Косметика и драгоценности

«Если бы ты увидел утром только что вставшую с кровати женщину, то обнаружил бы, что она уродливее обезьяны. Вот почему она запирается и не допускает к себе ни одного мужчины; ее окружают уродливые старухи и целая толпа служанок, которые столь же уродливы, как и их госпожа, и покрывают ее лицо разными мазями. Ибо женщина не просто смывает остатки сна холодной водой и приступает к дневной работе. Нет, для того чтобы сделать более ярким свое бледное лицо, она использует бесчисленные бальзамы в виде мазей. Как и во время общественных процессий, слуги по одному подходят к ней, держа в руках какой-нибудь предмет: серебряный тазик, баночку, зеркало, различные коробочки, которых хватило бы на целую аптеку, кувшины, полные всякой гадости, зубные порошки и средства для чернения век».

Этот насмешливый рассказ о туалете женщины был, разумеется, написан мужчиной (Лукиан. Любовники), как, впрочем, и все дошедшие до нас рассказы о том, что творилось в римских салонах красоты. В эллинских комедиях – и в комедиях Плавта – советы молодым женщинам о том, как надо краситься и причесываться и какие платья надевать, давали опытные куртизанки, владелицы борделей или какой-нибудь мужчина, хорошо изучивший женщин, которых были его любовницами. В элегиях – сначала греческих, а потом и римских – советы дает сам поэт, и третья книга «Искусства любви» Овидия – это, по сути, учебник для женщин. Точно так же некоторые из стихотворений Проперция содержат указания, как надо за собой ухаживать. Вместе с тем до нас дошли творения, содержащие ядовитую критику женщин, авторов которых никак нельзя назвать женоненавистниками: Ювенала, Марциала и Лукиана, юмориста, жившего во II веке, отрывок из которого мы цитировали выше. Все они мужчины.

Все это называлось словом cultus (украшение). Сюда входили косметика и духи (mundus), а также ювелирные изделия (ornatus). Само собой разумеется, что для огромного числа женщин все это составляло главный интерес в жизни, в особенности для личных клиентов Овидия, дорогих куртизанок. В языческом Риме только весталкам запрещалось украшать себя – они знали, что вся эта суета не для них. Их судьба решилась еще в 420 году до н. э., когда «Постулия, девственница-весталка, была судима за инцест, которого не совершала, но подозрение пало на нее из-за того, что она всегда появлялась на людях красивой и обладала слишком острым умом для весталки. Суд признал ее невиновной. Сообщая приговор от имени коллегии понтифов, верховный жрец велел ей прекратить шутить, а в одежде и внешности следить за тем, чтобы выглядеть святой, а не красавицей» (Тертуллиан. О культах женщин).

Позже христианские женщины стали получать такие наставления от своих учителей. Тертуллиан ненавидел косметику не меньше, чем сложные прически, – он считал, что это попытка улучшить творение Бога.

В музеях всех стран, которые когда-то входили в состав Римской империи, полным-полно витрин, где выставлены зеркала, пустые баночки из-под помады, расчески, щипчики для выщипывания волос, заколки и другие предметы, украшавшие туалетные столики римских женщин. Поэты пошли еще дальше.

В качестве основы для косметики использовалась такая неприятная вещь, как жир, скапливавшийся на овечьей шерсти. Ювенал, большой насмешник, описывал мужа, который не мог уснуть ночью из-за сильного запаха крема. Этим кремом жена намазала свое лицо, а на щеки пристроила кругляшки из хлебного мякиша. Так она готовила свою кожу к завтрашнему макияжу, с помощью которого собиралась соблазнять своего любовника.

В сотне сохранившихся до наших дней строчек поэмы Овидия «Как красить женское лицо» приводится несколько советов по приготовлению мази для лица. Для одной надо смешать овсянку, земляные бобы, яйца, порошок из оленьих рогов, оброненных на землю, луковицы нарциссов, смолу, мед и пшеничную муку из Тосканы; для другой – обжаренные люпины, вареные бобы, свинцовые белила, пену красной селитры, иллирийский ирис. Для отбеливания кожи лица женщины использовали свинцовые белила (cerussa), мел или мелосские белила; кроме того, женщины накладывали румяна. В качестве теней для век и для рисования стрелок, удлинявших глаза, применялась сажа. Несомненно, женщины красили и губы.

«Если заботишься о своем лице, наверняка будешь выглядеть красиво», – писал Овидий.

Покупные духи поступали с Востока, а в Италии – из Капуи. Сепласия, парфюмерный рынок Капуи, славился на весь римский мир, а «Сепласиум» называли римским одеколоном. Поппея, которая за три коротких года своего правления стала законодательницей мод, ввела в употребление стойкие духи, которые получили ее имя и надолго пережили ее саму. Впрочем, мало кто из ее поклонниц мог приобретать средство, которое она употребляла для ухода за кожей: ежедневно Поппея принимала ванну из молока пяти сотен ослиц!

Проститутки, которых мы так часто встречаем в поэмах Марциала, слишком сильно душились; эту ошибку, вероятно, совершали даже такие культурные женщины, как Цинтия.

Богатые женщины во времена империи имели очень много золота и драгоценных камней.

Когда в 195 году до н. э. обсуждался закон Оппия, золото было единственным драгоценным металлом, которым пользовались женщины. Говорят, что его запасы после возвращения Суллы с Востока в I веке до н. э. сильно возросли, а ввоз драгоценных камней оттуда же начался после триумфа Помпея в 61 году до н. э. В империи богатые римские женщины имели драгоценные и полудрагоценные камни самых разных видов: опалы, сапфиры, изумруды, бериллы, яшму, сардоникс, карбункулы, топазы, ониксы, алмазы (которые ввозили главным образом из Индии и тогда еще не умели гранить) и конечно же жемчуг. Драгоценными камнями украшали серьги, ожерелья, браслеты, кольца, броши, диадемы для волос и сандалии (только не у респектабельных матрон).

Мы узнали о том, какие драгоценные камни носили римские женщины, из различных источников. Две надписи, относящиеся к императорскому периоду и найденные в Испании, перечисляют драгоценности, которыми были украшены две статуи. Одну из них воздвигли на могиле женщины согласно ее завещанию. Коробочка с украшениями была найдена в Лионе в 1841 году; сейчас ее можно увидеть в Музее изящных искусств этого города, а в Национальном музее в Неаполе выставлены прекрасные украшения, найденные в доме Менандера и на вилле Боскореале в Помпеях. Другие крупные хранилища мира, например Британский музей, демонстрируют посетителям много прекрасных вещиц. Кроме того, Плиний Старший и другие писатели – Сенека и сатирики – подробно рассказывают нам о том, какие драгоценности носили римские женщины. Они выступают не знатоками, а моралистами, подчеркивая вульгарность тех женщин, которые обвешивали себя украшениями с головы до ног. Они писали, как некрасиво смотрится такая женщина по сравнению с римскими матронами легендарной Античности, которые одевались очень просто и не носили никаких украшений. Они раздумывали о том, сколько ловцов жемчуга должно было погибнуть в Индийском океане, у арабского побережья и в Персидском заливе, чтобы римлянки могли позволить себе такую экстравагантность, и с тревогой рассуждали об оттоке денег из империи в страны Востока. По оценке Плиния Старшего, Рим каждый год терял из-за этого сотню миллионов сестерциев. «Вот сколько стоят нам роскошь и женщины».

С Севера поступало мало ценных вещей, за исключением янтаря (с Балтики). Британский жемчуг был очень мелок и плохого цвета.

Если верить Плинию, больше всего денег женщины тратили на украшение своих ушей, покупая жемчужные серьги, чем на другие части тела. Сенека как-то обмолвился, что некоторые женщины носят в каждом ухе по два или три поместья. Серьги часто были очень тяжелыми, и от долгой носки форма ушей сильно изменялась.

«Самой большой похвалой жемчужинам, – писал Плиний, – считается заявление, что они белые, как квасцы. Самыми красивыми считаются продолговатые. Те, что расширяются книзу и имеют форму флакона для духов, именуются elencli (грушевидные). Женщины похваляются ими, подвешивая на пальцы или используя две или три жемчужины в одной серьге… называя их «кастаньетами», видимо, им нравится слушать стук жемчужин друг о дружку: в наши дни их носят даже бедные – существует поговорка, что жемчуг для женщины, выходящей из дома, все равно что лакей».

Говорят, что в последние годы республики Цецилия Метелла, чей муж, сын уважаемого друга Цицерона, консула в 57 году, вынужден был развестись с ней из-за ее романа с недостойным зятем того же Цицерона, Долабеллой. Став женой богатого, но неуравновешенного сына актера Эзопа, Цецилия растворила в уксусе жемчужину стоимостью миллион сестерциев. Клеопатра пошла дальше ее. Она носила в ушах жемчуга на десять миллионов сестерциев и проглотила эту сумму одним глотком, растворив в уксусе одну из жемчужин и выпив этот раствор[34].

А Плиний увидел на пирушке, устроенной по случаю простой помолвки, Лоллию Паулину, в волосах, ушах, на шее и на пальцах которой было драгоценностей на сорок миллионов сестерциев. И это в то время, когда она еще не вышла замуж за императора Гая Калигулу, так что драгоценности были ее личные, а не из императорской казны. В другом слое общества Сцинтилла, подруга Фортунаты, жены Тримальхиона, которых объединяла страсть к вульгарности, носила пару прекрасных золотых серег в медальоне, висевшем на шее; демонстрируя их, она похвалялась тем, что благодаря щедрости ее мужа ни одна женщина не может соперничать с ней в обладании такими жемчугами. Услышав эти слова, муж презрительно бросил, что, если бы у него была дочь, он отрезал бы ей уши, чтобы она не говорила такой ерунды. В одном из двух дошедших до нас брачных контрактов (сохранившихся в Египте и составленных около 100 года н. э.) в списке драгоценностей невесты упоминается «одна очень длинная серьга».

Богатые жены бедных мужей тратили все свои деньги на ювелирные украшения. Если бы их упрекнули в этом, они, вероятно, заявили бы, что украшения, как и золото, не теряют своей ценности и поэтому являются хорошим вложением денег. Но это означало бы, что они обладают хорошим вкусом и утонченным воспитанием; у вульгарных женщин, естественно, об утонченном вкусе не могло быть и речи. Чтобы убедиться в этом, достаточно было только присоединиться к Тримальхиону и его друзьям на пирушке: «После этого Фортуната расстегнула браслеты на своих толстых уродливых руках и показала их Сцинтилле, чтобы та их оценила. Потом она сняла сандалии и, наконец, сетку для волос, которая, как она продолжала настаивать, была сплетена из золотых нитей. Тримальхион, наблюдавший эту игру с большим интересом, велел передать ему все драгоценности. «Господа, – заявил он, – я хочу, чтобы вы увидели цепи и побрякушки, которыми обвешивают себя наши женщины; вот так нас, бедных ублюдков, и разоряют. О боже, она, должно быть, нацепила на себя шесть с половиной фунтов чистого золота. Тем не менее должен признаться, что у меня есть браслет, который весит добрых десять фунтов!»