Морской тролль

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ни ведьма, ни карлик, ни ночной демон, ни какой иной из изученных нами сказочных персонажей, кроме маньяка из водоема, в море не обитает. Да и великану там делать нечего! Он живет в горах или за горами. Его взаимоотношения с водной стихией не всегда складываются мирно. Великан способен перейти вброд реку и даже морской залив, однако предпочитает возводить мосты, насыпать дамбы и устраивать плотины. Множество островков и прибрежных скал образовалось после того, как великан выронил из рук стройматериалы. Тролль и скесса пересекают море в чудесной лодке, великанша из Саги об Одде Стреле преследует корабль вплавь, но, раненная моряками, возвращается на берег.

В исландской сказке великанша отправляется к морю охотиться за проплывающими кораблями. Споткнувшись, она попадает ногой в глубокую впадину, погружается в воду и тонет: «Ее тело выбросило на берег, и оно было такое огромное, что всадник на лошади не мог достать плетью до сгиба ее колена, когда она лежала на берегу, мертвая и неподвижная». Море опасно даже для столь гигантского создания!

Тем не менее Эдды знают такую бессмыслицу, как морской великан. Его зовут Эгир («море»). И одновременно Эгира величают «жителем гор» (Песнь о Хюмире, 2)! В именах йотунов и турсов недолго запутаться[23]. Вот и Эгира считают двойником Хюмира, который, хотя и любил рыбачить, оробел во время морского поединка Тора с Йормунгандом. Эгир назван «гостем богов», он пирует с ними в чертогах, но Тор относится к нему с презрением. Желая отомстить хамоватому асу, Эгир посылает его за котлом к Хюмиру. В ходе приключений богов один и тот же великан может принимать разные личины (Скрюмир и Утгарда-Локи), поэтому Хюмира приняли за Эгира.

В поэзии скальдов Эгир олицетворяет спокойное море, несмотря на выражение «пасть Эгира» – та, что заглатывает тонущие корабли. Гибель кораблей – дело рук жены Эгира по имени Ран («кража, ограбление»). Она набрасывает свою волшебную сеть на корабли, чтобы утащить их на дно и там поживиться добычей. Стурлусон относит Ран к богиням. Таким образом, перед нами – уникальный случай законного брака между великаном и богиней, дающего право Эгиру присутствовать на пиру богов.

Двусмысленность образа Эгира подтверждает Сага о Хрольве Пешеходе, один из персонажей которой по имени Грим носит прозвище Эгир, или Морской Великан. Воплощением покоя и благодушия он не является – ест сырое мясо, пьет кровь (ого!) людей и животных, превращается в хищных зверей. Это подлинное исчадие ада! «Его дыхание было таким жарким, что даже людям в доспехах казалось, будто они горят. Он убивал людей и коней, то извергая огонь, то изрыгая яд, и никто не мог против него устоять» (2). Подобных Гриму тварей в сагах обычно именуют троллями.

Богиня Ран и жертва кораблекрушения. Иллюстрация А. Рэкема (1912)

Самих же троллей, живущих в море и называемых sj?trollet («морской тролль»), соотносят с двумя персонажами скандинавского фольклора – хавманом («морским человеком») и драугом (древнеисл. draugr, исл. draugur, фар. dreygur, норв. draug, дат. drog).

Понятие «хавман» возникло не ранее XVI столетия. Предположительно образ хавмана восходит к древнескандинавскому хавгуду (havgud – «морской бог»), о котором известно немногое. По одним сведениям, он имеет упитанное туловище без головы и хвоста, по другим – не имеет конечностей, но снабжен широкими плечами, длинными волосами и бородой. По всей вероятности, хавман – это переосмысленный морж или кит, наделенный антропоморфными признаками. Когда над морем раздается сочный храп, можно быть уверенным – это хавман почивает на волнах, дуя в свои роскошные усы.

Нет оснований считать хавмана родственником никса или иного подводного монстра. Он довольно безмятежен – распевает мелодичные песенки для завлечения приглянувшихся ему девушек, но не душит их и не разрывает на части, а берет в жены и приживает с ними детей. Он страдает как юноша, если возлюбленная им пренебрегает, и даже ходит в героях психологической драмы (норвежская баллада «Агнетте и хавман»).

Вот типичная сказка о хавмане. Два рыбака, заплыв на баркасе в море, кинули за борт якорь и услышали далеко внизу страшный грохот. Из воды показался хавман. Его физиономия была густо заляпана жиром, а с бороды стекала зеленоватая жижа. Он в ярости потрясал половником и требовал убрать со дна якорь, разбивший кастрюлю, в которой варился ужин. Рыбаки вынули якорь и поспешно уплыли. Пристав к берегу, они долго не могли выползти из баркаса, обессиленные от хохота.

Драуг. Рисунок Т. Киттельсена (1895)

Сравним эту комедию со сказками о морском тролле. В норвежской сказке «Морской тролль», которую позднее переработал Юнас Ли (новелла «Элиас и драуг»), рыбак Элиас выудил из воды странноватую рыбину, напоминающую морского бычка. Она пыхтела и стонала, маленькие глазки злобно таращились на рыбака, тело-пузырь было сплошь покрыто шипами, а кожа свисала лохмотьями. В досаде Элиас плюнул рыбине в разинутую пасть и выбросил в море. На следующий день он увидел на берегу ту же рыбину, показавшуюся ему дохлой. Решив, что труп вытащила из моря выдра, рыбак пошевелил его, а тот вдруг ожил и запрыгал по камням. Перепуганный Элиас пнул рыбу ногой (помните, как бретонец играл в «футбол» валяющимся у моря черепом?). Упав в воду, рыба начала расти и на глазах у изумленного рыбака превратилась в тролля. Чудище поднялось во весь рост, раскрыло клыкастую пасть и проревело: «Ну что, может, и теперь захочешь плюнуть?» У Элиаса во рту пересохло от страха. Не сумев выдавить слюну, он развернулся и помчался сломя голову домой.

Мы вновь стали свидетелями метаморфоз тролля. На этот раз они очень похожи на раздувания ведьм и мертвецов.

В другой норвежской легенде Артур Брокс, рыбачивший у берегов острова Сенья, увидел гигантскую лапу тролля, вздымающуюся над волнами. Бывшие с ним в лодке моряки собрались дружно плюнуть, но Брокс вовремя остановил их, снял свою рукавицу и кинул в море. Рукавица троллю понравилась, и он замогильным голосом известил рыбаков о приближении шторма.

В сказке «Драуг» выходец из морских глубин плещет водой и сморкается прямо за дверью рыбацкой хижины, пока хозяин по имени Вестервал не выпроваживает его восвояси: «Убирайся к себе на дно, мертвечина проклятая!» Почему рыбак принял гостя за мертвеца? Потому что он выглядит как утопленник – высокий парень в рыбацкой одежде с надвинутой на глаза зюйдвесткой – и разговаривает, грозя Вестервалу смертью. Но во время рыбалки на героя нападает не просто парень, а существо нечеловеческого вида с громадными ручищами, утаскивающее его под воду.

Это и есть драуг – наименование, для большей путаницы присваиваемое в Исландии всем (!) беспокойным мертвецам. Оно имеет общий корень со словами из древнеиндийского, древненемецкого, древнеирландского языков со значением «обманывать, вредить, разрушать». В Средневековье драугами, выходящими из могил, считали берсерков, которые в сагах часто сравнивались с троллями. Скажем, неуязвимость для оружия (для железа) – верный признак и тролля, и драуга. Очевидно, свирепым воинам приписывали природу двух самых жутких чудовищ Скандинавии.

Драуги (драугры) обладают всеми свойствами «ходячего» покойника и отдельными свойствами тролля: великанский рост (Глам и его коллеги – типичные драуги), зооморфизм, нелюбовь к солнцу, занятия магией, охрана сокровищ в могильных курганах, величание по имени (у каждого драуга и почти у каждого тролля есть свое имя). Косвенно (через Хель) связывает драуга с троллем мертвенно-синий цвет тела. Но расправа над драугом (расчленение и сожжение трупа) ничего общего с троллем не имеет – так расправляются с обитателями могил в быличках и с ведьмами и другими мертвецами в сказках. Драуг тоже прошел через процедуру очеловечивания, научившись страсти к женскому полу, употреблению человеческой еды и даже питью водки.

«Данные исландского фольклора, – пишет О. Маркелова, составительница сборника быличек о мертвецах, – позволяют предположить, что draugar могли восприниматься как отдельный самостоятельный вид существ, противопоставляющийся живым людям и встающий в один ряд с такими сверхъестественными обитателями Исландии, как аульвы и тролли». В море же драуг не просто встает с троллем в один ряд – он практически с ним сливается. Особенно трудно отличить их друг от друга в Норвегии, где драугами называют исключительно морских чудовищ, включая утонувших мертвецов, которые враждуют с мертвецами сухопутными.

Драуг. Рисунок Т. Киттельсена (1895)

Баталии а-ля «вампиры против зомби» – еще одна черточка, роднящая драугов с живыми людьми. Рассказы о них сочинены недавно. Измученный морской болезнью драуг выбрался из воды, пришел на кладбище, вышвырнул «сухопутную крысу» из могилы и улегся на ее место. Соседские «крысы» повыскакивали из гробов и накинулись на самозванца. Тот кликнул на подмогу «морячков» – и пошла потеха! В подобных баталиях побеждают, как правило, коренные жители кладбища. Во-первых, их значительно больше – на «костяной» бой сбегаются мертвецы с окрестных погостов. Во-вторых, они лучше вооружены. Крышки гробов смачно врезаются в студенистые головы драугов, а тем приходится обороняться раздобытыми впопыхах веслами, которых на всех не хватает.

На берегу драуг ведет себя как призрак человека. Но чудовище, встреченное рыбаками в море, может оказаться кем угодно. Оно походит на массу шевелящихся водорослей, на огромную медузу, на тюленя – и попробуй определи, кто это: зверем могут оборачиваться и тролль, и драуг. В Саге о людях из Лососьей Долины корабельщики, плывущие к хутору, купленному у наследников скончавшегося хозяина, замечают тюленя с большими плавниками. Попытка убить его заканчивается неудачей. Внезапно поднявшаяся буря переворачивает корабль, и переселенцы гибнут. Им почудилось, что глаза у тюленя человеческие. На этом основании необычного зверя приняли за покойного владельца хутора (18).

В Саге о людях с Песчаного Берега никому не знакомый тюлень высунул свою уродливую голову прямо из домового кострища. Работница ударила по ней вальком, и тюлень увеличился в росте! «Тут подошел работник и принялся лупить тюленя; от каждого удара тот подрастал, пока, наконец, не встал на задние плавники. Тогда работник упал в обморок, а все, кто был при этом, были сильно напуганы. Тут подбежал юный Кьяртан, подхватил большую кувалду и огрел ею тюленя по голове: удар был очень сильным, но тюлень только потряс головой и повел вокруг глазами. Тогда Кьяртан принялся наносить удар за ударом, и тюлень стал опускаться, словно приседая на пятки. Кьяртан бил его до тех пор, пока тюлень весь не ушел вниз; он разбил пол над его головой вдребезги» (53).

Чуть позже мертвый тюлений хвост высовывается из чулана, чтобы поиграть с людьми в сказку «Репка». Вцепившиеся в хвост участники тянут-потянут его так, что сдирают себе кожу на ладонях. Хвост бесследно исчезает, в чулане находят обглоданную рыбу, а на хуторе вспыхивает эпидемия (54). Вопрос о происхождении инородного существа остается открытым, хотя многие видят в нем умершую женщину Торгунну.

Ситуация, описанная в легенде об Артуре Броксе, для морского тролля и драуга нехарактерна. Драуг за свою злопамятность получил кличку «морской мститель». Его повадки те же, что у бретонских морских призраков. Мы не зря вспоминали «футбол» из книги о Бретани. В Норвегии драуг прикидывается камнем на берегу, а когда рыбак присядет на него, смертельно обижается. Не подозревающий об обиде человек обнаруживает под собой черепушку, гневно щелкающую зубами, или что хуже – склизкий комок водорослей, после которого приходится отжимать штаны.

Побережье Норвегии оглашают те же заунывные крики, что и в Бретани. Услышать крик драуга (или морского тролля) – обречь себя на несчастье или смерть. Не могу не затронуть в этой связи замечательную Прядь о Торстейне Морозе.

После обильной вечерней трапезы на одном из дальних хуторов Олав Святой категорически запретил своим людям посещать отхожее место без сопровождающего. Воины восприняли королевский запрет стоически – они уже привыкли к причудам Олава. Ночь выдалась морозная. Исландец Торстейн, всегда подолгу просиживавший в нужнике, не стал будить товарищей и, одевшись потеплее, отправился туда один. В процессе тяжких раздумий он вдруг узрел на сиденье у двери смутную фигуру. Фигурой оказался драуг по имени Торкель Тощий. Он вступил с Торстейном в диалог, во время которого имитировал крики грешников в аду. На Торстейна эти крики не подействовали, и он попросил Торкеля произвести «самый громкий вопль». Торкель понимающе улыбнулся и завопил так, что перебудил весь хутор. Вскочивший на ноги король приказал звонить в колокол, и драуг тут же испарился. Торстейна извлекли из-под обломков рухнувшего нужника. Он не скрывал своего ликования, чем очень разозлил Олава. Заметив недовольство короля, Торстейн попросил прощения за то, что нарушил запрет, и рассказал о встрече с драугом.

– Почему ты захотел, чтобы призрак закричал? – поинтересовался король.

– Да… понимаете… я надеялся, что вы проснетесь, государь, и спасете меня!

Олав просиял от удовольствия и не только простил Торстейна, но и дал ему прозвище Мороз. «От последнего вопля у меня мороз по коже пробежал», – уверял всех Торстейн, а на душе у него было светло, как у всякого страдальца, исцелившегося от запора. Сей поучительный эпизод доказывает нам, что и крик мертвеца бывает полезен людям.

* * *

В результате смешения, осуществившегося в Эддах и сагах, тролль оказался практически неотличим от великана, а сам великан перенял качества бога и человека. От древнего образа сохранилось немногое: обилие голов, сродство с хтоническими тварями, намек на жизнь под землей, а также ряд черт, выявляемых путем уподобления троллю живых и мертвых людей (людей ли?), – косматая шкура, длинные острые когти, черная или темно-синяя окраска, неуязвимость для оружия, склонность к метаморфозам.

Из-под кипы позднейших наслоений извлечь сказочного тролля непросто. Сроднившись с великаном, он поселился в горах, приобрел внушительные габариты (Исландия, Норвегия), научился кидаться камнями, изрядно поглупел (это свойство могло быть взято у черта), стал заботиться о сокровищах (сокровища охраняют и мертвецы). Транзитом через великана он усвоил человеческие свойства: организацию сообществ, хозяйственность, сладострастие и тягу к семейной жизни (у троллих).

В Швеции и Дании мир троллей пришел в соприкосновение с миром эльфов. Возможно, древнему троллю были присущи черты эльфов и карликов – подземное существование, невидимость, но отнюдь не маленький рост, страсть к шалостям и розыгрышам, оказание помощи людям (даже великан не помогает человеку!). Тем не менее в литературе получил развитие именно датско-шведский образ тролля. В книгах для детей тролль фактически превратился в эльфа.

То, что у древнего великана (огры, рефаимы) было лишь тенденцией, сполна проявилось у тролля. Тролль питается людьми и похищает их, умеет колдовать и менять свой рост, его облик уродлив до гротеска или зооморфен, он обладает неприятным запахом и совершает всякие гадости. Великану в принципе не свойственна боязнь солнечного света, а вот у эддических волков, подземных жителей и мертвецов отношения с солнцем не сложились. С мертвецом тролля роднят сказочные сюжеты о глазе и сердце, а также жизнь в море. Не поддается осмыслению страх тролля перед резкими звуками – великаны перекликаются в горах, а мертвецы издают ужасные крики.