Светское начало и итальянизмы
Светское начало и итальянизмы
В дальнейшем нидерландская живопись, оставаясь до иконоборческого движения второй половины XVI века по преимуществу религиозной, продолжает все же идти по тому же пути “секуляризации” [80]. Постепенно исчезают из нее следы церковного духа и все сильнее и сильнее проникают светские и к тому же чужеземные, преимущественно итальянские влияния. Этому способствовал и политический строй того времени; нидерландцы, благодаря Габсбургам, были втянуты в общеевропейскую жизнь, и между ними и латинскими странами установилось более тесное общение. Но и помимо политики тонкая культура итальянцев и великолепие их искусства должны были оказывать сильное влияние на нидерландское общество и его искусство. “Свое”, доморощенное стало казаться тогда рядом с чужим недостойным, “провинциальным”. Мы, судящие об этих явлениях издалека, можем одинаково любоваться и мощью Буонаротти, и наивностью Эйка. Но в то время эта наивность могла казаться как бы оскорбительной для национального самолюбия, и наоборот, полнота и цельность итальянского искусства — завидными. Нидерландские художники потянулись в Рим, чтобы выучиться “настоящей красоте”, и даже те, которые оставались у себя, мечтали о перенятии формул чужеземного искусства, хотя бы из третьих рук.
Эта искусственная прививка прошла не без большой пользы для нидерландского искусства, и видеть в ней только признаки упадка — несправедливо. К тому же упадок чисто национального “готического” искусства в XVI веке произошел бы в северных странах сам собой, просто потому, что его жизненные силы иссякли, потому, что оно отцвело и не в состоянии было дольше удовлетворять духовным потребностям. Прекраснейшие памятники поздней готики носят на себе отпечаток какой-то болезни, они преувеличенно роскошны, путаны, изысканны. Готика в начале XVI века переживала свой период “барокко” и даже в произведениях живописи: у Дюрера (поскольку он “готик”), у Массейса, у Мабюза, у архаизирующего еще Г. Давида замечается какая-то усталость, какой-то выверт и утонченность, доведенная иногда даже до уродства. Итальянизм же отвлек интересы от того, что до сих пор питало духовную жизнь, он расширил круг интересов, заставил воображение и ум работать в новом направлении.
Много смешного и даже жалкого в чисто художественном смысле было создано нидерландцами в их потугах подняться до высоты итальянского художества, но в широком культурном смысле эти же потуги были завоеваниями. Они подготовили почву не только для внешнего великолепия Рубенсовых аллегорий, но и для глубокой и свободной философии Рембрандта. Наконец, и в узко формальном смысле они дали весьма многое: они научили художников широко смотреть на натуру, свободно обращаться с человеческими фигурами и, наконец, они же научили мягкой и логичной светотени.
Две области живописи обязаны в Нидерландах своим возникновением именно эпохе духовной эмансипации и итальянскому (более всего венецианскому) влиянию: это пейзаж и быт. Третья область — портрет — благодаря также итальянским примерам освободилась от прежней мелочности и приобрела невиданную до тех пор широту и характерность.