Великая симметрия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Великая симметрия

...Едва есть ли высшее из наслаждений, как наслаждение творить.

Н. В. Гоголь

Жажда творчества

Мы разобрали, как воображение влияет на ум, а ум – на воображение и творчество. Теперь – подробнее о том, чем эти влияния вызываются (и разливаются). Короче – о прекраснейшей жажде творчества.

Однажды известного советского химика-органика Ивана Людвиговича Кнунянца спросили: способно ли искусство повлиять на развитие научной мысли? Академик ответил:

– Конечно. Потому что природа одаренности в науке и искусстве схожи. Искусство дает нам образцы шедевров, образцы гармонии и совершенства. И я часто сравниваю свои замыслы, и те, которые были осуществлены, и те, которые не осуществлялись, по красоте с той красотой, которую дают произведения искусства. И так оценивают свою работу многие ученые. Для одних таким образцом может быть музыка, для других – поэзия, для меня идеалом служат произведения живописи и скульптуры. Искусство меня вдохновляет, дает толчок творческой мысли.

Любопытно, что ту же мысль о сходстве природы одаренности в науке и искусстве высказывает и большинство художников: поэтов, музыкантов, скульпторов и т. д. Только они подчеркивают обратное: благотворное влияние на художественное творчество научных знаний, мысли, логики, словесных споров и рассуждений.

Почему жажда творчества ученого распаляется искусством (и вообще всем способным пробудить поэтическое вдохновение, например любованием природой, рассказом о чьем-то подвиге), а жажда творчества художника – умом и рассуждениями? То есть почему вдохновение ученого, вызванное наукой, разжигается силой красоты, а вдохновение художника, зажженное красотой,– наукой, мыслью?

Это связано с особенностями человеческого мозга. В каждом из нас живут как бы два человека: мыслитель и художник. Один преобладает. Но другой никуда не исчезает, он активно помогает первому. Великая симметрия отличает творческую активность.

На двух примерах замечательных людей попробую показать, как в чем-то разно, а в чем-то и похоже развивается творческое вдохновение ученого и поэта.

«Разгадчик тайн»

– А дракон-то как сюда попал? – спросила шепотом соседа женщина, усаживаясь в кресло кабины самолета и указывая глазами на человека в маске.

– Да он вовсе не «дракон»,– так же шепотом ответил сосед. – Это, кажется, ученый. Говорят, крупный ученый из Москвы.

Сосед не ошибся. Это действительно был крупный ученый: академик Игорь Евгеньевич Тамм, возвращавшийся домой из Тибета. В стране лам он приобрел ритуальную маску и, не зная, как ее лучше сохранить, чтобы не сломать во время полета, надел ее. Так и летел.

Юношеский задор отличал этого удивительного человека, одного из величайших физиков двадцатого столетия. Физик В. Я. Френкель, с отцом которого Тамм дружил, как-то писал: «Я помню, как они на спор с отцом боролись на ковре гостиной, как соревновались, кто быстрее, прыгая на одной ноге, доскачет до площадки второго этажа».

Игорь Евгеньевич родился 8 июля 1895 года во Владивостоке, детство и юность провел на Украине.

В начале первой мировой войны Тамм поступил на физико-математический факультет Московского университета. Он – активный участник революционного движения в России, а после Октября – делегат Первого съезда Советов в Петрограде.

В 1918 году Тамм закончил университет. Работал некоторое время в Симферополе, Одессе. Затем возвратился в Москву и преподавал физику в Коммунистическом университете имени Я. М. Свердлова. В 1930 году он стал профессором и возглавил в МГУ кафедру теоретической физики. Именно здесь был написан ставший классическим труд «Основы теории электричества».

Что же сделал для науки Игорь Евгеньевич?

Он работал преимущественно в самых сложных, самых тонких областях физики: теория относительности, квантовая теория, теория ядерных сил и элементарных частиц. Его заслуги были признаны не только в родной стране, но и во всем мире. Он дважды удостаивался Государственной премии, а в 1958 году Шведская академия наук присудила ему Нобелевскую премию.

У Тамма была удивительная способность «разгадывать» физические загадки. Как-то студенты физфака МГУ увидели в вестибюле факультета объявление, извещающее о лекции академика Тамма. Тема – американская атомная бомба.

Сегодня схема атомного оружия известна любому старшекласснику. Но тогда – в ноябре 1945 года – она была не известна никому, кроме ее создателей. Даже видные ученые, узнав о бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, высказывали предположение, что это – не атомная бомба, а просто оружие с новой, более мощной взрывчаткой.

И вот Тамм читает лекцию. Первую публичную лекцию о том, как устроена атомная бомба. Потом выясняется: все так и было.

Он очень любил поэзию, музыку, изобразительное искусство. Но как многие глубоко чувствующие люди, черпал вдохновение и в природе, там, где поэзия живет без вмешательства художника. Его страстью был альпинизм. Он побывал во всех высокогорных районах СССР, в горах Шотландии и Тибета. Заразил своей страстью многих друзей, в том числе знаменитого английского физика Поля Дирака, с которым путешествовал по Шотландии и Кавказу. Характерно собственное признание Игоря Евгеньевича: «Горы в моей жизни играли большую эмоциональную роль. Нетронутая природа приносит ни с чем не сравнимое духовное умиротворение».

Никогда не забуду, с каким увлечением и знанием всех подробностей Игорь Евгеньевич рассказывал мне (в начале 1957 года) одну легенду о кладе, якобы оставленном триста или четыреста лет назад на Памире. Под конец рассказа Тамм извлек из шкафа два дореволюционных издания.

– Вот почитайте-ка! – сказал он. – Здесь подробности. Не утверждаю, что клад и поныне там, но до пещеры добраться попытаюсь. Кто знает, что там есть!

И вскоре в той пещере побывал. Кажется, ничего легендарного не обнаружил. И все же что-то новое сообщил географам. Одному пику в горах Алтая было присвоено имя академика И. Е. Тамма.

...12 апреля 1971 года Игоря Евгеньевича не стало. Болезнь была мучительной и долгой, но он трудился и в постели. В обычные часы принимал друзей и учеников, терпеливо ожидавших очереди в коридоре. В промежутках между приемами включал музыку или погружался в чтение книг о горах, любил повторять слова популярной песни: «Лучше гор могут быть только горы».

«Мир должен быть прекрасным»

Ученый Тамм находил свое вдохновение не в одной науке: ему помогали любовь к природе, музыке, искусству. Поэт и сказочник Вильгельм Гауф обращался не к одной фантазии: во всех его произведениях ощущается прекрасное знание жизни разных народов (этнографии), а также истории и научного литературоведения.

...Глаза у девочек горят. Они сидят на маленьких стульях и с упоением слушают брата, чуть постарше. Тот торжествующе заканчивает:

– Наконец, Ганс вернулся домой и разложил на столе сокровища, вынесенные из пещеры разбойников. Родители, однако, и не смотрели на сокровища. Они плакали от радости, обнимали сына и без конца расспрашивали о доброй фее, подарившей ему туфли-скороходы, чтобы помочь бежать.

...С детских лет жил в необычном, сказочном мире Вильгельм Гауф, знаменитый немецкий писатель начала XIX века. Жил, увлекая в этот мир и своих очарованных слушателей. За яркий, удивительный талант рассказчика друзья называли его любимцем богов. Казалось, у него все было для счастья. Увы, он умер, не дожив нескольких дней до двадцати пяти. Ушел из жизни, едва в нее вступив, оставив людям изумительные книги...

Вильгельм Гауф родился 29 ноября 1802 года в Штутгарте в семье чиновника. Отрочество пришло к Вильгельму с острым увлечением книгами. Он глотал запоем романы про рыцарей и разбойников, произведения Шиллера и Гёте, Вальтера Скотта и Вольтера. Читал, не отрываясь, сказки: шотландские и французские, братьев Гримм и другие. Пожалуй, больше всего волновали Гауфа волшебные сказки «Тысяча и одной ночи».

Когда Вильгельм подрос, он поступил в Тюбингенский университет. Окончив его в 1824 году, он стал сначала гувернером в одной семье. Но само по себе учительство его не увлекало, и Гауф все больше погружался в литературное творчество.

Сочинять сказки он начал еще в период гувернерства. Сперва, как и в ранней юности, Гауф лишь рассказывал. Потом записывал свои импровизации. Пестрые сказочные картины связывал с живой природой и с общественной жизнью людей. Мораль всех сказок: «Торжествует доброе». «Мир должен быть прекрасным».

Сейчас сказки Гауфа – любимейшее чтение детворы самых разных стран. В них много от действительности, от жизни. Любопытно, но получилось так, что каждый том имеет сказки с ярко выраженной ощутимостью. Один том наполнен больше живописью, другой – ш, третий – музыкой.

Вот первый том – «Караван». Весь ход изложения соответствует названию. Идет караван, и по мере неторопливого его шествия сказка следует за сказкой. Читатель сразу попадает под обаяние живописного восточного колорита: «Прекрасные кони, разряженные всадники; бесчисленные шатры в песках пустыни; птицы и рыбы в бурных морях; тихие леса и многолюдные площади и улицы; битвы и мирные кочевья»... Можно подумать, что Гауф прекрасно знал Восток, пользовался личными впечатлениями. В действительности он никогда там не был. И жаркое слепящее солнце тех стран, и прохладные мечети, и красивые сады с фонтанами, и мудрые визири в чалмах с остроконечным верхом – все это отчасти заимствовано писателем из «Тысяча и одной ночи», отчасти рождено причудливой фантазией.

Второй сборник сказок «Александрийский шейх и его невольники» лишь по названию тоже восточный. В действительности восточная рамка здесь окаймляет в основном немецкие сюжеты.

«Карлик Нос»... Не знаю, есть ли на земле человек, который не читал бы этой сказки. Герой – немецкий мальчик Якоб, сын сапожника и скромной торговки овощами и плодами. Похищенный злой старухой-волшебницей и превращенный ею в уродца карлика, он много пережил.

Эта сказка вся пронизана запахами. Сначала – запахи ранних груш и абрикосов, душистых трав и кочанов капусты, которые мать Якоба, аккуратная Ганна, продавала на рынке. Потом – восхитительные запахи кухни на фоне блестящей сказки:

– «...Сейчас сварю тебе такого супцу, что ты его всю жизнь помнить будешь. – Так она сказала и снова свистнула. Сначала прибежало много морских свинок, одетых по-человечьи; ...за ними прибежала вприпрыжку толпа белок; ходили они на задних лапках, на них были широкие шаровары, а на голове зеленые бархатные шапочки. Это, верно, были поварята... Теперь огонь затрещал веселей, сковородка задымилась и зашипела, по комнате распространился вкусный запах. Старуха бегала взад и вперед, белки и морские свинки вслед за ней, и каждый раз, когда она проходила мимо очага, она совала свой длинный нос в котелок. Наконец все закипело и заклокотало, от котелка повалил пар, и пена брызнула на огонь. Тогда она сняла котелок, вылила содержимое в серебряную миску и поставила ее перед Якобом».

Третий том «Харчевня в Шпессарте» содержит одно из лучших произведений Вильгельма Гауфа – сказку «Холодное сердце». Эта сказка не только событиями волнует. Но и своей музыкальностью. Она не просто сказка, она – симфония.

Все начинается со светлой, нежной, чуть насмешливой мелодии, напоминающей немецкие народные песни: автор описывает свою родину, лесистую Швабию и жителей Шварцвальда. Затем чуть элегическое повествование о бедном угольщике Петере Мунке. Потом грозные мотивы: Петер Мунк встречается со злом, с Голландцем-Михелем, и читатель слышит явственно сопутствующие звуки: громовой бас лесного духа, гулкий топот его ног, его проклятья и ругательства. Гроза сменяется чистым, звонким, хрустальным перебором: герой встречается с добрым Стеклянным Человечком. В дальнейшем грозовые и нежные звуки перекликаются – идет борьба добра со злом за сердце Петера. Мягкий, умиротворяющий финал: добро все же победило...

...Вернувшись из своих странствий по Европе, Гауф женился на девушке, которую любил. Но счастье их было недолговечным. Внезапно он заболел тяжелой болезнью. А 18 ноября 1827 года поэта-сказочника не стало...

Похороны Гауфа показали, как его любила молодежь. В последний путь провожала толпа юных почитателей. Над могилой говорили речи известные писатели Людвиг Уланд, Густав Шваб и другие.

Уланд оплакал Гауфа в выразительном стихотворении, назвав его «прекрасной весной, у которой не было осени».

Как смог человек, проживший так немного, так много после себя оставить?

Удивительного в этом нет: счастливцам, рано познавшим себя, все свое дается плодотворно. Их будоражит собственный талант и вечно манят вперед радости свершений. При всех своих печальных судьбах, они – счастливейшие!..

Прекрасен мир для тех, кто живет неуемной жаждой творчества!

Легко работается и много радостен побед у тех, кто окружен воздухом своих грез. И кто не забыл поисков своего детства.