“Рокко и его братья”

Программа: “Поверх барьеров”

К столетию рождения кино: Кинодвадцатка Радио Свобода

Ведущий: Сергей Юрьенен

25 октября 1995 года

Петр Вайль. Фильм “Рокко и его братья” я смотрел дважды. С перерывом, страшно сказать, в тридцать лет. Второй раз – в США три года назад, в первый – в Советском Союзе в 1962-м. Это был первый фильм с грифом “детям до 16 лет воспрещается”, на который я прошел сам. В кинотеатре “Рига” в Юрмале, которая тогда называлась Рижским взморьем. Я очень гордился этим событием, ведь мне было тринадцать.

Я навсегда запомнил эпопею матери и ее пяти сыновей, которые приехали из деревни в Милан в поисках счастья. Все эти образы давно мифологизировались в моем сознании. Жена старшего брата Винченцо – идеальная красавица Клаудиа Кардинале. Советский зритель ее тогда увидел впервые. Благородная проститутка Надя, самая обаятельная актриса в мировом кино, я и сейчас так считаю, – Анни Жирардо. Жестокий, жалкий Симоне – Ренато Сальватори. Одухотворенный герой Рокко – Ален Делон.

Перерыв в три десятилетия вносит конкретность. Тогда антураж фильма был для меня предельно условен, еще и отсюда мифологизация. Теперь я побывал во всех этих местах – и там, откуда приехали Рокко и его братья, и уж, конечно, там, куда они приехали, в Милане. Объяснение Нади с Рокко происходит на крыше Миланского собора, и теперь я знаю, насколько оправдано участие в сюжете того, самого помпезного и вычурного из европейских шедевров готики. Саму эту избыточность, напыщенность, оперность, в духе Пуччини, страстей, бушующих в Рокко, я оценил лишь теперь. Как и уровень провинциального плебейства деревенских парней в большом городе.

Когда я смотрел фильм впервые, в начале 60-х, их вельветовые пиджаки и ниспадающие хвосты пестрых шарфов казались нам, советским подросткам, последним криком моды. Зато эти парни бродили по миланской полуподвальной квартире в кальсонах, и это усиливало ощущение понятности и близости. Точно так же разгуливал мой сосед, отставной подполковник Пешехонов. Братья в фильме Лукино Висконти носили кальсоны, будто так было и нужно, и постепенно мы стали понимать, что так и нужно. Мощные страсти могли разыгрываться на кухне, и таких декораций не надо стесняться.

Итальянцы реабилитировали для нас быт и даже, более того, сочетание быта с высотами искусства. Камера из полуподвала взмывала на крышу Миланского собора, и гремели оперные страсти. Пафос и красота – это было вполне по нашей части, но без таких перепадов. В сталинском кино таланты и поклонники с легкостью носили бабочки и лакированные ботинки, но и помыслить было нельзя, что под черным бостоном могут оказаться бязевые кальсоны. Уж мы-то знали, что это вещи несовместимые и разные. И вдруг оказалось, что совместимые, одинаковые.