Бог-трикстер

Кризис веры в прогресс соседствовал на Западе с кризисом веры в Бога. То, чего человек не способен достичь собственными силами, ему не поможет обрести и высшая сила. Но Индия, которая в прогресс никогда не верила, имеет бога, вполне подходящего для Кали-юги. Бога-трикстера. Когда падение нравов достигает предела, на помощь людям устремляется Кришна, который и сам не является образцом нравственного поведения. Он может слукавить, обмануть, спровоцировать. Задержать закат солнца, когда надо продлить время битвы, заставить ради пользы дела солгать старшего из Пандавов – Юдхиштхиру, знаменитого своей исключительной честностью, убедить рыцарственного Арджуну выпустить стрелу в безоружного врага. Он видит дальше и знает больше, поэтому поддерживает Дхарму способами, далекими от праведности. Нарушает ее, чтобы ее сохранить.

Именно этот урок извлекает из «Махабхараты» Жан-Клод Карьер: «Индийская мысль не проявляет наивной снисходительности по отношению к человеческой природе… Зная, что представляет собой сердце человека и что живем мы в век космического разрушения, она прекрасно понимает, как сложно что-то спасти. Поэтому и необходимо призвать бога, обладающего сверхчеловеческой хитростью. Чтобы спасти дхарму, надо уметь ее обойти»^[331].

Амбивалентность Кришны создала немало проблем для исполнителя этой роли Мориса Бенишу. Вначале он представлял его индийским аналогом Христа: в конце концов, и Иисус говорит о том, что принес не мир, но меч. И начал романтизировать образ, подчеркивая в нем жертвенное сострадание к людям. Но тут вмешался Брук: «Ты играешь Христа. Кришна – это нечто иное»^[332].

В отличие от актера, Бруку было несложно представить себе это «иное». В оккультизме, который он неплохо знал, мифологема амбивалентного демиурга занимает одно из центральных мест. Кроме того, Брук был многолетним последователем учения Георгия Ивановича Гурджиева, который как раз и играл роль такого трикстера по отношению к ученикам. Для того чтобы пробудить адептов от сна обыденной жизни и вывести их на новый уровень сознания, он прибегал и к хитростям, и к обману. В общем, умел обойти дхарму, чтобы сохранить ее. Глядя на Кришну в исполнении смуглолицего Бенишу, трудно удержаться от мысли, что выбор актера был продиктован его внешним сходством с Гурджиевым и Брук сознательно подталкивал его к обретению сходства внутреннего.

Вместе с тем режиссер отлично понимал, что бог-трикстер столкнется с неприятием строгих моралистов, причем не только на Западе, но и в самой Индии. Он с иронией рассказывал, как одна уважаемая дама расплакалась на встрече с ним в Дели: «Я не могу выносить Кришну в „Махабхарате“. Он так плохо себя ведет». Но для Брука подобные вещи лишь служили подтверждением того, что индийский эпос актуален сегодня, как никогда прежде. Важно было лишь пересказать «Махабхарату» таким театральным языком, чтобы она была понятна и в Индии, и на Западе.