Тролль среди людей

Жизнь родами и семьями, общение с людьми, совместные пирушки с ними были распространены в мире великанов, у которых их переняли тролли. Часть свойств перешла к троллям от эльфов, фактически слившихся с ними в Дании и Швеции. Скажем, мелкое хулиганство великанам не по нраву, тролли же любят подшутить над человеком – попугать его в горах или поводить под уздцы его лошадь, чтобы она не нашла дорогу домой. Они наведываются в крестьянские дома, прячутся за печью или под полом, устраивают беспорядки и воруют еду – молоко, сливки, блины, которые хозяева забыли перекрестить.

Широко распространенный в Дании сюжет – новость о смерти тролля (какого-нибудь Кнурремурре, Скотте, Пиппе и т. п.) или о постигшем его несчастье, которую передают из уст в уста люди. Ее случайно слышит другой тролль, промышляющий в доме или просто там околачивающийся. Он бросает все свои дела и убегает, по-стариковски причитая, оставив на полу вожделенную чашку или ложку.

В лесу близость жилья троллей выдают сельские звуки и запахи – мычание коров, стук инструментов, ароматы готовящейся еды. Внешне тролль бывает неотличим от человека, поэтому крестьяне, встретившиеся с ним и учуявшие подвох, ни в коем случае не должны жать незнакомцу руку или называть свое имя. Рекомендуется сунуть ему под нос священный предмет или на худой конец сотворить крестное знамение.

Как и вампир, тролль прошел длинный путь эволюции. В массовую культуру он не внедрился, оставшись жить в Скандинавии и не переселившись в город, поэтому в человека окончательно не превратился. Но мысли и побуждения людей он усвоил. В сказках и быличках появились добродушные, благорасположенные к человеку тролли, никогда не начинающие ссору первыми. Даже свирепые и злопамятные трётли и скессы в ответ на оказанную им услугу становились верными друзьями. В одной сказке трётль увлекался поэзией! В сказках «Йоун и скесса», «Скесса и рыбак» рассказывается о дружбе скессы с рыбаком. Он накормил ее детей в голодную пору, а она помогла ему.

Горный тролль. Иллюстрация Й. Бауэра (1904). На первом этапе тролль делается похожим на человека, но не теряет свирепости

Мы помним, как охотник Брюте пожалел тролленка и был награжден им. Сравним его поступок с бескомпромиссным отношением к маленьким троллям героев древности. Святой Олав не щадит детей тролля и троллихи:

Друг на друга полезли они,

Кверху друг друга вздымали,

Но головы их проскочили в нутро,

Хребты они сломали.

Герой норвежской баллады «Юный Ромун», восходящей к Саге о Хромунде Грейпссоне, спасая королевскую дочь от тролля, отрубает ему восемь рук и убивает его детей «рукою, как сталь, твердой».

В легенде из Телемарка (Норвегия) тролль по имени Тор Троллебане, как ни в чем не бывало, приходит на деревенский праздник и в лучших традициях эддических застолий досыта набивает себе брюхо. Жадные хозяева гонят обжору прочь, но один умный и предусмотрительный мужичок приглашает его в свой дом, выкатывает бочку пива и режет телку. Довольный тролль сажает мужичка и его семью в карман и идет в горы мстить обидчикам. Мстит он следующим образом: берет молот (с таким именем он обязан его иметь) и бьет по вершинам гор. Горная лавина накрывает деревню, никого не оставив в живых, после чего тролль отпускает мужичка с семьей на все четыре стороны.

Жительница острова Борнхольм (Дания) однажды накормила горного тролля караваем хлеба, а тот благословил все ее потомство. Крестьянка из-под Орхуса одолжила троллю пивной бочонок, любезно сняв с него знак креста (!), и через три дня благодарный тролль вернул его наполненным до краев вкуснейшим пивом. С тех пор семья крестьянки благоденствовала. А вот фру Метте с острова Морс (Дания) для приобретения богатства не хватило чуточку терпения. Тролли попросили у нее взаймы юбку. Заинтригованная фру удовлетворила их просьбу. День проходил за днем, а тролли не возвращались. Разгневанная фру отправилась в горы и возопила так, что камни содрогнулись: «Где моя юбка?!» Из горы выполз оглушенный тролль и протянул ей юбку, заляпанную воском: «Бери свое тряпье! Если бы ты обождала пару дней, капли воска превратились бы в бриллианты…»

Люди в свою очередь могут взять у троллей горшок, сковородку и другую домашнюю утварь, но обязаны вернуть их в срок.

Некий датский фермер каждое утро находил в коровнике мертвых коров со свернутыми шеями. Он продал участок соседу, а тот, догадавшись, где живет тролль, вошел в коровник и воскликнул:

– Добрый вечер, Регинал!

Из-под земли донесся скрипучий голос Регинала:

– Чем он добрый? Ночью коровы опять наср… мне на голову!

– Тебе мешает навоз?

– Еще как! Пиво отдает навозом, кровать благоухает. Приходится убивать коров! Если тебе дорог навоз, передвинь коровник подальше, и достаток тебе гарантирован.

Тролль в городе. Иллюстрация Й. Бауэра. На втором этапе дружелюбный тролль приходит к людям

– Я так и поступлю! – обрадовался фермер. – А ты не забудь про свое обещание!

Он перенес коровник, и вскоре тот наполнился до краев свежим ароматным навозом.

В этой быличке знание имени тролля не дает власти над ним, а лишь способствует взаимопониманию (до определенного предела). Удивление вызывает неприязнь тролля к навозу.

Крестьянину из деревни Линге, где жил говорящий кот, горный тролль (не Кнурремурре) помогает вернуть сына. Сидящий в тюрьме юноша видит во сне, как к нему подходит незнакомый человек и спрашивает: «Хочешь вернуться к отцу?» – «О да!» – отвечает юноша. Цепи спадают, стены испаряются, и пробудившийся пленник обнаруживает себя стоящим рядом с отцом. Сцена освобождения подозрительно смахивает на известный библейский эпизод (Деян. 12: 6—17), только на месте ангела почему-то оказался тролль.

Герой исландского «Рассказа о Моударе с горы Моудара» – сын скессы и человека (ср. с сыном вампира и человека – дампиром), полюбивший девушку из деревни, женившийся на ней и переживший семейную драму – смерть жены и детей. Убитый горем, он возвращается в горную пещеру и там умирает, а знакомый священник отпевает его тело в церкви.

В средневековых сагах плод союза тролля и человека оценивается иначе. Среди «всякой нежити», которую истреблял воспевающий свои подвиги Халльмунд, упоминаются «ублюдки троллей», то есть гибрид троллей и людей (Сага о Греттире, 62).

Крестьянин из Северной Ютландии (Дания) решает ни много ни мало крестить тролля. Он сажает его в телегу и везет в храм. По дороге туда голос невидимки вопрошает тролля, куда тот собрался. «В долгий путь! – говорит оглашенный. – Чтобы окунуться в небольшой водоем и стать лучшим человеком». Лучшим! То есть человеком он уже является.

Конечно, подобные промахи для фольклора нетипичны, да и добрые тролли там не преобладают. Очеловечиванием троллей занималась в основном скандинавская литература.

В сказке «Волшебный холм» (1845) Андерсен доводит до логического завершения предания датчан о существовании у троллей собственного хозяйства. Живущая в холме семья троллей – заурядные датские буржуа. Перед прибытием гостей отец семейства, названный лесным царем, озабочен чисткой своей короны, его дочери волнуются в ожидании женихов, а старая лесная дева, служащая экономкой, занимается рассылкой приглашений. В дом датских троллей пожаловали «на попутном корабле» норвежские из самого Довре (с нагорья Доврефьель): старый тролль, «прямой и веселый», и два его сына-переростка, грубые и неотесанные. Их образы были восприняты критиками как пародия на выходцев из Норвегии, раздражавших утонченного и образованного жителя Копенгагена. Предполагали даже, что под видом приезжих троллей выведены знакомый Андерсену норвежец Маттиас Боей и его сыновья, осевшие в столице Дании.

Волшебный холм. Иллюстрация А. Шайнера (1930)

Бытовую и сатирическую сказку Андерсен умело разбавляет фольклорными деталями. Лесной холм приподнимается на четырех столбах для проветривания – такова особенность всех холмов датских троллей. Экономка одета для бала, и спина у нее голая, но в бальном платье угадывается куртка троллихи из саг, длинная спереди и короткая сзади. Младшая дочь лесного царя кладет в рот белую щепочку и делается невидимой, однако гостям не по нраву ее трюк – в Норвегии не живут тролли-невидимки. Хозяева внимательно следят за временем: «Петух прокричал, – сказала старая лесная дева, которая была за хозяйку. – Пора закрывать ставни, а то мы тут сгорим от солнца». К этому добавляются несколько черточек, характерных скорее для обитателей могил, чем для троллей. Одна из дочерей хозяина собирается шить себе саван, а другая умеет «ходить рядом сама с собою, будто была собственной тенью», ибо тролли не отбрасывают тени! Эта вампирская черта для меня явилась сюрпризом, как и утверждение, что все тролли – левши.

В «Снежной королеве» Андерсен прямо называет тролля дьяволом: «Жил-был тролль, злой-презлой – это был сам дьявол», – но такое сравнение нас уже не удивляет.

Топелиус в сказке «Как тролли на свой лад Рождество справляли» делает маленький шажок к психологическому переосмыслению фольклорных чудес. Его «крошечные, морщинистые и очень шустрые» тролли неспроста чураются яркого света, в том числе солнечного. Им неприятно, когда кто-нибудь видит их такими, какие они есть! Еще чуть-чуть, и тролли начнут стыдиться своего уродства – морального, не физического – и захотят стать людьми. Жизни капризных детей, угодивших к троллям, естественно, ничто не угрожает. Вместо чудесных подарков, которыми они пренебрегли дома, им вручают – о, ужас! – льдинки, драконью кровь и кожуру навозных жуков. Но и этот рождественский кошмар будет устранен в сказках XX столетия.

Волшебный холм. Иллюстрация А. Рэкема (1932)

Довольно мрачно, не в манере салонных фантазий, зато близко к оригиналу трактуют образы троллей норвежцы Ибсен в поэме «Пер Гюнт» и Юнас Ли. Ибсен фольклором не увлекался, но, работая над поэмой о народном герое, не поленился съездить в долину Гудбранд и окрестные горы, где записал четыре предания.

Норвежские тролли в поэме ненавидят людей, едят их («А может, сгодится он на бульон?») и не стремятся иметь с ними каких-либо дел, довольствуясь собственными обычаями, не зная, что творится за пределами их края, не выходя на солнечный свет. В образ Пера Гюнта мы углубляться не будем – он не имеет касательства к нашей теме. С героем народной сказки он схож только ловкостью и смекалкой. Троллей он не истребляет и испытывает к ним тайное влечение, словно искушаемый бесами.

Важно отметить, что у Ибсена не тролли подражают людям, а человек соглашается подражать троллям – сбрасывает одежду, кушает коровьи лепешки, пьет бычий понос, прицепляет хвост – и отказывается жить с ними, лишь убоявшись потерять самого себя (то, что произошло с исландцами, унесенными в горы).

Интересна авторская трактовка волшебного зрения тролля. После глазной операции Пер Гюнт будет видеть прекрасное вместо безобразного, то есть приобретет мировоззрение истинного тролля. Не для того мечтали заполучить глаз тролля сверстники Киттельсена! В их понимании он не искажал реальность, а приумножал ее красоту.

Доврский дед (или старец), судя по всему, придуман Ибсеном. У норвежских троллей нет ярко выраженного лидера или короля. А Великая Кривая (Великий Кривой) взята из народной сказки – диалог с ней Пера почти дословно повторяет перебранку его тезки с чудовищем, оккупировавшим пастушескую хижину. Кривая обволакивает путами пострадавшего в схватке с троллями Пера и созывает для расправы над ним крылатых демонов. Иллюстрировавший поэму Киттельсен изобразил Кривую в форме тумана или инеистого великана, у которого нет твердого тела. Кривая тоже тролль, и, как и Кривой из сказки, она связана генетически с Мировым змеем. Слово boygen, которым она поименована, имеет буквальное значение «опоясывать».

Пер Гюнт и Кривая. Иллюстрация Т. Киттельсена (1890)

В сказке Юнаса Ли «Лес» тролль оборачивается то деревом, то мхом, то пещерой, то болотом. Он символизирует сам древний лес – величественный, неземной по своей красоте, влекущий к себе человека, но опасный для него и для обитающих там животных. В лес вторгается цивилизация. Согнанные королем солдаты расчищают поляны, расширяют дороги, чтобы стало удобнее и просторнее, и взору открылась небесная синева. Лишенный тишины, покоя и одиночества тролль уходит, сопя и хрюкая. Вместе с ним исчезает то, что было его телом: «…тролль медленно, упорно и неуклюже тащил за собой сучья и корни длиной в несколько миль, срывая их с земли; ведь это были его пальцы, его руки и ноги. Бесчисленные лесные озера и гнилые болотца, подернутые тиной, – глаза тролля – стали чистыми, наполнились проточной водой. А расселины и трещины в голых скалах – его пасти, и пещеры, и коварные трясины по берегам рек и на болотах, и запутанные лесные тропки и дорожки исчезли». В лесу воцаряются человеческие порядки, а звери и птицы, поначалу радовавшиеся уходу тролля, сами начинают покидать лес, убегая от скуки и «вечного мира».

Позиция Ли не нашла поддержки у передовых скандинавских писателей, целенаправленно сближавших тролля и человека. Если в тролле и сохранялось что-либо от прежнего монстра, оно выражало человеческие пороки вроде эгоизма и самовлюбленности. В таких случаях вспоминали о словах Доврского деда: «Тролль, будь доволен (упивайся) самим собой!» – противопоставленных девизу людей: «Будь самим собой!»

Лагерлёф в своей книге о путешествии Нильса пересказывает провинциальную легенду о троллихе Исеттерс-Кайса, чей образ восходит к эддическому великану Хресвельгу. О сидящем на краю неба великане-орле известно только, что он насылает ветер и пожирает трупы. Исеттерс-Кайса летает как птица, обожает ветреную погоду, но мертвых не ест, а помогает живым. Она не любит тех, кто сварлив, скуп и черств, и берет под свою защиту «честных людей и бедных маленьких детишек». Однажды троллиха уселась на крышу церкви и погасила охватившее ее пламя (вспоминаем пожароопасного Сурта). Какая благодатная перемена! Правда, Исеттерс-Кайса временами проказничает, но что это за проказы? Когда налетает крепкий ветерок, она пляшет и кружится по равнине. Может, в пылу танца она раздавила пару-тройку телег с крестьянами? Ничего подобного! Она только подняла тучу пыли, так что крестьяне, отчихавшись, с улыбкой качали головой: «Хоть и проказница, хоть и насмешница, а все же добрая она, эта Исеттерс-Кайса!»

Заповедь «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7: 12) христианка Лагерлёф ничтоже сумняшеся прилагает к отношениям между людьми и троллями. Мать-героиня из сказки «Подменыш», получившая тролленка взамен украденного сына, возмущена инструкциями деревенских старожилок по обращению с ним. Она не бьет его до крови толстой палкой, не пичкает хлебом с маслом, а снабжает крысами, лягушками, мышами и пауками. Она вытаскивает подменыша из горной пропасти и из горящего дома, куда его швырнул муж, вконец изведенный юродством жены. И поведение матери оказывается единственно верным! Вернувшийся из плена мальчик рассказывает, как мучила его троллиха, когда родители плохо обращались с подменышем, и какие ласки она дарила ему в ответ на заботы его матери о тролленке.

Заметим, что тролленок не кажется симпатичным – ротик в свиной пятачок, две жесткие щетки на месте бровей, коричневая кожа, – и героиня едва сдерживает отвращение, кидая ему крысу. Но недалек тот час, когда тролли, облагороженные жалостью и терпимостью людей, превратятся в милашек.

В сказке Нюблум «Подменыши» дочь троллей, угодившая в королевский дворец, вырастает красивой девушкой, великолепно сложенной, с кожей цвета неспелого лимона, иссиня-черными волосами и большими черными глазами. Ее портят лишь высокомерие, жестокость, буйный нрав – те пороки, что символизируют тролли. Она издевается над приемными родителями, хамит старшим, бьет по щекам служанок, колет булавками камеристок, целыми днями валяется в постели или, оседлав коня, мчится стрелой по лесу. При этом ее сородичи, живущие в пещерах, выглядят традиционно уродливо: королева троллей походит на жабу, король хвостат, скрючен и высушен, как старое дерево, придворные мохнаты, как медведи, крупноголовы и зубасты, а некоторые прозрачны, как зеленое стекло, и даже безголовы! Наследный принц, ухаживающий за дочерью людей Бьянкой Марией, хлопает огромными ушами и скалит зубы в отвратительной усмешке.

Можно допустить, что на внешности дочери троллей благотворно отразилось дворцовое окружение, не повлиявшее, впрочем, на ее характер. Но тогда и дочь людей должна была измениться! А Бьянка Мария прекрасна и лицом, и нравом. В фольклоре же все иначе – там человек меняется, живя у троллей, а тролль в крестьянском доме остается таким же уродцем. Нюблум, по-видимому, не тревожила эта неувязка. Ей было важно подчеркнуть, что троллю некомфортно среди людей, а человеку – среди троллей, в привычной же обстановке каждый из них по-своему хорош. Поэтому героини возвращаются в свой мир, и сказка завершается двумя свадьбами.

В сказке Смедберга «Мальчик, который ничего не боялся» тролль сохраняет реноме самого злобного лесного чудища. Но, признаться, мне эта сказка кажется замысловатой пародией вроде «Рассказа о хорошем мальчике» Марка Твена. Ее герой Ниссе разговаривает так, что плеваться хочется. Вот образцы его речи: «Ой, как мне вас жаль, матушка!» (при виде жуткой волосатой колдуньи, запутавшейся в ветвях дерева); «Ой, бедненький песик, где же ты поранился?» (при встрече с кровожадным псом, скачущим на трех лапах). Колдунья и пес, не читавшие книжек, рекомендованных для воскресных школ, не успели опомниться от изумления, как уже принимали от Ниссе помощь и оказывали ему свою.

Тролль и Ниссе. Иллюстрация Й. Бауэра (1912) к сказке А. Смедберга «Мальчик, который ничего не боялся»

Тролль же сразу решил сварить вежливого мальчика. А что ему оставалось делать после таких реплик: «Добренький, любезный тролль… не сможешь ты так дурно обойтись с маленьким мальчиком, который тебе ничего плохого не сделал»? Бесчувственное чудовище не принимало участия в дружеском саммите под председательством Лагерлёф. Оно кликнуло на помощь свою жену. Сначала троллиха пожалела ребенка, но когда тот обратился к ней: «Какая вы добрая, матушка! Хорошо, что вы печетесь о своем старике», – мигом кинулась разжигать огонь под котелком. Ниссе, наконец, догадался, что перед ним отсталые тролли, и воззвал к просвещенным медведю, колдунье и псу, научившим стариков уму-разуму.

Без зазрения совести отпускал комплименты старому троллю мальчик Улле из сказки Валленберг «Подарок тролля». Он хотел обманом заставить чудовище принять какой-нибудь подарок. Взяв от человека подарок, тролль не посмеет причинить ему вред (такой вывод и впрямь напрашивается из некоторых побасенок). Разомлевшего от похвалы тролля мальчик добил фразой о его сходстве с «самым обыкновенным человеком». Тролль захохотал, широко раскрыв пасть, а Улле прицельным броском отправил ему в глотку ломтик хлеба. Это и был подарок. Если бы на месте Улле находился Аскеладден, хлеб застрял бы в глотке, и с троллем было бы покончено[15]. Но жертва Улле, посинев, долго откашливалась и все-таки проглотила кусок. Подарок быстро подействовал. Поразмыслив, тролль заявил: «Коли я смахиваю на человека, то, верно, и вести себя должен по-человечески» – и принялся за добрые дела. В финале Валленберг справедливо замечает: «Ни один человек на свете прежде в это не поверил бы».

Э. Бесков в сказке «Как троллиха стирала королю белье» затрагивает тему страданий троллей. Повторяется ситуация из сказки Ли – вновь люди нарушают покой троллей, вторгаются в их мир, сверля гору, где они живут. Глава семьи лопается от ярости, разлетевшись на мелкие кусочки, но его вдова и сын никуда не исчезают. Троллиху одолевает «желание жить так же, как люди», и она преспокойно идет наниматься на работу прачкой. В лесном доме троллей поселяется девушка Инга, юный тролль влюбляется в нее и жестоко страдает: «Неужто она захочет взять в мужья такого, как я? Погляди только на мои черные космы, широкую морду да большие, покрытые шерстью лапы!» Увы, внешность подводит тролля – его собрат-вампир давно превратился в респектабельного господина. Девушка отвергает любовь уродца, и он с матерью подается в дремучие леса. Вспоминая о троллях, Инга искренне желает им добра: «Пусть себе безбедно живут и поживают вместе с другими троллями».

Троллям вовсе не нужно сторониться благ цивилизации, которые несут им люди. Героя написанной Сирусом «Сказки о четырех больших троллях и маленьком Вилле-пастухе» сами же тролли приглашают для организации подсобного хозяйства и обустройства общества на справедливых началах. Вилл-пастух заставляет бестолковых троллей рыть протоку к морю, ликвидируя угрозу наводнения, вспахивает огнезащитную полосу вокруг горящего леса, утепляет горные жилища, затыкая щели овечьей шерстью, и выставляет на всеобщее посмешище двух драчунов. Утратив уважение сограждан, опозоренные драчуны пускаются наутек. Пастух становится правителем «высоких гор и дремучих лесов», как до него король из сказки Ли. На страну троллей нисходит «вечный мир», но теперь он никого не раздражает.

Шведские, датские, финские писатели шли в авангарде движения за просвещение троллей, и лишь норвежцы отставали от них до поры до времени. Любопытно сравнить волшебные, немножко жутковатые рисунки Киттельсена с работами его молодого современника шведа Йона Бауэра (1882–1918). Киттельсен еще во власти романтизма XIX столетия. Он и сам верит в троллей и возмущается теми из своих коллег, кто ни разу их не видел, но все-таки берется рисовать. Не менее талантливый Бауэр – дитя наступившей эпохи с ее насмешливым скептицизмом. Его иллюстрации, как и сказки, для которых они создавались, призваны умилять и смешить. Тролли и прочие чудовища на рисунках Бауэра по-крестьянски простоваты и неуклюжи. «С такими троллями жить даже веселее как-то! – восклицает Мяэотс. – И уж точно не соскучишься». Почему же в лесу из сказки Ли наступила скука с уходом страшного древнего тролля?

Нет смысла описывать в подробностях дальнейшую эволюцию троллей. Ее результат перед глазами: в детской литературе тролли остались сверхъестественными созданиями, но настолько милыми, что не вызывают абсолютно никакого страха. Они привлекают, во-первых, своей добротой и прекраснодушием, во-вторых, своей будничностью, вплоть до того, что в посвященных им энциклопедиях обсуждаются рецепты приготовления их любимых блюд. Они человечны, а волшебство в сказках о них – не более чем условность. Внешний вид троллей описан так, чтобы не вызвать отрицательных эмоций и приучить маленького читателя относиться с терпимостью и симпатией к не похожим на него живым существам.

В книгах Янссон тролли выглядят очаровательными бегемотиками, имеют длинные уши, толстые короткие ножки и крошечный хвостик. Подобно людям они ведут свое хозяйство и вообще на редкость домовиты, подобно зверям они впадают в зимнюю спячку. А вот от чудовищ в них не осталось и следа – они даже не умеют колдовать, то есть троллями называться не могут и, наверное, поэтому носят имя муми-тролли.

Муми-тролль и его предок. Иллюстрация Т. Янссон к «Волшебной зиме»

Писатели минувшего века, выводившие под старым именем новый персонаж, сталкивали его лицом к лицу с оригиналом. Так поступила, в частности, Энн Райс, чьи цивилизованные вампиры познакомились однажды с мерзкими выходцами из Восточной Европы. Тот же прием использовала Янссон в повести «Волшебная зима», где Муми-тролль встречается со своим предком – настоящим троллем.

Только в отличие от Райс, не поскупившейся на фольклорные детали, Янссон писала для современных детей (точнее – для их родителей), и ее тролль настоящим не получился. «Маленькое, серое, с длинной шерстью и большой мордочкой» существо, выскочившее из шкафа в купальне, не жило тысячу лет назад. Оно возникло на этапе перерождения дикого монстра в домашнего озорника, раскачивающегося на люстре, переставляющего мебель и устроившего в печке уютное гнездышко. «Мама всегда говорила, что наши предки жили за печкой», – припоминает Муми-тролль, и мы понимаем, что его предок – такой же выдуманный автором персонаж, как и он сам.