Заключение. SOS… SOS… SOS… консервативный поворот! [163]

Заключение. SOS… SOS… SOS… консервативный поворот! [163]

Слова профессора Преображенского из повести М. Булгакова «Собачье сердце» про оправдание неурядиц в хозяйстве всеобщей разрухой: «разруха у вас в головах», стали крылатыми. Это не случайно. Они имеют универсальное значение. Что и как люди думают, если не определяет, то, несомненно, влияет на происходящее в действительности. Мысли имеют свойство осуществляться. Нельзя думать без последствий в виде награды или наказания в делах и поступках. «Умертвлять и расчеловечивать» человека, лишать его жизненного мира и языка в теории, заменять его роботообразными артефактами в проектах, ис(про)поведовать сциентизм и техницизм в философии, значит способствовать «концу света» на практике, быть слепым орудием, способом осуществления самоапокалипсиса человечества. Давать идейный материал для этого. «А за кулисами прогресса интегрированное человечество интегрально и прогрессивно шествует к дезинтеграции живой материи» – как поет (пел) знаменитый французский шансонье Жак Превер[164].

О(б)суждая, дезавуируя, проклиная подобный подход и перспективы, в противовес «разрухе в головах по-научному», когда мыслят не от имени человека, не как люди, не головой, а как формализованные в формалине «мозги в банке», я почти каждый раздел книги, в котором рассматривались эти губительные для человека идеи, завершал некоторым «позитивом», показом того, что бы стоило предпринимать для предотвращения печального исхода. И тем не менее, заключая работу в целом, есть смысл конкретные тематические аргументы дополнить такого же рода спаси(а)тельными соображениями общего характера.

Когда подают сигнал бедствия, значит, надеются на помощь извне. На кого надеяться человечеству? Только на себя. Или, кто верит, на Бога. В любом случае спасение приходит к тем, кто борется до конца. Даже в случае обращения к высшей силе: на Бога надейся, а сам не плошай.

Главным духовным препятствием в борьбе за сохранение адекватной человеку реальности является фатализм. Им особенно пропитана, как ни парадоксально, либерально-прогрессистская идеология: «Прогресс не остановишь», «Иного не дано», «Техника наша судьба» и опирается на линейные представления об истории Вселенной. У плюралистов! В то время как эволюция биоты показывает, что появление на Земле более поздних, по одним параметрам высших, по другим низших форм жизни не обязательно отменяет ранние. Возникшие миллионы лет назад виды живут рядом с нами, намного более молодыми. Нашли нишу своего обитания и процветают. Другие не нашли. И погибли. Современное синергетическое мировоззрение, носителями которого обычно объявляют себя прогрессисты, нелинейно и предполагает наличие точек бифуркации, когда развитие меняет вектор, может пойти в новом направлении. Значит будущее, в определенных границах – открыто. Субъективно это осознается как свобода.

Главной опасностью, исходящей от прогрессизма, стала установка: «все, что технически возможно, следует осуществлять». Это как бы само собой разумеется. Хотя даже ученые понимают, что все возможное не осуществляется. Гипотез, проектов, изобретений огромное количество, почти столько же, сколько самих ученых. Но их отбор происходит стихийно, по финансовым, коньюнктурным и другим случайным соображениям. В то время как нужно отбирать, соотнося с целями и благом человечества. Прежде всего, с фундаментальным для него благом – Быть. Сохраниться как высшая одухотворенная форма жизни. Если, конечно, хотеть сохраняться, а не превращаться в Иное.

В контексте философского фатализма идеологи технократии выдвигают против человека в сущности единственный, но чрезвычайно серьезный довод, о котором они иногда сами (надо отдавать должное) сожалеют: ПРОГРЕСС! Он неотвратим, его не остановишь. Так говорят о смерти, от которой все равно не уйдешь. Прогрессизм стал поистине «смертным», смертельным аргументом, как последний довод королей для их противников. Самоотрицание человека не благо, а зло, но поскольку оно неизбежно, то его надо признать благом – такова логика абсолютного детерминизма, отказывающего человеку не только в свободе, но и в субъектности. Конечно, как бы многие философы ни воспевали свободу, (по крайней мере, раньше, сейчас уже перестали), часто тоже как абсолютную, ни выстраивали на ней целые системы, она у человека невелика. И все-таки есть, хотя бы потому, что как показывает история гибели или процветания народов, цивилизаций, развитие неоднозначно, оно ветвится, подвержено случайностям и люди иногда даже вынуждены делать выбор. Неодинакова и не предопределена мера энергии осуществления выбранного варианта. Как индивид: каждый знает о своей будущей неотвратимой смерти, но ее можно сознательно приближать, вплоть до самоубийства, либо вести такой образ жизни, который ее отдаляет. Это делает каждый человек и может делать человечество. Технофаталистическая ориентация приближает его смерть, гуманисты должны отдалять, стремясь сохранить человека как личность или, по крайней мере, как актора. Это граница его Традиции, «дальше актора», после превращения в агента и сильного зомби, его, по-видимому, уже нельзя считать человеком. (О новом Средневековье, возвращении к героическому варварству, яростной, негарантированной жизни дикаря пусть мечтают палеофантасты).

В техногенном обществе принцип свободы приходится брать на вооружение экологам, гуманистам и антиглобалистам. Они верят, что в коэволюциии с искусственным человек способен, удерживая свою биологическую нишу, сохранить идентичность. Для этого надо выбирать и реализовывать такие стратегии поведения, которые бы ее не разрушали. Значит, к стихийному развитию искусственного надо относиться аналогично как к процессам природы. Пытаться познавать и овладевать им. Технонаука стала производительной силой и социальным институтом. Значит, она должна регулироваться подобно всем остальным сферам социальных отношений. Моралью, идеологией, законами. Это задача, которую осознают консерваторы, стремясь привлечь к ней внимание остальной части человеческого общества.

Ситуация выбора затрудняется растущей агрессивностью противников человека. Принимая вызов сложности, отвергая жизнь, они прокламируют этот выбор как единственно рациональный. Но бесчеловечная рациональность для человека иррациональна. Иррационализм – вот действительная характеристика положения человеческого фактора в сверхсложных нелинейных системах. Учитывая, что в ходе дальнейшего перерождения часть из них окончательно захочет «уйти в машину» и будет тащить за собой остальных, необходимо культивировать ценности плюралистического, разнонаправленного, разноскоростного развития. Ценности разнообразия, которое является условием выживания в быстроменяющейся среде. Несмотря на появление киборгов, личности и акторы должны заботиться об обеспечении возможностей для параллельного с ними существования. Подобно тому, как в эволюции живого после возникновения новых, поздних по времени, породившие их формы жили и живут рядом сотни тысяч лет, также может происходить и в техноэволюции, если в ней будут сохраняться разные ниши и ячейки бытия.

Перед наукой и техникой надо ставить социально-гуманитарные преграды, заслоны, фильтры, которые бы соотносили все их достижения с мерой человека. Не его приспосабливать к технике, а технику к человеку, беря во внимание не сиюминутные потребности в комфорте или исполнение капризов, а долговременные интересы. Когда-то иначе не могли и думать. Сейчас такой подход надо отстаивать, идя против течения. В ситуации выживания это естественно: по течению плывет уже дохлая рыба. Мораторий в технонауке, подобно мораторию на клонирование, должен быть не исключительным, а рутинным явлением для тех или иных направлений деятельности. Как и категорические запреты в зависимости от стадии исследований. Они могут предлагаться и обсуждаться общественностью, приниматься властными структурами регулярно, по крайней мере, не реже, чем например, присуждаться государственные или Нобелевские премии. Предусматриваемая международным законодательством ответственность за угрожающее человечеству наукотворчество должна подкрепляться социально-психологически, созданием атмосферы требовательного здравомыслия и критического восприятия стихийной экспансии технологизма. Особенно в отношении к непосредственным сферам жизни, таким как телесность самого человека, пол, любовь, ибо за сумерками любви следует закат человека. Ничего не любить и быть ничем, – говорил Л. Фейербах, – это одно и то же.

Тому, кто уже захвачен верой в свободу техники, а не человека, в неизбежность его подчинения отчужденным от него силам, полезно отрефлектировать свое личное поведение. В отношении собственной индивидуальной судьбы люди абсолютные фундаменталисты. Реакционеры до мозга костей (кто не самоубийцы). Каждый знает, к чему все идет, но сознательно туда не стремится. Живет вопреки тому, о чем говорит опыт и рассудок, поступая как крайне неразумное, иррациональное существо. Заботится о здоровье, стариках и детях, до последнего момента сажает деревья, строит дома и планы. Кто делает это хорошо, получает отсрочку. Потому что жизнь выше логического. Она первична и не обязана оправдываться перед своим следствием. Жизнь хочет продолжения по самой своей сути. Любовь к жизни выше поисков ее смысла и является условием его наличия. Таким же образом стоит относиться к судьбе родового человека, исходя, прежде всего из жизни и только потом – мысли. Здесь отсрочка, наше «раньше» или «позже», может равняться сотням лет.

* * *

«Подводящей» идеологией к состоянию, когда человеку наступит полный конец, является, как мы видели, движение за «Homo enhancement» (техническое улучшение человека), непрерывное, без какого-либо образца или идеала, или создание, конструирование нового сущего, переход к универсализму техноэволюции. С точки зрения судьбы Homo genus/sapiens (родового и разумного человека), началась его дегенеративная эволюция (де-э-/ин/волюция). Перерождение в мутантов. Рождение (само)вы-родков. Трансгоманисты пока не составляют большинства даже в передовых странах, но их идеи быстро набирают сторонников. Бытие определяет сознание. Небытие тоже определяет сознание. Распространяется сознание небытия, маскируемое иллюзиями насчет ноосферы, органотехнического усиления способностей, «пережизни», бессмертия и прочих благ, которые по(на) стигнут человека. Трансгоманисты второй волны от этого самообмана отказываются, утверждая, что подлинное назначение людей в том, чтобы превратиться в нелюдей, люденов, трансхьюманов и т. п. Как можно скорее стать материалом прогресса. Инопланетянами на собственной Земле. И сделать для этого саму Землю «поствитальной», как другие безжизненные планеты[165]. По мере превращения из субъектов научно-технического развития в его фактор, иными словами, становясь легкими зомби, люди перестают осознавать себя людьми и выражать собственно человеческие интересы или, тем более, будучи тяжелыми, программированными зомби, транс-гомонисты/виталисты предлагают реализовать провозглашенную в пост(транс)модернизме «смерть человека» практически, веря сами и уверяя других, что они не марионетки технопрогресса, а просто «хотят усилить трансперсональный интеллект». Это можно сделать с помощью чипов и/или стать бессмертными (в сети или/и «вообще»).

Они пришли… За нами. За всеми, кто осознает, тем более, чувствует себя человеком и хочет сохранить идентичность. Обещают оставить/загонять в резервации и «зоопарки» (почему «зоо» – почему так цинично, хотя бы «гомо»). Вряд ли этот процесс можно остановить. Но уповая на неизменную, подтверждающуюся «историей всего» многовекторность процессов, резонно и естественно предполагать разнообразие форм в эволюции разума. И, исповедуя парадигму коэволюции и полионтизма, заботиться о продлении своей, нашей, человеческой формы. Нашей реализации возможных миров. «Наилучший порядок вещей тот, – говорил Дидро, – при котором мне предназначено быть, и к черту лучший из миров, если меня в нем нет». Сильные зомби и киборги могут осваивать другие планеты. Адекватной им средой является безжизненный космос, а философией – космизм, трансгуманизм, популярность которых отражает зарождение мутантных форм разума на Земле. Инопланетяне не прилетят на Землю, но за(вы) родившись здесь, они могут улететь с нее. В межзвездные или виртуальные пространства, тем более, если им этого «хочется». Что это у нас не «фигура речи» свидетельствуют более 2 тыс. человек, согласившихся отправиться на Марс «без возвращения». Список пополняется. Улетят, не уничтожая живой колыбели разума. Что будет хорошо, если нам, его представителям, их поощрять, а за самосохранение бороться.

* * *

Поиск спасения человечества от движения к концу света, в которое превратился нерегулируемый прогресс, заботит его мыслящих представителей не только в непосредственно философской форме. В художественной литературе, чаще всего аллегорически, тоже делаются попытки обоснования необходимости консервативного поворота, дается новая трактовка консерватизма. Пожалуй, будет уместно (для сравнения философской и художественной трактовки проблемы) показать это на примере одного из «интеллектуальных бестселлеров»: П. Крусанов «Ворон белый. История живых существ». СПб., 2012. Позволим себе привести отрывок из этой книги.

«Мысль о том, что революция – это действие, а консерватизм бездействие, порочна, – заявил Брахман, в очередной раз появившись на волшебном экране. – Консерватизм – это неустанная сила творчества, которая направлена на то, чтобы вспомнить и сохранить то, что убила и распылила инерция. Противостояние либерального прогрессизма и нового консерватизма – это постоянная, ни на миг не прекращающаяся война между «забыть» и «вспомнить»…

Существует расхожее мнение, будто смысл онтологического статуса консерватизма можно свести к нескольким механическим действиям типа «пресекать изменения», «стричь под одну гребенку», «тащить и не пущать». При этом считается, что революции и вообще перемены как таковые происходят, когда мы что-то усиленно предпринимаем, проявляя свою активность, а если остановить деятельность и ничего не вытворять, то сущее сохранится само собой и уже никуда от нас не денется. Эта иллюзия не только ни на чем не основана, но и внутренне насквозь лжива. Потому что в действительности, чтобы сущее сохранилось, необходима целенаправленная работа, ежедневный труд, непрерывное вращение педалей, и вращение это по сути своей консервативно…

Сама идея консерватизма требует непрерывной и неутомимой творческой деятельности для того, чтобы вспомнить, как все было, чтобы обнаружить, что именно уничтожили силы забвения, силы той дробилки времени, той инерции, которая подтачивает и развоплощает сущее само собой. Таково положение вещей. В итоге, не вороша пепел избитых щтампов, можно определить консерватизм как философию хранителей мира. Ведь в том, чтобы нивелировать и предавать забвению идеи и образы, нет ничего необычного, для этого достаточно кислотного дождя времени. Проблема в том, чтобы удержать те идеи и образы, которые достойны удержания. Об этом и речь: истинная формула консервативной задачи – удержать достойное. И нет ничего труднее, чем сделать это»[166].

В мире ничто никуда не исчезает. Лопух на могиле также реален, как живший до него человек. Тем не менее, смерть существует. На философском языке она называется потерей идентичности. Разложение предмета, явления, его превращение в нечто новое, для данного предмета означает гибель, независимо от того, превратился он в «низшее» или «высшее». Выступать за его сохранение означает удерживать происходящие в нем перемены в пределах тождественности себе, своей мере и сущности. Кризис, потеря идентичности человека, о чем сокрушаются сейчас в философской антропологии, в переводе на грубую прозу означает кризис, смерть и конец его бытия, распад на «силы» как импульсы энергии, и факторы как материал для какой-то иной целостности. Вот главные причины, по которым надо быть консерватором и традиционалистом. Борьба с традицией – борьба с человеком. Творить можно только в ее рамках. Антитрадиционалисты – враги человека, человечества и, насколько они люди, самих себя, понимают они это или нет. В абсолютном большинстве, к сожалению – нет.

О, счастлив тот, кому дана отрада

Надежда выбраться из непроглядной тьмы!

Что нужно нам, того не знаем мы,

Что ж знаем мы, того для нас не надо.

И.-В. Гете. «Фауст»

В эпоху пост(транс)модерна мы сами становимся традицией. Кто не осознает этого нового положения человека в истории, либо глупцы, несмотря на любую ученость, либо (само)убийцы, несмотря на благие намерения. Не то хорошо, что хорошо, а то, к чему все идет, говорит народная мудрость. Ее надо помнить всем.

Controlled development (управляемое развитие)! Консерватизм! Борьба за Традицию!

В чем предназначение человека? – спрашивал какой-то великий моралист. И отвечал – Быть им. Теперь этот ответ приобрел онтологический смысл: остаться человеком на породившей его Земле. Развитие стихийно, нелинейно, и в силу этого, к счастью, не фатальное. Чтобы выжить в его потоке, надо быть: 1) в сознании, 2) субъектом, 3) личностью. Быть Человеком. Не потерять сознание своей идентичности. Не превратиться в зомби. Замкнутый круг. Размыкается чудом, из Вне или такого же рода Экологическим (не)Деянием. Пусть нашей резервацией (парком) будет вся Земля! Консервативно жить или прогрессивно умереть – таков теперь «основной вопрос (философии) выживания». Быть живым, противиться объективно приближающейся смерти – это очень консервативно. Знает всякий, кто человек. А слабым и сильным зомби, представителям различных пост-транс-ино-бес-(человеческих, жизненных, смертных) прогрессистских стратегий, чье сознание уже порабощено и «переформатировано» силами Иного, остающиеся люд(и)ьми могли бы сказать: «давай, до свидания». Прощайте…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.