Злобные духи Рораймы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Злобные духи Рораймы

«Курупури — это лесной дух, — пояснил лорд Джон. — Здесь этим именем называют все, что несет в себе злое начало. Бедняги туземцы боятся даже заглянуть сюда: им кажется, будто в этих местах кроется нечто страшное».

Артур Конан Дойль. Затерянный мир

Проводник Хайме, индеец пемон лет сорока, подводит наш отряд к реке на окраине деревни Паратепуи и делает знак остановиться.

— Здесь заканчиваются земли людей и начинаются земли духов. Необходимо всем, хотя бы мысленно, обратиться к ним с просьбой о благоприятном путешествии. Это очень важно.

Хайме закрывает глаза, широко расставляет руки и начинает что-то заунывно бормотать на непонятном языке. «Дикие люди. Неужели в двадцать первом веке кто-то еще верит в эту чушь?» — подумал я и занялся фотосъемкой. И ничего не шевельнулось у меня в душе.

Наш отряд выглядел внушительно: нас 12 человек, два местных проводника, непонятно откуда взявшийся бродячий жонглер из Аргентины и шесть индейцев пемонов, несущих продукты и походное кухонное оборудование.

Все необходимое мы привезли с собой из Москвы и сначала собирались взять только проводника. Но потом, выяснив, что стоимость похода без продуктов ничем не отличается от цены с продуктами, купленными проводниками в деревне, решили, что можем позволить себе расслабиться и ничего не готовить. Поэтому перед походом оставили в Сан-Франциско в заброске привезенные из Москвы сублиматы, тем более что газ для горелок в тех местах купить не удалось и готовить все рано было не на чем.

Одним из проводников оказался русский, по имени Павел, который представился театральным деятелем, осевшим в Венесуэле. Внешне он больше напоминал беглого каторжника из романов Жюля Верна. Учитывая, что послеперестроечную волну русской эмиграции в Венесуэле составляют в основном люди, находящиеся на родине в бегах, сравнение не выглядит натяжкой. Этот «проводник» даже никогда не был в этих местах!

Конечно, с Павлом можно было поговорить по-русски, но сложилось впечатление, что в этом скорее нуждался он сам. Впрочем, он, опираясь на свой богатый жизненный опыт, рассказал много ценного об особенностях жизни в Венесуэле: о своих пяти детях от жен разных цветов кожи и национальностей, о том, что в этих местах отец ребенку не нужен, вполне достаточно матери, о том, как зарабатывать на контрабанде бензина в Бразилию, как снимать женщин в барах и лечить в местных условиях гонорею. Но нас интересовало другое — особенности маршрута, местные животные и растения, а в этих вопросах он совсем не разбирался.

Третьим представителем фирмы был аргентинец Моуриньо, молодой странствующий артист с длинными дредами. Его обязанности в походе были туманны. Единственное, что он умел делать, — это жонглировать шариками, да и то, если их количество не превышало четырех. Обычно он околачивался около кухни, где при первой возможности тащил еду. Он обедал сначала с нами, затем с индейцами, а потом, думая, что его никто не видит, повторял трапезу один, обильно запивая незаметно прихваченным ромом. По-видимому, он собирался наесться на несколько месяцев вперед.

Нельзя забыть и руководителя фирмы, помогавшей в организации этой экспедиции. По внешнему виду Риккардо — типичный латиноамериканский мафиози из кинофильмов. К сожалению, его мы увидели уже после того, как отдали деньги его брату, который блестяще организовал нашу поездку на лодках к водопаду Анхель и к которому мы прониклись безграничным доверием, после того как он по возвращении в город Сьюдад-Боливар бесплатно напоил нас пивом.

Риккардо был каким-то дерганным, если не сказать — психованным. Он легко выходил из себя, особенно когда мы настаивали на выполнении обязательств, взятых на его фирму братом. Так что переговоры с ним проходили довольно нервно.

Благодаря носильщикам стартовый вес рюкзаков был небольшим — килограммов пятнадцать на человека, хотя, по заключенному с фирмой договору, индейцы должны были нести все наши вещи. Но и такой вес давал возможность, особенно не напрягаясь, проводить фото- и видеосъемки.

Первые два дня шли по саванне, покрытой жесткой режущей травой и редкими кустарниками, — это владения пемонов. Земли совершенно не обрабатываются. Пемоны всегда питались рыбой, насекомыми или тем, что добудут на охоте. Неожиданно им «подфартило»: вышедший на экраны фильм по роману Артура Конан Дойля «Затерянный мир» резко увеличил число желающих побывать в этой части Гвианского плоскогорья, подняться по единственному пути, ведущему в «Затерянный мир», на гору Рорайма, и проверить, действительно ли там водятся динозавры. Так что у индейцев появилась возможность получать деньги с бледнолицых за проход через их земли и подрабатывать в экспедициях носильщиками, как их здесь называют — портеадорами.

Пемоны — «хорошие» индейцы, живущие в мире с центральным правительством. Власти это ценят и даже пытаются как-то им помочь. Например, подарили целое стадо коров, чтобы пемоны смогли заняться животноводством. Индейцы распорядились подарком по-своему: выпустили коров в саванну и при необходимости в мясе отправлялись охотиться на них. Так что коров, не имеющих навыков дикой жизни и не способных прятаться от охотников, скоро не стало.

Есть и «плохие», дикие индейцы. Их земли находятся западнее, в джунглях на границе с Бразилией. Из-за нападений «дикарей» ночные поездки в тех местах запрещены. Дороги просто перекрывают цепью, останавливая движение. Говорят, что в тех районах есть еще неисследованные «затерянные миры» — столовые горы, по местному — тепуи. К этим изолированным, поднятым в небо плато, окруженными отвесными неприступными скалами, все боятся даже подойти.

Правительство периодически пытается навести порядок и посылает карательные экспедиции к «дикарям». Но попробуй их найти: под пологом джунглей в верховьях Амазонки можно так спрятать город размером с Москву, что его даже спутник-шпион из космоса не отыщет. Если в этих местах терпит аварию самолет и средства связи отказали, то шансов на спасение нет.

Здесь же, на границе с Гайаной, все по-другому. Земли плохие, на них ничего ценного не растет. По индейской легенде, на месте тепуи, расположенной рядом с горой Рорайма, было гигантское «дерево плодородия», с которого падали вниз выросшие на нем животные, фрукты и всякие другие полезные вещи. Вождь племени решил срубить дерево. Сначала ничего не получалось, ствол дерева не могли перегрызть даже капибары. Но упорство и труд все перетрут — дерево удалось свалить. Расчет оказался не верным: упало оно не на земли индейцев, а в соседнюю Гайану. И теперь в Гайане, с которой у Венесуэлы плохие отношения из-за пограничного спора, растет все, а прежние плодородные земли стали безжизненными.

Живности пока не видно, даже змей, хотя Хайме утверждает, что их тут много. Противозмеиной сыворотки у нас нет — для нее нужен холодильник. Единственное средство от укусов — противопаралитический электрический шокер в рюкзаке проводника.

И если бушмейстера — крайне агрессивную трехметровую смертельно ядовитую змею, прокусывающую огромными зубами кожаный ботинок, — встретить маловероятно, то менее эффектных, но гораздо более ядовитых гремучников здесь полно. После укуса бушмейстера вероятность смертельного исхода составляет около 20 процентов, а у гремучника — 80.

Проводник рассказал, что в этих местах водится еще самая ядовитая змея в мире, которую здесь называют «король». Этот черный с красными и белыми кольцами гад не превышает в длину полуметра, но после его укуса смерть наступает через минуту. К счастью, он не агрессивен и нападает на людей только в целях самозащиты.

Индейцы периодически поджигают траву вдоль тропы. Это разгоняет змей, и нам они не досаждают. Зато около ручьев очень достает мошкара («пури-пури», что на языке пемонов означает «укусил-укусил»). Индейцам мошкара не страшна: их пот имеет специфический запах, отпугивающий насекомых. А вот нам пришлось даже достать накомарники.

Но вот и первый лагерь, расположенный на реке Кукенан около большой запруды. Наплававшись, вылезаем из воды.

— А знаменитого амазонского сомика кандиру тут нет? — интересуюсь у Павла, вспомнив рассказы о маленькой, но самой страшной рыбке этих мест, которую так привлекает запах мочи, что она залезает во все доступные отверстия на теле купающихся. Потом ее оттуда можно только вырезать, при этом человек становится инвалидом.

— А кто его знает! Пойду спрошу у индейцев.

Сразу становится грустно. Прислушиваюсь к своему организму — вроде никто не залез.

— Нет, сомика здесь нет. Это мертвая вода, стекающая с Рораймы. В ней ничего не водится, никакой рыбы. И пить можно прямо из ручьев.

Ну, к этому мы пока не готовы. В тропиках на такой высоте пить сырую воду страшно даже с обеззараживающей таблеткой. Мучайся потом с животом. Не спасут и шесть литров рома, которые тащат индейцы.

За второй день доходим до базового лагеря, расположенного у подножия Рораймы. Здесь многочисленные места для палаток и небольшая индейская хижина, где ночуют пемоны. Очень красиво смотрится закат — переливающееся всеми оттенками красного небо и черные острова вершин тепуй в море облаков.

Начинаются проблемы с индейцами. Они требуют дополнительной платы, аргументируя это тем, что Риккардо заплатил им только за три дня. Павел выступает в качестве переводчика и посредника, причем очевидно, что он не по нашу сторону баррикад.

Утром по единственной ведущей в «Затерянный мир» тропе начинаем подъем на тепую Рорайма. Здесь уже настоящие джунгли. Народ хочет идти быстрее, но Хайме никого не пускает впереди себя — боится змей. А мы с Ириной немного отстали на фото- и видеосъемку, пытаясь запечатлеть в тишине атмосферу и колорит тропического леса.

К нам подлетает большой синий жук и садится на ветку. Да это же колибри! Вот она какая — «синяя птица»! Действительно, пришлось шагать «в такие дали, что не очень-то и дойдешь». Только разве поймаешь «птицу удачи»? Посидела, поманила и полетела по своим делам дальше.

А вот и бромелии, которые собирают в своих розетках дождевую воду. Сколько внимания им уделили ребята из экспедиции Би-би-си, описанной в известной книге Хеймиша Макинса «Восхождение в затерянный мир», которая произвела на меня такое впечатление в детстве! Мог ли я тогда подумать, что тоже увижу почти километровую отвесную стену Рораймы, которую штурмовали английские альпинисты.

Тропа то круто лезет вверх, то траверсирует склон, а иногда и резко уходит вниз, обходя очередной скальный отрог столовой горы. Начинается последний подъем. Насквозь проходим водопад и видим «ворота Рораймы», единственное доступное для путешественника место, через которое можно попасть в «Затерянный мир».

Плато Рорайма — очень странное и, на первый взгляд, довольно безжизненное место. Там нет джунглей, не ходят динозавры. Там никогда не жили люди. Расположенное на плато озеро Глэдис получило свое название только после выхода в свет романа Артура Конан Дойля. Но и без литературных ассоциаций плато производит сильное впечатление. Это какой-то мир из сна. Скалы и башни невероятной формы, фантастические каменные наросты, похожие то на гигантских окаменевших животных, то на невиданных существ. Ровные круглые углубления, наполненные водой, какие-то вплавленные в скальную поверхность следы, каменные грибы и что-то совсем непонятное, сошедшее с полотен художников-сюрреалистов. Над всем этим странным миром витает атмосфера какой-то необычности, тайны. Недаром у индейцев пемонов с местами, расположенными на вершинах тепуй, связано так много преданий и легенд.

Индейцы считают, что там живут «дуэнды» — карлики, мистические существа из другого мира, и именно на вершинах тепуй находятся окна в этот другой мир, которые открываются, когда горы окутывает туман. Так пемоны объясняют периодическое исчезновение в «затерянных мирах» людей, в частности бесследно исчезнувших не так давно на Рорайме членов китайской экспедиции.

Логичнее выглядит другое объяснение: в условиях плохой видимости так легко сгинуть, провалившись в один из бездонных скальных разломов, или, просто навернувшись с километрового отвеса, опоясывающего плато, отправиться в «лучший из миров». Особенно хорошо это понимаем мы с Ириной, когда во второй половине дня вдвоем решаем подняться на высшую точку тепуи Рорайма — пик Маверик (2810 м).

Пик вроде совсем недалеко от нашего лагеря, разбитого под скальным навесом у входа в какую-то пещеру на самом краю «Затерянного мира». Но добраться до него без проводника оказалось совсем не просто. Пришлось долго плутать, обходя каменные завалы, скальные разломы и небольшие болота. Когда подошли к вершине — все заволокло туманом, и тропу наверх мы не нашли. Неожиданно увидели небольшую человеческую фигурку на гребне.

Решив, что нам туда, поспешили к месту, где так неожиданно появился и исчез маленький человек.

Однако гребень оказался краем плато, обрывающегося километровым отвесом вниз. Никакого карлика там не было, и быть не могло: в этом месте подъем на вершину без специального снаряжения невозможен. Мы вовремя это доняли, остановились, посмотрели с обрыва на «окно в другую реальность» и повернули назад. Туда мы еще успеем.

…Вечереет. Мы одни в этом мире. Незабываемое ощущение. Ведь этой черной, шершавой, испещренной шрамами монолитной скальной поверхности два миллиарда лет! Фактически мы идем по праматерику Гондвана, ведь его разлом на современные континенты произошел много миллионов лет позже появления этих мест. Мы как будто перенеслись на машине времени в далекое прошлое Земли. И даже редкая растительность, которая появилась здесь по геологическим меркам совсем недавно, не портит это впечатление.

О растительности разговор особый. Каждый «затерянный мир» — замкнутая экосистема, не имеющая контактов с внешним миром. Так что почти все растения здесь — эндемики. Например, росянка рораймская — темно-красное волосатое растение, охотящееся на насекомых рядом с нашей палаткой. Или разнообразные красивые цветы, название которых не удалось установить даже с помощью определителя растений.

Наличие большого количества растений-хищников объясняется тем, что обильные дожди вымывают из тонкого слоя почвы все полезные вещества. Вот и приходится растениям искать другой способ питания.

Через день пришлось еще раз возвращаться к вершине. В хорошую погоду по тропе, идущей с противоположной от нашего лагеря стороны, мы поднялись без всяких проблем и водрузили флаг газеты «Вольный ветер» над высшей точкой горы Рорайма.

Утром наша команда разделилась. Часть, с Хайме и Моуриньо, отправилась на другой конец плато, чтобы проверить официальную информацию, что самой высокой точкой Гайаны является мыс Великий Нос — острая оконечность плато, врезающаяся в гайанские джунгли.

Путь был не близкий. Сначала до места, где встречаются границы Венесуэлы, Гайаны и Бразилии, так называемого «трипл-пойнт». Затем ребята разбили лагерь в одной из пещер на территории Бразилии, а потом отправились к Великому Носу. До самого конца плато дойти не удалось: путь к мысу преградил огромный разлом, а веревок не взяли. Зато удалось точно установить, что мыс не является самой высокой точкой гайанской части плато горы Рорайма, так как он был явно ниже «трипл-пойнт» (2723 м), которую мы и постановили для себя считать самой высокой точкой этой страны.

Остальные, с молодым индейцем Хосе, взявшим на себя обязанности проводника, добрались до «трипл-пойнт», обошли вокруг пограничного столба, отметив свое пребывание на территории Бразилии и Гайаны, и вернулись обратно. Утром следующего дня направились изучать пещеру, обнаруженную недалеко от лагеря.

Пещер на плато Рорайма очень много, подозреваю, большинство из них совсем не исследованы: спелеологи тут бывают не часто. Вот и в «нашей» следов присутствия человека видно не было, хотя индеец полез внутрь уверенно.

Он шел очень быстро. Его не останавливали ни подземные озера, ни траверсы по узким скальным полкам. Я, пару раз провалившись в воду, уже не карабкался по скалам, пытаясь остаться сухим, и шел через водные препятствия вброд.

Вадим, наш единственный спелеолог, показывал нам по дороге разные интересные вещи: подземный жемчуг, бесцветного сверчка, никогда не видевшего дневного света, уникальные по форме сталактиты.

Пещера то сужалась до небольшого лаза, так что приходилось пробираться ползком, то расширялась просторными залами. Немного смущало огромное количество боковых ответвлений, но Хосе шел столь целенеправленно, что в его хорошем знании дороги никто не усомнился.

Наконец пещера сузилась так, что дальше не могла пролезть даже миниатюрная Ирина, и мы повернули обратно. индеец все так же уверенно вел нас назад, но у народа начали появляться сомнения — в этих залах мы еще не были. Когда же Хосе уперся в тупик, все поняли, что он здесь никогда раньше не был.

Стало как-то не по себе. Особенно тем, у кого начали садиться батарейки в фонарях. Вадим, как опытный спелеолог, достал зажигалку и объяснил, что нужно двигаться в направлении сквозняка, сдувающего пламя. Мы так и сделали, но теперь шли осторожно, высылая на всех ответвлениях разведку.

Неожиданно впереди послышались радостные крики: народ встретил Хайме. Это Марина, ждавшая у входа и сильно обеспокоенная нашим долгим отсутствием, позвала его на помощь, когда проводник проходил мимо, возвращаясь со второй половиной группы.

Вечером мы опять пересекли плато, теперь уже в поперечном направлении, и остановились купаться в местных озерах, как их здесь называют — «джакузи». На их дне множество красивых кристаллов горного хрусталя. Особенно много их вдоль стекающего со склона ручья, который называют «алмазный водопад». Россыпи кристаллов положили начало легенде о несметных алмазных сокровищах, хранящихся на этом труднодоступном плато.

Купание очень взбодрило. Может быть, не зря по телевизору говорили об особых целебных свойствах воды на Рорайме, на которой берут начало притоки трех крупнейших рек Южной Америки — Амазонки, Ориноко и Эссекибо.

Индейцы-носильщики, сразу после подъема на плато, бросили нас и вернулись вниз. Они утверждали, что оплаченные Риккардо дни закончились. Мы смогли, пообещав заплатить дополнительно, уговорить остаться только двоих, чтобы они помогли нести вещи женщинам.

Несмотря на значительное сокращение состава, продукты были на исходе, что, скорее всего, объяснялось не только ошибками в планировании Хайме раскладки, но и фантастическим аппетитом бродячего артиста. Хорошо еще, что Ирина на всякий случай взяла запасы московских чая и конфет, которые мы стали использовать вместо закончившегося сахара.

Время нашего пребывания в «Затерянном мире» закончилось, и утром следующего дня отправляемся назад. Все уже хорошо ориентируются на плато и бодро, без проводника, застрявшего где-то сзади, спускаются вниз.

Вот мы и у ручья, протекающего рядом с базовым лагерем. С удовольствием залезаем в воду и расслабляемся. Самое трудное позади.

Вдруг к нам подходит Павел и сообщает, что индеец Хосе сорвался при спуске из «ворот Рораймы» и, похоже, сломал ногу. С ним сейчас Хайме. Нужно вызывать спасательный вертолет. Кстати, нам предстоит его оплатить.

— Почему? Мы же не сами набирали индейцев, а фирма Риккардо. Он должен был застраховать людей, ведь травма обычное дело в горах.

— Да кто здесь будет страховать индейцев? Кому они нужны? Но у вас будут проблемы: индейцы в деревне просто возьмут вас в заложники и не отпустят, пока вы не рассчитаетесь. Даже правительственные войска с ними боятся связываться, а полиции в этих местах просто нет.

— Ну, это маловероятно. Хосе хоть и пемон, но не из этой деревни. А за чужого индейца они воевать не будут. Но проблему все равно надо решать, не оставлять же человека умирать в джунглях. Надо организовать спасработы.

— Все уже ушли вниз. Кто его потащит? — возразил мне Павел. Сам он, очевидно, никого тащить не собирался.

Почти вся группа была уже на пути к первому лагерю, сидевший рядом Михаил сломал ребро во время выхода к Великому Носу, так что выбор был невелик. Мы с Женей и молодым индейцем Уильямсом, которому, как потом выяснилось, исполнилось только четырнадцать лет, побежали обратно на гору, хотя толком не отдохнули.

Женя в вопросах медицины пользовался непререкаемым авторитетом, так как несколько лет проработал в госпитале программистом. У нас в группе он выполнял обязанности доктора и нес аптечку. И вот у него появилась наконец возможность попрактиковаться. Индейцу сняли штаны, и Женя вколол ему противошоковое обезболивающее. Затем затянул индейцу ногу, взвалил пемона на спину и потащил вниз.

Индеец весит килограмм шестьдесят, так что меняемся через каждые тридцать метров. На крутых участках используем такую технику: человек встает на четвереньки, индеец забирается ему на спину, после чего спасатель пятится с ним задом вниз по склону, хватаясь за скалы, лианы или корни деревьев руками. На более пологих участках идем в полный рост, сажая пострадавшего на шею. Нога у него распухла, но на самых опасных участках ему все же приходится ковылять самостоятельно, мы лишь поддерживаем его под руки.

Просто поражает физическая форма Жени, можно подумать, что он всю жизнь только и занимался тем, что таскал на себе по джунглям раненых индейцев.

Он виртуозно проходит очередной крутой спуск и останавливается на отдых.

Возвращаю мачете Хайме и подхватываю пострадавшего. Индеец сильно потеет, и кажется, что его пот просто льется на мою спину. Запах очень специфический, сильно отличающийся от запаха белого или негра. Не удивительно, что он хорошо отпугивает москитов. Неосторожно задеваю больной ногой индейца за лиану, и он вскрикивает от боли. Но в остальном, стиснув зубы, держится молодцом.

Наверное, я выгляжу очень глупо. Никогда не читал о том, что первооткрыватели таскали на себе проводников. Даже гуманист Дэвид Ливингстон ничего не писал про это в своих дневниках, не говоря уж про безжалостного Стэнли, который разве что пристрелил бы раненого, чтобы сократить его мучения.

С другой стороны, кто знает, из-за чего бесследно растворилась в джунглях Амазонки последняя экспедиция знаменитого английского полковника Фоссета, открывшего миру затерянный город инков и рассказавшего Артуру Конан Дойлю о существовании в верховьях Амазонки «затерянного мира».

Передаю травмированного пемона Хайме и почти падаю в пересекающий тропу ручей, жадно глотая холодную воду, даже не вспоминая об обеззараживающих таблетках, которых у меня все равно нет.

Но вот и нижний ручей. Женя вносит пемона в хижину и сгружает на пол под аплодисменты находящихся в ней индейцев. От хижины вниз идет довольно пологая дорога, и пострадавшего можно будет дальше спустить на лошади.

Спасательные работы дались тяжело: меня долго и мучительно рвет. Небольшой отдых, и мы опять бежим вниз.

Начинает смеркаться. Навстречу появляются фигурки людей с рюкзаками. Это наши ребята во главе с Владимиром Шатаевым, узнав по рации о возникших проблемах, отправились на помощь.

В лагере подводим итоги дня. Кухня и одна палатка затерялись где-то на спуске, из еды у нас только спрятанные в хижине остатки рома. Аргентинец сбежал, носильщиков нет, Хайме с раненым Хосе остались ждать лошадь в базовом лагере, так что из представителей фирмы есть лишь неунывающий Павел, который считает, что все идет нормально.

Поутру с чувством легкого голода в животе собираем рюкзаки, переправляемся по камням через реку и начинаем длинный спуск вниз под палящим тропическим солнцем. На небе ни облачка. Мы с Ириной замыкающие. Группа сильно растянулась, и мы видим на горизонте только Павла и Михаила. При появлении ручейка сразу останавливаемся, припадаем к воде, смачивая рубашки, кепки и поливая водой волосы. Но вся влага испаряется почти мгновенно, и мы опять с надеждой ждем очередного ручейка или хотя бы развесистого куста, в тени которого можно было бы отдохнуть.

Рюкзак килограмм под тридцать тащить по этому пеклу нелегко. Чувствуется какая-то слабость — то ли от накопившейся усталости, то ли от недоедания, то ли от изнуряющего солнца.

Впереди тенистая ложбина. В ней, на берегу небольшой реки, прячась в тени деревьев, расположилась на перекус поднимающаяся снизу французская команда. Это удача! Помню, что французы — большие патриоты и любят, когда говорят на их языке.

— Бонжур! Сава? (Привет, как дела?) У меня еще в словарном запасе бессмертная фраза Кисы Воробьянинова: «Мсье, же не манж па сие жур» (месье, я не ел шесть дней), но понимаю, что так сразу, в лоб, оглашать главную цель разговора нельзя.

Исчерпав свой запас французских слов, перехожу на английский. К счастью, они его знают. Устанавливаю контакт, объясняя, что мы не местные бомжи, а свои братья-туристы, что мы любим Францию, а Ирина даже работает программистом в крупнейшей французской фирме «Лакталис», поставляющей в страны СНГ масло и сыры под маркой «Президент».

— Да, да. Мы, конечно, знаем эту компанию, — отвечают французские девушки.

Лед недопонимания растоплен, теперь можно переходить к главной части.

— У нас тут небольшие проблемы. Носильщики разбежались на третий день, на спуске с Рораймы сорвался и сломал ногу проводник, которого мы спускали в базовый лагерь, кухня, бензин и часть снаряжения куда-то исчезли, и мы не ели уже два дня!

— Да, да. Это все очень интересно. — Французы продолжают поглощать свои бесконечные бутерброды, не проявляя ни малейшего желания поделиться.

Облом так облом. Трудно со своим столитровым рюкзаком выглядеть своим в компании путешествующих налегке французов. Интересно, во сколько им обошлись такие работящие носильщики?

Взваливаю на плечи рюкзак и бреду по саванне дальше. Палящее тропическое солнце в самом зените. Кажется, что мозги уже расплавились и вот-вот закипят. А в Москве сейчас хорошо — минус двадцать. На лыжах можно кататься.

…Вылезаю на обзорную вершину и вижу деревню Паратепуи. Финиш уже совсем близко, но чувствую, что все начинает плыть перед глазами.

Заметив неладное, Ирина забирает мой тяжелый рюкзак, оставляя мне свой маленький, и бежит вперед. Вес груза у меня теперь совсем смешной, но каждый шаг дается с огромным трудом. В голове туман, и я даже не понимаю, по какой тропе убежала Ирина. Да и вообще ничего не понимаю. Мысль одна: как бы не грохнуться, потеряв сознание от теплового удара.

С трудом замечаю перед собой спуск к священной реке. Вот она, граница владений злобных духов Рораймы. Из последних сил, продираясь через неожиданно возникшие перед глазами заросли, спускаюсь к воде и макаю в нее голову. Шатаясь, перебираюсь на другую сторону реки и через некоторое время начинаю слышать взволнованные крики потерявшей меня Ирины.

Привалившись к камню, сижу в тени деревьев и прихожу в себя. Подоспевшая Ирина снимает с меня рюкзак, сует в рот витамины, и становится легче. Мы встаем и потихоньку выбираемся к людям…