Экстази, Shoom, Spectrum и Ибица

Америка создала диджея и дала ему пластинки. Британия со своей богатой клубной культурой подарила ему дом. В 1988 году (который многие комментаторы считают временем рождения танцевальных стилей) диск-жокей и его музыка начали беспрецедентный проект социальных преобразований. Новый саунд встретился с новыми наркотиками. Тысячи, а впоследствии миллионы молодых людей открыли новый путь к удовольствию. Хаус, перевернувший представление о восприятии и создании музыки, начал трансформировать ее потребление, а выросшая вокруг него культура психоделического сообщества оказалась невероятно мощной силой.

Экстази. E, X, метилендиоксиметиламфетамин (МДМА). Химическое соединение, изменившее все. Трудно представить наркотик, более способствующий клубному опыту. Он дает энергию, обостряет восприятие света и звука и помогает толпе людей сбросить защитные «оболочки», отринуть сомнения и пережить чувство глубокого единения. Не случайно его классифицируют как эмпатоген, побуждающий к сопереживанию, к преодолению эгоцентризма.

В Соединенное Королевство экстази попал примерно в 1985 году после признания его незаконным в США (в Великобритании запрещен с 1977 года). Синтезированный в 1912 году, он возродился как препарат, используемый в психотерапии, и распространился через техасских хиппи, международные квазибуддистские секс-сообщества и, разумеется, трансатлантических тусовщиков музыкального бизнеса.

С танцевальной музыкой экстази впервые встретился на нью-йоркской гей-сцене. Отсюда его привозили в Лондон личности вроде Бой Джорджа (Boy George) и Марка Элмонда (Marc Almond) из синти-поп-группы Soft Cell, отметившейся первой навеянной экстази пластинкой под названием ‘Memorabilia’ 1981 года. В ремикшированном варианте (на альбоме Non Stop Ecstatic Dancing) к этому настойчивому прототехно-груву добавился рэп их дилера Синди Экстази (Cindy Ecstasy).

Появление феноменального наркотика, конечно, помогло свежей музыке из Америки преобразить британскую клубную жизнь.

Дэйв Доррелл, входивший тогда в узкий круг лондонцев, попробовавших экстази, вспоминает, насколько этот наркотик не соответствовал общепринятому стилю проведения отдыха. Прежде люди одевались в потертые Levis, водолазки и куртки MA 1, вели себя очень сдержанно, слушали rare groove и «коктейль-группы» типа Sad? и Blue Rondo A La Turk. Закинувшись E, они почувствовали диссонанс.

«Та музыка к нему не подходила, — говорит Доррелл. — Все просто качались на стульях, словно желе».

А вот результат соединения экстази с непреодолимым и очень возбуждающим танцевальным звучанием хауса можно без преувеличения сравнить с извержением вулкана. Это было самое сильнодействующее на тот момент сочетание отдельно взятого наркотика и отдельно взятого музыкального стиля. Холодности клубной сцены пришел конец.

Диджей манчестерского Ha?ienda Дэйв Рофи (Dave Rofe) рассказывает, какую резкую это вызвало перемену. В марте 1988 года он посетил первую полномасштабную эсид-хаусную вечеринку — Trip в лондонской «Астории». Увиденное поразило его. «Танцевал весь клуб от бара до танцпола, даже сцена. Полная, стопроцентная клубная эйфория. Там нельзя было стоять в стороне, потому что тогда ты чувствовал себя идиотом. Если раньше могли сказать: «Эй, взгляните-ка на него — он танцует!», то теперь это стало нормой. В общем, мы возвращались в Манчестер с мыслью: «Да, в Лондоне мазовая движуха»».

Клубом Trip владел Ники Холлоуэй (Nicky Holloway). Именно в Trip взрывной экстази-опыт вышел из подполья. Клабберы здесь так распалялись, что после закрытия имели обыкновение танцевать вокруг чьего-нибудь автомобиля со стереосистемой или в фонтанах на противоположной стороне улицы. Однажды приехал полицейский фургон с включенной сиреной, а толпа на Черинг-Кросс-роуд начала петь «Can you feel it?», потому что вой сирены напоминал сэмпл из ‘Can You Party?’ Royal House.

Предшественники Trip — демонстративно андеграундные Clink Street, Spectrum Пола Оукенфолда и их дедушка Shoom. Когда вечеринки Spectrum стали проводиться в огромном главном помещении Heaven, да еще по понедельникам, все ожидали катастрофы. Первые недели помещение оставалось пустым. «Но я знал о кое-чем таком, о чем не знали остальные, — говорит Оукенфолд, — а именно об экстази. Я был уверен, что Spectrum ждет успех, и поэтому не сдался». И действительно, на четвертую неделю его прямо-таки брали штурмом.

Но закрутилось все в клубе Shoom. «Happy Happy Happy…», — кричали с флайеров ухмыляющиеся таблетки, с которых началась мода на «смайлики». Управлял заведением Дэнни Рэмплинг (Danny Rampling) и его будущая жена Дженни. Shoom открылся в октябре 1987 года в фитнесс-центре на Саутворк-стрит — маленьком, всего на двести человек местечке с зеркальными стенами и пеленой дыма с клубничным ароматом. «Все приходили в субботнюю полночь, — вспоминает диджей Джонни Уокер. — Двери закрывались — и вперед. Дымовые машины, стробоскопы, балеарская классика. Веселье продолжалось до шести или семи утра».

«Название мне подсказал Тревор Фанг (Trevor Fung), — рассказывает Рэмплинг. — Это все произошло после… э-э-э… после одного моего опыта. Он спросил: «Ну что, чувствуешь себя shoomy?» Мне это словечко понравилось. Оно выражало настроение клуба, его позитивную энергетику».

Все эти святилища эсид-хауса пытались воссоздать уникальную атмосферу Ибицы. Летом 1987 года Джонни Уокер, Пол Оукенфолд (известный тогда как хип-хоп-диджей), Дэнни Рэмплинг и лондонский промоутер вечеринок Ники Холлоуэй съездили на остров, чтобы навестить Тревора Фанга, который стоял за пультом в заведении Project Bar в Сан-Антонио. Здесь они обнаружили публику, состоявшую из эксцентричных знаменитостей, хитрых британцев и интернациональных гей-тусовщиков. А еще — наркотик под названием экстази.

«Если не ошибаюсь, E нам впервые предложили в Nightlife в Сан-Антонио, — вспоминает Уокер. — Сначала я очень сильно сомневался. Но потом увидел, как Пол, Дэнни и Ники, съевшие по таблетке, принялись скакать по клубу, держась за руки и крича: «Я люблю вас!» Я подумал, что выглядит это не так уж плохо, и тоже попробовал. И вдруг вечеринка превратилась в сказочную, искрящуюся, разноцветную ночь. Я чувствовал себя великолепно».

Другим открытием той ночи стали прекрасный клуб под открытым небом Amnesia и диджей Альфредо, ставивший радостную эклектичную музыку, большую часть которой на лондонской сцене наверняка подвергли бы анафеме. ‘Sign Of The Times’ Принса или ‘I Want Your Sex’ Джорджа Майкла чередовались с чикагским хаусом, например ‘You Used To Hold Me’ Ральфи Розарио, малоизвестными инди-пластинками вроде ‘Jesus On The Payroll’ Thrashing Doves или концертной версией ‘Well Well Well’ The Woodentops. (Этот стиль впоследствии получил название «балеарский», поскольку Ибица входит в группу Балеарских островов).

К концу ночи четверка решила познакомить Лондон с этим восхитительным жизнеутверждающим опытом. Уокер вспоминает, что при этом они чувствовали себя своего рода миссионерами. Слишком широкой рекламы для воссоздания ауры Ибицы не потребовалось. «Наверное, видя, как мы носимся везде с этими большими смайлами и здорово проводим время, люди думали: «М-м-м… интересно, что они задумали?» Так постепенно и покатило».