Поиск начинается
Поиск начинается
Рукопись лежит на столе. И вы в который раз перелистываете ее страницы. Снова и снова возникает вопрос: что делать? как и с чего начинать?
И вдруг приходит ответ. Он неожиданно прост: нужно определить систему письма. Прежде всего разобраться и решить, какова зависимость между знаками, таинственно смотрящими со страниц рукописи, в чем сущность этой зависимости и чем могут быть сами знаки?
Например, вот этот, похожий на скелет
, или этот
— он как будто бы напоминает лицо?
— здесь словно кто-то веревку свернул, а там
— чешуя рыбы или кусок циновки? А вот снова, правда, несколько иначе «свернутая веревка»
— это что-то непонятное: какая-то ракушка или другая морская живность?
Знаки не всегда стоят в одиночку; они то сбиваются в кучу, то вытягиваются цепочкой, то налезают друг на друга в виде башенки в два-три этажа.
Давайте последим за одним каким-нибудь знаком, например вот этим
. Договоримся условно называть его «скелетом», поскольку он несколько напоминает именно скелет, а точнее, позвоночник с ребрами. Знак относительно прост, легко запоминается, и это поможет нам выделять его среди других. Теперь перелистаем Дрезденскую рукопись.
«Скелет» впервые появляется на странице 7. (Нумерация страниц рукописи майя дается по Ю. Кнорозову.) Справа к нему «приклеилось» уже знакомое нам «морское чудовище», которое мы будем условно называть «рыбой»
Листаем дальше рукопись. В этом же сочетании («скелет» + «рыба») оба знака изображены также на страницах 13, 17, 21 и 68, что свидетельствует о несомненной устойчивости такого сочетания! На странице 17 есть и другая комбинация знаков: к «скелету» присоединен новый знак —
, но он уже стоит не сзади, а впереди; эти знаки
также повторяются, правда, только на двух страницах (59 и 73). На страницах 24, 26, 32 и 37 «скелету» явно не повезло: его «оседлали» целых два знака —
В разных комбинациях знак
изображен также на страницах 41, 45 и 69.
Что скрывается за всем этим? Что вообще могут обозначать знаки? Звук, или слог, или корень слова? Может быть, целое слово? А вдруг одни знаки — буквы, другие — слова, а третьи — корни?
Известно, что система письма может быть не только определенной, то есть состоящей из однородных единиц, но и смешанной. Знаки могут даже не соответствовать единицам языка, а быть условными символами понятий, и тогда прощай, дешифровка! Ведь символы можно лишь интерпретировать, а не дешифровать, и перед нами не письмо, а так называемая пиктография.
Сейчас определение системы письма кажется неопровержимо логичным началом дешифровки любого неизвестного текста, но, чтобы прийти к столь несложному выводу, требовались годы упорного труда, изучения сотен научных работ, освоения основных типов записи языка, известных человечеству, и овладение этими языками.
Но как определить систему письма? Что может стать той единицей (и единицей чего?), которая позволила бы сопоставить и отличить одну систему от другой? Изображение знака? Нет, это не подходит, ведь даже знаки-буквы одного алфавита бывают непохожи на знаки-буквы другого, родственного, хотя передают одну и ту же гласную или согласную. Тут и за примерами далеко ходить не надо: русское «У» в испанском выглядит как русское «И», а русское «И» можно написать почти как «У». Еще меньше сходства у согласных: «Ч» — «СН»; «П» — «Р»; «Р» — «R». А с иероглифами дело обстоит куда сложнее, ибо они обязаны учитывать особенности своего языка.
Как же быть? Где и какова та единица, которая… Позвольте, «единица», да, «единица», но как цифра, как число — вот он ответ! Ибо знаки повторяются («скелет» встретился 16 раз только в одной рукописи!), и в этом должна быть определенная закономерность, ну хотя бы частота повторяемости. А сколько знаков вообще? Это необходимо установить с абсолютной точностью, и только тогда появится возможность «облачить» в числа языковые знаки и определить закономерности языка.
Так родилась блестящая идея, значение которой не сразу можно было оценить.
Сотни раз перелистывает Юрий Кнорозов страницы рукописи. Тщательный анализ, бесконечные проверки к перепроверки показали, что в письме встречается около 300 знаков.
Если бы тексты были «рисуночным письмом», то есть пиктографией, где знаки передают не звуковую речь, а лишь общие понятия и ситуации, которые могут быть выражены разными, но сходными по смыслу фразами на любом языке (вспомните наши «надгробные надписи»), то, естественно, количество знаков должно было бы быть неизмеримо больше, ибо каждая новая ситуация требовала бы нового знака. В «рисуночном письме» из каждых 100 знаков, как показывает подсчет, 75 — новые, не встречавшиеся ранее. К тому же прирост знаков постоянен: он не зависит от того, возьмем ли мы первую или десятую сотню знаков; рассмотрим ли текст с начала, с середины или вообще с конца.
Иными словами, имеющиеся в нашем распоряжении 300 знаков в «рисуночном письме» дали бы текст общей протяженностью примерно в 400 знаков, а чтобы заполнить пиктограммами три исследуемые рукописи майя, понадобилось бы несколько тысяч, а может, и десятков тысяч знаков. Рукописи же майя дают совсем иную картину: знаков только 300!
Тогда предположим, что знаки майя передают только звуки. Кстати, такое предположение было распространено среди некоторых исследователей, да и сам Ланда дает своему списку знаков название «алфавита». Однако и это предположение отвергает математический анализ; число звуков в любом языке мира не превышает 80, а в среднем оно равно 30–40, то есть в 5 — 10 раз меньше, чем было бы в текстах майя, если бы каждый из 300 знаков передавал звук.
Слишком много знаков в рукописях майя и для письма, в котором каждый знак передает отдельный слог. Обычно слоговые системы письма обходятся 40–50 знаками (например, японские системы «катакана» и «хирагана», индийская «деванагари» или древнее кипрское письмо) и, как правило, число слогов не превышает 100–150.
Тогда, может быть, майя пользовались морфемным письмом, в котором каждый знак соответствует корню слова или грамматической частице? Но такое письмо согласно подсчетам не может обойтись без 1000–1500 морфем, а у майя только 300 знаков. Значит, и морфемное письмо отпадает.
Сделаем еще одно предположение, правда заранее считая его невероятным: может быть, знаки рукописи майя передают целые слова, сочетания слов или даже фразы? Но тогда жрецам понадобилось бы не 300, а по крайней мере 3 тысячи или, вернее, 30 тысяч различных знаков только для трех известных рукописей.
Итак, ни пиктограммы, ни звуки, ни слоги, ни морфемы, ни слова… Но тогда что же передают знаки майя?
И Юрий Кнорозов делает единственно правильный вывод, который вытекает из разработанной им самим системы. Ответ может быть только один: система письма индейцев майя смешанная. Часть знаков должна передавать морфемы, а часть — звуки и слоги. Такую систему письма принято называть иероглифической. Ею пользовались древние египтяне и жители Месопотамии, ею и поныне пользуются на Дальнем Востоке.
Иероглифическое письмо, как и всякое другое, имеет свои количественные показатели, и они полностью совпадают с показателями письма майя. То, что в 1881 году Леон де Рони только предположил, а именно: майя пользовались иероглификой, сходной с иероглификой Старого Света, Юрий Кнорозов научно доказал. То, что раньше было лишь аналогией, теперь стало неоспоримым фактом, подтвержденным точными числами.
Так были сделаны первые шаги по новому пути дешифровки. Он открывал интересные многообещающие перспективы…