Испанская школа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Испанская школа

Национальный характер

Если бы отличать художников различных национальностей по одним внешним признакам, то было бы затруднительно указать, в чем именно различие между испанцами и итальянцами. Не только близость племенных элементов и тождество религии, но и постоянное общение между двумя странами, тяготение Испании к более зрелой итальянской культуре произвели то, что все фазисы итальянской живописи с середины XVI века отразились и на испанской. [46] Однако в истории искусства еще большую роль, нежели признаки внешние, играют признаки внутренние, лишь с трудом и неполно выразимые словами. Испанская “почва”, национальный характер наложили свой отпечаток на всю духовную жизнь страны, и этот отпечаток так сильно обозначился в искусстве, что трудно смешать произведения итальянских и испанских художников, даже одного направления и тождественных исканий.

Испания, запоздав в своем развитии, была несравненно здоровее и проще Италии. Если ею и управляли грозные инквизиции и упадочные Габсбурги, то сам народ во всех своих слоях, и даже в высших, был еще в XVII веке свеж и наивен, как в средние века. Ничего подобного той сверхобразованности, той переутонченности, которую мы находим в итальянской культуре уже с конца XV века, здесь не обнаруживается. Самые передовые испанские художники конца XVI и начала XVIII века полны детской веры. Идеалы их просты, и добиваются они выражения их с совершенной искренностью. Замечательно уже единообразие как художественных исканий, так и просто сюжетов. Испанцы пишут или портреты, — потворствуя заложенным в расе горделивым аристократическим стремлениям, или же религиозные картины. Противоязыческого иконоборства вроде того, которое испытала Флоренция в дни Савонаролы, Испания не могла бы испытать просто потому, что сами местные художники были чужды всякого язычества. Да и инквизиция потому и пустила глубокие корни в стране, что здесь этот институт был в значительной степени популярным и казавшимся необходимым даже для просвещенных умов.

Особенному характеру всей испанской духовной культуры в испанских живописцев, но и их исполнение. В Италии со второй трети XVI века идет почти сплошное преследование чисто формальных задач. О “содержании” почти забывают. Но те же формальные задачи, проникая (с известным запозданием) в Испанию, снова облачаются содержанием, и в соответствии с этим самые формы получают большую силу и внушительность. “Пустого религиозного искусства” вроде того, которое началось с Сарто и Корреджо и против которого оказались бессильными бороться болонские академики, в Испании в период расцвета ее культуры не было, и “прекрасные, но пустые слова” могли появиться здесь лишь к самому концу XVII века под влиянием заезжих мастеров. Но не только религиозной живописи, не только портретам, даже изображениям мертвой натуры испанские мастера умели придавать характер значительности и строгости. Самый подход к делу был иной, нежели в Италии. Там все время шло искание виртуозности, усвоение технических трудностей ввиду сообщения живописи характера наибольшей легкости. Испанцы, напротив того, любили солидную строгую манеру, и даже два самых элегантных и легких живописца, бывших в Испании, Мурильо и Клаудио Коэльо, сравнительно со своими итальянскими параллелями (например, Фети и Лукой Джордано), покажутся сдержанными, спокойными и вдумчивыми.

Замечательно, с каким определенным уклоном в сторону именно строгости и убедительности испанские художники выбирали себе образчики в Италии. В сущности, большинство итальянских влияний на Испанию можно свести к “северным”, к венецианским и к ломбардским влияниям. Масип отражает приемы Бельтраффио и Гауденцио Феррари; Моралес — Себастиано дель Пиомбо; Санчес Коэльо — Софонисбы Ангвишолы (или же нидерландцев Моро и Геере); Майно, Рибейра и Сурбаран — Караваджо; Веласкес — Тициана; Орренте — Бассано; Мурильо — Фети, не говоря уже о греке Теотокопули, поселившемся в Толедо, который был учеником Тициана и во всем своем творчестве явился какой-то испанской парафразой позднего венецианского чинквеченто. Кроме итальянских веяний в Испанию продолжают проникать и нидерландские веяния благодаря политической зависимости Южных Нидерландов от Испании. Но и там косвенно продолжала влиять Венеция, в особенности Тициан, без которого едва ли достигли всего великолепия оба вождя фламандской живописи Рубенс и ван Дейк. Напротив того, Флоренция и Рим остались для Испании (для лучших ее художников) чуждыми и непонятными, несмотря на покровительство, оказываемое двором флорентийским и римским мастерам.