формы генерации, воскрешения, ферментации и вегетации. Иными словами, это было похоже на великое деяние священного живого духа алхимии, удерживаемого системой, на чем настаивал Декарт. Сознание Ньютона было буквально заполнено теми фундаментальными представлениям о вселенной, которые были очень характерны для этой исторической эпохи. И одно из этих представлений касалось представления об истине, которая тождественна была истине божьей, божественной мудрости. Рассудок и божье откровение находились в глубокой конфронтации. Для Ньютона данные натурфилософии должны были лишь подтвердить то, что записано в Святом Писании. Ученый был уверен, что он способен расшифровать скрытый смысл библейских слов с помощью науки, смысл, который не был напрямую высказан в самой Библии. Иными словами, какими бы путями не приближаться к Истине, цель от этого нисколько не меняется. По Ньютону, человеку своего времени, экспериментальные открытия и божественные откровения; результаты деятельности разума, всевозможных интеллектуальных спекуляций и математических расчетов; расшифровки закодированных посланий древних, оставленных нам в мифах, пророчествах или алхимических трактатах – все, если осуществить корректную интерпретацию, все найдет свое достойное место в общей бесконечной согласованности, выражающей могущество Господне. В этой убежденности Ньютона в том, что Истина всеобща и не знает границ, может быть, и следует искать причину того, что физик был столь увлечен этой буквально фонтанирующей энергией различных оккультных источников знания.

Попробуем теперь реконструировать само учение алхимиков о принципе вегетативности, который так заинтересовал Ньютона и который лежит, по мнению средневековых философов, в основе жизненного процесса в целом. В процессе этой реконструкции перед нами ясно очерчивается проблема так называемого алхимического витализма.

Витализм является основным алхимическим понятием. В раннюю христианскую эпоху, когда идеи алхимии лишь формировались, металлы еще не воспринимали как отдельные химические элементы. В ту эпоху их скорее считали чем-то вроде теста, из которого можно будет слепить что угодно. Добавьте муку и воду, самые обыкновенные дрожжи и вы получите желаемые изменения в процессе ферментации. По представлениям алхимиков, смесь различных металлов может положить начало процесса ферментации, который вполне мог закончиться получением желаемого золота. Для алхимика различные металлические смеси были некоей матрицей, или чревом, в котором покоится еще не сформировавшаяся до конца материя. Это было воплощение так называемого женского начала, которое призвано было вобрать в себя активное мужское семя, в результате чего начался бы процесс генерации и создания совершенного металла (золота). Поиски так называемого витального фермента, или семени, и стали основной целью любого алхимического исследования.

Проблема или проблемы, которые Ньютон надеялся разрешить, были характерны для всей интеллектуальной жизни Европы XVII века. Так называемая механистическая философия укрепила свои позиции еще в самом начале столетия благодаря усилиям Декарта и ряда других мыслителей. В эпоху Ньютона принципы механистической философии в основном были приняты сообществом натурфилософов и оценены как важные и бесспорные принципы в познании Природы.

Известно также, что механистическая философия основана на признании принципа атомизма, или корпускулярности, который представляет материю составленной из неделимых мелких частиц, находящихся в непрерывном движении. И тогда все явления окружающего мира объясняются с точки зрения материи и движения. Так малые частицы пассивной и инертной материи под определенным воздействием оказываются в движении и во взаимодействии друг с другом. Но благодаря основному принципу пассивности материи в механистической философии, внутри этой философии возникали неразрешимые противоречия, связанные с проблемой зарождения жизни. Действительно, как могут пассивные бильярдные шары, лишь механически ударяясь друг о друга, сплестись и создать новую форму живой материи? Как могут эти пассивные в основе своей частицы общей универсальной материи создать все однообразие жизни на земле. Связь живых форм между собой интуитивно квалифицировалась как нечто отличное от простого механического движения малых частиц, которое и могла лишь произвести материальная субстанция.

В различных формах и видах эта проблема так и осталась неразрешенной вплоть до XVII века. Учеными были предложены различные варианты ее решения, но они так и остались безрезультатными. Декарт, например, предположил, что в результате простого механистического движения внешнее давление со стороны окружающих материальных частиц оказывается сбалансированным со стороны внутреннего давления каждой из частиц. В результате на свет появляется твердое тело, в котором все взаимосвязано, никакого специального объяснения для процесса сцепления атомов и молекул больше и не требовалось. Все казалось самоочевидным, а, значит, не требующим доказательств. Мелкие частицы, из которых, собственно, и состоит материя, соединяются между собой, потому что они оказываются очень близко расположенными друг к другу в некой внутренне уравновешенной системе. Вот и все. С точки зрения Гассенди атомы соединялись друг с другом с помощью всевозможных крючков и коготков наподобие атомов римского поэта и ученого Лукреция («О природе вещей»). Чарлтон склонялся не только к тому, чтобы допустить существование крючков и коготков, но предполагал также и влияние того давления, которое оказывают друг на друга близко расположенные частицы, а также отсутствие атомов – возбудителей, способных нарушить возникшую структуру. Фрэнсис Бэкон ввел понятие «пневматиков» или определенных духов в своих спекуляциях на эту тему. Ф. Бэкон, опираясь в основном на труды стоиков, этих древнейших критиков античного атомизма, решил, что материя как таковая не может существовать без так называемого активного витального начала, придающего этой материи определенную форму – дух, который, в конечном счете, и несет ответственность за то или иное качество.

Это стоики постулировали существование некого медиума, посредника между духовным и материальным миром, который и ответственен за жизнь на земле и за ее вариативность. Этот медиум, или посредник, состоит из воздуха и огня. Стоики называли его еще пневмой, или «дыханием жизни», что покидает тело в момент смерти, и позволяет соединиться мертвому телу с неким единым телом. Божественное начало, согласно стоикам, присутствует всюду и являет собой наиболее активное, жаркое, творящее воплощение космической пневмы, или эфира. Это чистый огонь, божественный пламень. Весь космос сформирован и создан этим пламенем. Наиболее важным аргументом стоиков против античных атомистов было утверждение божественного порядка, красоты, гармонии и смысла, чего, по их понятиям, невозможно было ожидать от атомистической концепции мира. Только благодаря божественному провиденциализму мир обладает такими многозначными живыми формами. Вселенная, наподобие живого тела, родилась в результате действия созидательного огня, породившего четыре основных элемента; она проживает отпущенный ей срок, пока хранится еще жизненный жар и дух, совершая свой цикл и неизменно вновь регенерируясь и сотворяя все заново.

Подлинные труды стоиков в основном были утеряны безвозвратно, но сама идея пневмы и spiritus во многом оказала влияние на алхимическую теорию и на всю средневековую культуру в целом. Спиритуализированные формы пневмы перекочевали в христианскую теологию в виде споров о божьей эманации и трансценденции Бога и Духа Святого. Созидающая эманация божественного пламени стоиков непосредственно перекликается с концепцией Света у неоплатоников. К XVII веку идея стоиков о космическом эфире самым причудливым образом оказала влияние на открытие Ньютоном закона всеобщего тяготения, о чем речь пойдет ниже. Известно, что в библиотеке Ньютона находилось пятнадцать томов, посвященных философии стоиков. Он обладал двумя различными изданиями «Opera omnia» Цицерона, трудами Диогена Лаэртского как на греческом, так и на латыни, собранием сочинений Сенеки, «Opera quae extant» Секста Эмпирика и т.д. Такое чтение явно лишь усиливало интерес Ньютона к алхимии. Тем более, что по данным, приводимым Доббс, все алхимические источники, которыми пользовался великий физик, были по своему духу неоплатонической ориентации.

Новый витальный эфир стоиков описан в алхимическом трактате Ньютона «Of Natures obvious laws & processes in vegetation». Земля, по Ньютону, – это «великое животное или растение, испускающее эфирное дыхание ради каждодневной свежести и витальных ферментов, которые призваны всюду проникать с каждым большим выдохом». Он описывает это эфирное дыхание как «всепроницающий дух», «природный универсальный посредник, ее священный огонь», «душу материи». Схожесть между ньютоновским эфиром и пневмой стоиков самоочевидна. Эти два начала и есть носители жизненного вегетативного начала. Ньютон идет дальше и утверждает, что земля «как все другие живые существа, имеет свое начало, свою юность, старость и время гибели, и этот всепроникающий эфирный посредник является лишь ферментом в общем процессе вегетации».

Ньютон предположил, что пассивные материальные частицы не способны так себя организовать, чтобы создать некие жизненные формы. Этими частицами, по Ньютону, управлял некий божественный промысел, некий скрытый дух, присутствующий во всех элементах. Это был виталистический и активный дух, способный направлять частицы пассивной материи в нужном направлении, чтобы в результате на свет появлялись прекрасные растения, животные и минералы в соответствии с общим божественным планом. Этот дух Ньютон еще называл «витальным посредником» (Vital agent), или «вегетативным духом», как мы это видим в Смитсоньевской рукописи. Это был тайный дух жизни, суть которого и собирался познать Ньютон через алхимию.

В своем трактате «Of Natures laws…» Ньютон проводит резкое различие между вегетацией и механизмом. «Акт Природы, – пишет он, – более вегетативный, нежели механистический». Механистическую философию Ньютон сравнивает с так называемой «вульгарной химией». Вдохновленный своими поисками божественного активного начала. Ньютон, именно в алхимии пытался найти обоснование спонтанному процессу ферментации, распада, генерации и вегетации. По его мнению, подобные процессы и лежат в основе бесконечной вариативности живых форм и не могут быть объяснены простыми механистическими действиями инертных корпускул и атомов. Механическое действие, по Ньютону, не может лежать в основе ассимиляции, в результате которой простая пища, простое питание превращается в тела различных животных, растений и минералов. «Не может так быть, что все многообразие жизненных форм каким-то образом появилось из общей для всех лишенной жизни материи», – писал Ньютон. Божественно направляемый дух и был «вегетативным духом» (vegetable spirit) Ньютона, его «активным посредником (the active agent) во всех алхимических штудиях ученого.

Хотя алхимия и механистическая философия имели весьма схожие взгляды на некую единую материю, казалось невозможным отыскать исключительно внешнюю механистическую причину внутренней активности, которая бы согласовывалась с идеей виталистического, алхимического по своей природе, посредника («Vitalistic alchemical agent»), которого Ньютон уже успел упомянуть в своих «Предположениях» («Propositions») около 1669 года. Этого посредника ученый обозначил как «magnesia», термин, напрямую заимствованный из алхимических трактатов, с помощью которого агенты герметического учения пытались объяснить для себя наличие определенных субстанций, способных вдохнуть в пассивную материю живительные небесные начала, столь необходимые для появления жизни.

Ньютон был увлечен изучением процесса дезорганизации и реорганизации, способствующего тому, что материальные формы могут порождать нечто новое. Алхимический посредник, в этом смысле, нес на себе полную ответственность за все изменения виталистического и универсального характера. Этот посредник был обозначен также как «добродетельный фермент» («fermental virtue») или «вегетативный дух» (Vegetable spirit) и становился силой, определяющей собой весь процесс ферментации, о котором Ньютон пишет в своей «Оптике». В «Предположениях» («Propositions») можно найти описание некоего посредника, который в начале ввергает все в хаос, чтобы затем создать или обновить определенные части материи.

Определяя это различие между двумя химиями (вульгарной и вегетативной), Ньютон, по сути дела, разрабатывал свою знаменитую иерархическую систему частиц и пор, расположенную в трехмерном пространстве.

В другом месте Ньютон указывает на то, что сложные субстанции состоят из различных частей, образованных смесью воды, земли, воздуха, масел, спирта и т.д.: «Эти части во всех различных вариантах неизбежно соединяются между собой». Эти малые сочетания воды, солей и прочее образуют нечто большее; и эти соединения характеризуются и описываются Ньютоном в соответствии с данными современной ему химии, предполагавшей пять или шесть основных элементов и их комбинаций. Эта идея берет свое начало из теории Аристотеля и его представлений о материи, где четыре основных элемента: земля, воздух, огонь, вода были ключевыми, плюс идея Парацельса, который добавил еще три принципа: соль, ртуть, сера. Комбинация этих элементов часто появляется и в «Оптике», и в трактате «О природе кислот».

По мнению Ньютона, процесс гниения доводит материю до состояния полной дезорганизации, в котором части этой самой материи могут быть перемодулированы, и принять любую из форм, продиктованную вегетативным духом. В трактате «О природе кислот» «витальный посредник» может проникать в поры золота, и если золото обладает «ферментацией», то оно может распадаться до первоэлементов.

Ранние заметки по алхимии Ньютона содержат две доктрины, касающиеся идеи трансмутации материи, с одной стороны, и иерархической системы частиц – с другой. Но они ни в коей мере не могут дать полной картины алхимических представлений великого ученого. В этих заметках ничего не сказано о неких порах как о свойствах любой материальной субстанции. Но именно концепция пор станет ключевой в общей иерархической системе Ньютона. В действительности в 1672 году теория материи Ньютона еще не готова была принять концепции пустых пор. Его вселенная была наполнена так называемым всепроникающим и постоянно циркулирующем эфиром, несущим «священный огонь» («secret fire») и «вегетативный дух» (vegetative spirit), то есть то, что называлось еще посредником, медиумом, «единственным ферментом и началом всеобщей вегетации».

Ньютон начал всерьез обсуждать концепцию пустых пор в связи с проблемой реакции материи на свет, как это нашло свое отражение в ранних трудах ученого, посвященных проблемам оптики. В этих трудах поры были заполнены жидким посредником тонкой материи, с которым и вступали в связь частицы света.

Дальнейшее развитие взглядов на вселенную и природу материи в алхимическом ключе Ньютона пойдет по пути прояснения, прежде всего, той связи, которую он пытался установить между процессом вегетации и иллюминации, а также влияния Библейской традиции и алхимической космогонии на взгляды английского ученого.