Хиндутва наступает

Спектакль имел огромный успех: он был триумфально встречен на Авиньонском фестивале (1985), две его версии – английская и французская – гастролировали по всему миру. Но критике он подвергся не столько со стороны стойких моралистов, как ожидал Брук, сколько со стороны части индийских интеллектуалов, которые обвинили режиссера в культурном империализме. Больше всего их возмутило как раз то, что Брук и Карьер считали своим основным достижением, – превращение индийского эпоса в общечеловеческий миф.

Критики не скупились на обвинения. Спектакль Брука – это новое покушение на Индию. Раньше колониалисты порабощали и грабили нашу страну, нынешние постколониалисты хотят умыкнуть нашу культуру. Отыскивая в национальном эпосе общечеловеческий смысл, Брук и Карьер на самом деле используют его для своей выгоды. Более того, безжалостно его искажают. Куда в этой фальшивой «Махабхарате» делись наши идеи о реинкарнации, варнашрама-дхарме, как великая «Бхагавадгита» смогла уместиться в пятиминутный диалог Кришны и Арджуны? Авторы обескровили великий эпос, лишив его национальной почвы. Прикрываясь гуманистическими идеями, они торгуют нашим культурным наследием по всему миру.

Причину этих ламентаций несложно разгадать. Это страх потери идентичности в глобализирующемся мире. Собственная уникальность расценивается при этом как единственное благо, а универсальное начало – не иначе как страшная угроза, против которой надо всеми силами бороться.

Напрасно Жан-Клод Карьер пытался защититься от обвинений. О каком культурном империализме может идти речь, если мы нисколько не покушались на вашу уникальность? Более того, стремились ее сохранить, оставив без перевода ключевые понятия, к примеру «дхарма» и «кшатрий». «Отказываясь переводить некоторые индийские слова, я признавал, что французская культура и язык не могут охватить все»^[336]. Кроме того, Карьер избегал использовать в своей пьесе слова с очевидной христианской коннотацией – грех, душа, вечная жизнь, воплощение, подчеркивая этим неповторимость индуизма.

Что касается краткости сценической «Бхагавадгиты», то остается поражаться не только режиссерскому искусству Брука, но и его тактичности по отношению к сакральному тексту. Понимая, что передать метафизическую глубину «Бхагавадгиты» простым пересказом нет никакой возможности, он заставил Кришну прошептать свои наставления на ухо Арджуне. Зрители не слышат ни слова, и это заставляет их поверить: смысл слов столь глубок, что недоступен для профанов.

Раскрытие общечеловеческого совсем не перечеркивает почтения к уникальному. Таков ответ создателей «Махабхараты» их индийским обличителям. Но вряд ли он тех удовлетворил. С каждым годом адепты хиндутвы все строже охраняют художественное и религиозное наследие Индии от западных «расхитителей». Индийские ученые рапортуют о больших успехах. Изучив немало санскритских текстов – от знаменитой «Махабхараты» до малоизвестной «Сандра-саткармы», – они задокументировали на видео 250 йогических поз. Но работа далеко не закончена – 200 исследователям, занятым в проекте, предстоит видеографировать в ближайшее время еще 1250 асан, отобранных ими в шорт-лист^[337]. Лонг-лист, судя по всему, пока далек от завершения.

Сведения помещаются в специальную Цифровую библиотеку традиционного знания для их патентирования. Оккультно-ориентальный универсализм belle ?poque привлекал в союзницы новейшую науку, теперь этим небезуспешно занимается и религиозный национализм.