Как дать сдачи?

Как дать сдачи?

Самообладание в минуту гнева не менее высоко и не менее благородно, как и самообладание в минуту страха.

Адам Смит[50]

Самообладание во гневе

Человеку свойственно тянуться к доброте. Но вот одна ее форма ему обычно не дается: доброта к обидчику.

У большинства потребность противоположная: немедленно дать сдачи. И по возможности с довеском. «Чтобы неповадно было».

Это чувство так прочно связано с человеческой натурой, что в древней книге, написанной задолго до нашей эры, прямо говорится: «Око за око, зуб за зуб».

С начала христианства сей ясный принцип был заменен другим. Почему-то стали рекомендовать делать по-иному: «Тебя ударили по левой щеке, а ты подставь и правую, чтобы дали и по правой».

Понятно, что, если не считать немногих, никто так поступать и не думал. Древний принцип сохранялся с той несущественной поправкой, что его облачили в современные (для тех времен) одежды. Ввели, например, понятие «кодекс чести», один из пунктов которого гласил: «тебя оскорбили – швырни оскорбившему перчатку, вызови на дуэль». Возникла родовая кровная месть – вендетта (классический образец в трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта»). Поэты средневековья превозносили «священную месть» как добродетель.

Сейчас дуэлей нет, не слышно и о вендеттах. А чувства древние – дать сдачи,– как сказано, остались.

Что же с ними делать? Заглушать? Удовлетворять? Как удовлетворять?

Ведь каждый день нас не только чем-то радуют, но и чем-то задевают. Мы улыбаемся каждый день, но не реже стискиваем зубы и думаем о ком-то: «Что бы с тобой сделать?»...

Как же решается щекотливая проблема «сдачи»?

Пожалуй, чаше всего следующими двумя способами: «сознательным» и «несознательным».

Вот образцы первого: «скажу маме», «скажу папе», «скажу Мариванне» (учительнице), «пожалуюсь вожатому», «напишу в газету», «пристыжу Катю (обидчицу), объясню ей, почему нехорошо называть меня «шпентиком».

А вот примеры «несознательных» решений: «дам по морде», «запущу в него (в обидчика) камнем из-за угла», «утащу у него книжку, авторучку, перочинный нож».

Бывает и такое: «Подговорю большого дурака Лешку, он маленьких бить любит, накостыляет Ромке».

...Так как же давать сдачу: «сознательно» или «несознательно»?

– А вы убеждены, что дать нужно обязательно? – спросит читатель.

Убежден. Я не за христианское решение. Не за то, чтобы подставлять правую щеку, когда бьют по левой.

Отвечать на обиду нужно. И по возможности покрепче.

Вопрос только: как отвечать? Это вопрос серьезный.

Лично я не за вульгарную, не за грубую сдачу: «запустить камнем», «утащить авторучку или нож», «позвать дурака Лешку»!.. Это сдачи трусов. Сам не сумел – позвал товарища! Или отомстил исподтишка!

Я за то, чтобы расплатиться с обидчиком лично. С открытым, как говорят, забралом. Чтобы тот знал точно – от кого получает. Расплатиться с достоинством... и – современно.

Скажут: «Но так не всегда возможно, обидчик может быть сильнее, одному с ним не справиться». Или: «Так не всегда достаточно, проступок слишком велик – он украл или уничтожил что-то ценное, нанес тяжелое увечье»?..

Согласен. Есть случаи, когда надо сразу, не медля ни минуты, обращаться в совет отряда, к старшим, куда-нибудь еще (если там люди добрые и понимающие). И ябедничеством не назовут. Просто справедливым должным возмездием.

Нельзя, мне кажется, пренебрегать совсем и «несознательными» решениями. Порой и оплеуху дать полезно, особенно при столкновении с хулиганом. Отрезвляет, действует воспитательно.

И все же там, где нет полнейшей недоступности обидчика или где почему-то (может быть, из гордости) хотят разделаться наедине, в подобных случаях особенно хорош «третий способ»: не «сознательный» и не «несознательный».

Какой же?

Умный. Или, как я его еще назвал бы: «с самообладанием». «Жан-вальжановский».

Помнишь, чем изводил Жан Вальжан – герой романа Виктора Гюго «Отверженные» – своего неусыпного преследователя – полицейского сыщика Жавера (даже довел в конце концов того до самоубийства)? Великодушием, своим жан-вальжановским нравственным превосходством. Вот настоящий способ мщения! Могущественнейший! Не опускаться до того, чтобы платить обидчику его монетой, а заплатить своей. Показать свою силу и его ничтожество. Только показать – и этим ограничиться.

Когда так получается – эффект мести наибольший.

Во-первых, она для твоего противника всего чувствительнее. Он либо напугается изрядно, либо раскается, либо изойдет в тупой, бессильной злобе.

Во-вторых, умный путь ведет не к разжиганию ссоры, а к окончанию ее, причем ведет так, что последнее слово остается за обиженным. Если обидчик тоже умный человек и если не чересчур плохой, он обязательно первым пойдет на мировую, сам постарается загладить им содеянное.

А это тоже хорошо, потому что действие по принципу «око за око» всегда чревато последствиями. Стара как мир истина: любой удар навлекает контрудар, любое действие – противодействие.

Ответь противнику вдвойне. И можешь быть уверен, что мысль его уже работает над тем, как отплатить тебе вчетверо. А возмущаться больше тебе не следует: ты потерял моральные преимущества обиженного. Отныне обидчик – ты.

«Кто раздувает пламя ссоры и ворочает головни,– говорил Франклин,– тот не должен жаловаться, если искры попадают ему в лицо».

Знаю, можно засомневаться: найдет ли в себе сил всякий человек ответить «по-жан-вальжановски»? Всегда ли достанет ума и доброй воли, чтобы одержать верх над грубыми преимуществами (вроде физической силы) обидчика?

Конечно, человек человеку рознь. Но, думается, возможности есть у любого. Природа вложила в каждого все необходимое, чтобы постоять за себя с достоинством.

Как именно – вопрос особый. Решать его приходится различно. Зависит и от обиды, и от характера обиженного, и от характера обидчика: полезно знать – на что и как тот впечатляется. Один почувствует стыд и от язвительного слова, другой болезненней воспримет холодное презрение.

Был случай – восьмиклассники Игорь и Марьяша нашли на улице пятирублевку. Вернее, нашла и подняла Марьяша, но ей и в голову не пришло жадничать. «Чур наше! – воскликнула девочка. – Возьми Игорек, только дома ничего не говорим. Подумаем до воскресенья – что купим». Но думать много не пришлось. Игорь сам, ни слова не говоря, взял и купил себе футбольный мяч за три с полтиной, а на остальное – сборную модель самолета. «Еще раз найдем – разделимся»,– объяснил мальчик Марьяше. Девочка была потрясена. Игорь ей нравился, казался рыцарем. Он покупал ей дважды мороженое, так хорошо рассказывал о книгах.

Она не стала жаловаться, не стала объясняться. Лишь положила ему на парту 38 копеек, стоимость двух мороженых, и равнодушно сказала:

– Тебе деньги нужнее, чем мне...

Бывает, надо с кем-нибудь порвать. Однако если сделавший плохое не до конца испорчен, разумно проявить сперва великодушие: раскается – отлично для обоих, замкнется в злобе – пострадавший будет по-жан-вальжановски отомщен. Обидчик сам себя замучит. Особенно, когда вдобавок убедится, что другой в чем-то морально его выше.

Не требует ли умная месть слишком строгого сознания, «взрослого» ума? Доступна ли она подросткам?

Нет ни малейшего сомнения, что да. Даже в дерущихся мальчишках – в отличие от взрослых – обычно много жан-вальжановского: они быстро мирятся, забывают драки и обиды. Проявляют инстинктивное великодушие.

А как часто они «мстят» лишь на словах! И добиваются результатов больших, чем кулаками.

У меня есть нечто вроде дневника одиннадцатилетнего школьника. Только форма недневниковая: отдельные записи с заголовками. Автор разрешил мне воспользоваться одной записью.

Привожу ее без малейшего редакторского вмешательства, кроме небольшого орфографического. Вот она:

Будущий преступник

Под этим заглавием я подразумеваю ученика Никитинской школы в Чарджуе Василия Тихонова. Он и в самом деле походит на преступника. Лицо нахальное и злодейское. Волосы как у закоренелого преступника, рыжие. Прибавьте сотни веснушек на его лице, и вы получите полный портрет Василия Тихонова.

Есть тысячи примеров его злодейского характера, но это займет очень много места, и я привожу только один пример.

Однажды два одноклассника Тихонова – Филатов и Богун шли из депо. Прямо перед ними шел герой этого рассказа со снопом клевера. Не доходя до угла Центрального бульвара, он вдруг бросил свой клевер и побежал вперед. Филатов поглядел на причину тревоги разбойника и увидел двух мирно игравших детей около арыка. Мальчик 8 лет (с которым, несмотря на его лета, играл 11-летний Филатов) и сестра Филатова – Наташа. Мальчика звали Вовой Абросимовым. Тихонов подошел к ним и ударил Вову со всего размаха в лицо. Вова жалобно заплакал, но немилосердный разбойник продолжал его бить.

У двух свидетелей этой детской драмы на глазах навернулись слезы. Они бросили ведра, которые несли, и бросились со всех ног к углу. Филатов закричал, что было силы: «Ей ты, рыжая борода, чертова образина!» И еще так, как не полагается писать на бумаге. Тихонов обернулся и в злобе, что ему не удается избить Вову, столкнул его в арык и убежал.

Бил он его за то, что вчера кинул в Вову камнем и не попал, а Вова без уплаты навернул тому сдачи камнем по затылку.

Таково было преступление Васьки Тихонова. Наказание было очень строгое. Мамаша погладила его по головке и сказала:

– Не шали, мой миленький!

У Вовы был выбит 1 зуб, разбиты нос, лоб и сотни синяков на лице. Вдобавок он был по пояс в грязи. И кровь, текущая из носа и рта, смешалась с грязью.

Один тип моих врагов описан.

В этом драматическом описании мне мерещится не драматическая и тем не менее по-своему страшная месть.

Представляю, с каким упоением читалось в классе – переходя из рук в руки – это сочинение.

Как оно навредило его «герою» и как без драки мог быть удовлетворен мститель – одиннадцатилетний Филатов!

Скажи,– спросил я у автора дневника, давно уже взрослого человека,– что же, вы с тем Васькой расстались злейшими врагами?

– Что ты, что ты! – замахал руками мой собеседник. – Друзьями на всю жизнь.