СМЕШАННЫЕ БРАКИ

Оленные чукчи, по крайней мере, в настоящее время весьма склонны жениться на женщинах из чужих племен. "Мы хотим знать их вкус, — весьма цинично заявил мне ранее упомянутый Əttьgьn, — мы ведь любители". В полосе, пограничной с коряками, оленные чукчи и коряки легко смешиваются между собой посредством браков. Этому способствует также и то, что их язык и образ жизни почти одинаковы. В этом районе вы можете встретить много семей смешанной чукотско-коряцкой крови. Невозможно даже сказать, к какому именно племени они принадлежат. Различить их очень трудно еще и потому, что и чукчи и коряки называют себя одинаково — Cawcu, а друг друга — Tanŋьtan[203]. Часты браки между чукчами и оленными чуванцами. Еще чаще, как уже было отмечено, смешанные браки между чукчами оленными, приморскими чукчами и эскимосами. Мне известно несколько случаев брака между чукчами и тунгусами или ламутами. Смешанные браки с тунгусами заключаются двояко. В первом случае богатый чукча, женясь на тунгусской девушке, уплачивает за нее живыми оленями, согласно тунгусским обычаям. Молодая жена по большей части принимает чукотский образ жизни, во всем сильно отличающийся от тунгусского. Лишь немногие тунгусские женщины продолжают придерживаться своих прежних обычаев и обрядов, и тогда жизнь семьи имеет двойной характер. Зимой они живут в чукотском "настоящем шатре", запрягают оленей в чукотскую нарту и так далее. Летом они живут в тунгусском шатре, ездят верхом на оленях, охотятся на диких оленей и горных баранов. С женой-тунгуской приходит и вся ее семья, голодная и беззаботная, часто приходит и весь род, рассчитывая на помощь своего богатого родственника. Поэтому даже очень богатый чукча после женитьбы на тунгусской женщине через некоторое время заметно беднеет. Почти невозможно отказать родственникам тунгусам, которые просят убить им оленей на мясо. Ведь они постоянно стоят на рубеже голодной смерти. Зять-оленевод должен помогать им, часто против своего желания.

Вторую категорию таких смешанных браков представляют тунгусы-мужчины, женившиеся на чукотских женщинах. Молодой тунгус, устав от голодной жизни тундренного охотника, приходит на чукотское стойбище. Его принимают сначала как пастуха, потом он становится приемным зятем. Зажиточная чукотская семья, в которой не хватает мужских пастухов, не спрашивает пришельца, к какому племени он принадлежит; от него требуется только бдительная охрана стада. Я знал одну тунгусскую семью на Сухом Анюе, состоявшую из пяти взрослых братьев. Все они женились на чукотских девушках. Во время моего посещения у каждого из них было большое стадо, полученное за женой. Конечно, такие тунгусы усваивают чукотский образ жизни, и очень редко их дети говорят на языке своих отцов. Женщине труднее отказаться от своего образа жизни и усвоить обычаи чужого племени. Поэтому, попав в чужую семью, чукчанки и там принимаются вести хозяйство так, как они привыкли. Я не знаю, пожалуй, ни одного случая, чтобы чукотская женщина, выйдя замуж за тунгуса, перешла в его семью, приняв во всем тунгусский уклад жизни. Все, что было сказано относительно тунгусов, можно повторить и в отношении браков чукоч с юкагирами Западной Колымской тундры. Юкагиры еще беднее, чем тунгусы. Для юкагирского юноши является несомненным счастьем, если его примет в зятья какая-нибудь оленеводческая чукотская семья.

Мне известно около двадцати случаев брака между чукчами и русскими мещанами или обрусевшими туземцами. Половина этих случаев относится к настоящему времени, половина к недавнему прошлому. Я посетил одну за другой все смешанные чукотско-русские семьи в разных частях чукотской территории. В подавляющем большинстве случаев русская или обрусевшая женщина вышла замуж за чукчу. Все эти женщины вышли из очень бедных семей. Брак с оленеводами служил им средством хотя бы на время избавить семью от постоянной голодовки. За некоторых из этих женщин уплатили по двадцати и тридцати убитых оленей, за других же — только по два или по три. Семьи, к которым они принадлежали, в большинстве случаев жили на границе чукотской области и находились в постоянных сношениях с оленеводами. Не следует забывать, что молодым чукчам не составляет труда добиться благосклонности русских девушек. Достигается это посредством легких подарков или даже без них. Все же различие между бытом русских рыболовов, живущих в теплых деревянных домах у края лесотундры, и жизнью чукотских оленеводов, обитающих в безлесной тундре в холодных открытых шатрах, очень велико. Зимой эти русские женщины, закутанные в косматые чукотские одежды, довольно беспомощны. С точки зрения чукоч, они — никуда негодные работницы и хозяйки. Ни одна из них не умеет с достаточной силой и терпением сбивать снег с меховой оболочки спального полога. Работа русской женщины в районе Колымы несравненно легче, чем работа чукчанки. Русские родственники и соседи издеваются над женщинами, отданными "дикарям". Брак их считается унизительным и постыдным. Однако сами женщины, быть может, для того чтобы отстранить насмешки, с большей энергией принимаются за новое хозяйство и даже с некоторым презрением говорят о своей прежней жизни на берегу реки. Я помню одну из них, у которой мне пришлось побывать как-то в середине зимы. Было очень холодно. Рано утром она вышла из шатра, одетая в обычную "комбинацию" из шкур чукотского покроя, наполовину открывшую плечи и шею. Лицо ее посинело, пальцы одеревенели; она могла сохранить хоть немного тепла, лишь непрерывно двигаясь и работая, и все же она хвалила свою жизнь. "Там на реке люди голодают, — сказала она, — а наша еда сама вокруг нас на ногах ходит". Однако все женщины, вышедшие замуж за чукоч, сознаются, что первые месяцы жизни на тундре для них были очень тяжелы. Молодая хозяйка не знает ни языка, ни уклада жизни, ее тянет обратно на реку. Все время она плачет. Тогда муж, бывало, вызывал старую знающую женщину, та произносила заклинания, эти заклинания уносили горе и делали женщину пригодной для новой жизни. Русские женщины, живущие на реке Колыме, говорили, что чукотские колдуньи своими заклинаниями вынимают русскую душу и вкладывают на ее место чукотскую душу. Поэтому такие женщины после заклинания навсегда привыкали к жизни на открытой тундре.

Мне неизвестно ни одного случая, чтоб такая женщина вернулась с дикой тундры на цивилизованную реку. Одна из женщин рассказывала мне, что после смерти своего первого чукотского супруга она вернулась обратно в родной поселок вместе с трехлетним сыном. "Но мы не могли жить там, — говорила она, — от тяжелого духа в избе. Головы болели, едушки было мало, только сухая юкола, а мальчонка не привык и все просил мяска. Вот так мы пробились на реке месяца три, а я взяла да и вышла за другого чукчу, и ушла с ним на тундру назад".

Большая часть браков между чукчами и русскими остается бездетными. При этом нужно принять во внимание, что: 1) русские и обрусевшие женщины Нижней Колымы, особенно последние, обладают пониженной плодовитостью и 2) в жилах так называемых русских очень мало русской крови. Бесплодие этих смешанных браков имеет прямую связь с истощением жизненной силы среди обрусевших туземцев всего района Колымы. Следует заметить, что русская семья, пришедшая с женой, ложится тяжелой обузой на мужа чукчу и истощает стадо, так же как в случае брака с тунгусской женщиной. Я уже говорил, что чукчи, несмотря на грубость, имеют своего рода жалость к иноплеменникам, умирающим от голода у них на глазах. Оленевод-чукча, когда он видит вокруг себя слишком много голодных, меняет свое стойбище и отгоняет стадо на сотню километров дальше. Таким образом в последние годы чукотские стойбища постепенно отодвинулись на полсотни или сотню километров от ближайшего русского поселка, чтобы затруднить приезд голодных речных жителей с их еще более голодными собаками. Но очень трудно уйти от родного тестя. Поэтому чукчи, женатые на русских женщинах, постепенно спускаются от богатства к бедности. Были один или два случая, когда русские мальчики выросли на тундре и женились на чукотских девушках. Они живут чукотской жизнью, ничего не знают о русских обычаях и даже не умеют говорить по-русски. Две-три чукотские девушки выросли на реке, вышли там замуж и совершенно обрусели. Много обрусевших туземцев в районе Нижней Колымы вступают в групповой брак с чукчами. Вернее, чукчи рассматривают это как групповой брак, русские же видят в этом своего рода проституцию. Чукчи высоко цент такое родство, так как они считают, что русские, несмотря на постоянный голод и нужду, все же выше их по культуре. Русские же вступают в "родство", рассчитывая получить от этих "родственников" даровое оленье мясо, шкуры и ценную пушнину. В нескольких русских семьях, даже в семьях чиновников, купцов и духовенства, есть дети чукотской крови. В семье одного дьячка в Нижне-Колымске двух старших детей, мальчика и девочку, соседи зовут "чукотским отродьем". Я спросил их мать о причине такого прозвища. "Конечно, они — чукчи, — ответила достойная дама с известной гордостью, — за них заплатили много оленей. В те годы я кормила всех голодных соседей". И это была правда, так как на Нижней Колыме во время голодовок каждый кусок пищи делился между всеми соседями.

В отличие от этого я не знаю ни одного случая брака между чукчами и якутами. Якуты не менее русских считают брак с чукчами унизительным. Но они и психически и экономически гораздо сильнее русских. Им не приходится испытывать постоянных голодовок. У них есть свои лошади и рогатый скот, так что чукотские олени не служат для них особенно сильной приманкой.