Климат изящного
Климат изящного
Есть еще пропасть людей, которые воображают, что нужно быть изящным только в музеях, в картинах и статуях... Нет, настоящее цельное, здоровое в самом деле искусство существует уже лишь там, где потребность в изящных формах, в постоянной художественной внешности простерлась уже на все сотни тысяч вещей, ежедневно окружающих нашу жизнь.
В. В. Стасов[23]
Чувство красоты
Велико влияние на личность такой среды, такого общества, где много красоты – духовной и физической. Связь человека с такой средой бывает особенно прочной.
Прочна красивая дружба, прочна семья, связанная лаской и пониманием. Патриотизм людей питается красотой истории народа: его литературой, музыкой, памятниками, рассказами о подвигах великих соотечественников.
Красота – один из самых прочных цементов между людьми, и там, где люди дорожат своим единством, они стараются всеми силами сохранить этот цемент, даже по возможности его усилить.
Когда в конце войны немцы оставляли Варшаву, они придумали коварный план – сожгли, разрушили польскую столицу (когда-то римляне так поступили с Карфагеном – столицей враждебного им государства,– и государство то так и не ожило, умерло навсегда).
Поляки поняли, что им угрожает. Поняли не только умом, но и сердцем. По фотографиям, рисункам, схемам, случайно уцелевшим чертежам город был восстановлен почти в первоначальном виде (только, разумеется, просторнее и с дополнительными районами). Восстановили, построив заново, дома, дворцы, памятники, крепостные стены. Восстановили чуть ли не каждую трещинку на них, каждый вековой дефект, блеклость «выцветших» красок...
Вернулся древний город, вернулись и жившие в нем силы, что сплачивали поляков. Конечно, сейчас в Варшаве новая жизнь. Но она будто продолжает расти из древней почвы, поляки остро ощущают это. Она тем кипучей и прекрасней, что в ней участвует энергия прошлых поколений. Современники смотрят на восстановленную старину и словно ощущают присутствие великих зодчих, ваятелей, художников, создававших тысячелетнюю национальную культуру.
Так сила красоты превращается в могучую общественную силу.
Обычно пишут о вкладе человека в красоту. Но и красота вносит свой вклад в человека.
Наш род называют по-научному «гомо сапиенс»: человек разумный. Подчеркивают важнейшую его особенность, воспитанную в общественных условиях. Но только ли разумностью выделился он среди других земных существ? А чувством красоты?
Разве мы превосходим неандертальцев только тем, что учим физику? А не тем еще, что знаем стихи?
Чувство красоты – ярко выраженное человеческое свойство.
Как отмечал Карл Маркс, животное преобразует окружающий его мир, только повинуясь голосу инстинкта. «Животное формирует материю только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек... формирует материю также и по законам красоты»[24].
По законам разума и красоты складывался и сам человек. Он никогда не был только лишь «разумным» существом, а всегда «разумно чувствующим» или «разумно эстетическим» (слово «эстетика» – от греческого слова «эстезис» – воспринимать чувствами).
Не случайно как показывают раскопки, следы изящного и в самые далекие времена всегда шли рядом со следами удобного.
И не случайно «богини красоты» на заре истории чтились не в меньшей степени, чем «боги мудрости»: так древние народы выражали свое уважение к изящному.
Впрочем, часто это были и не богини вовсе. Олицетворяя красоту, люди придумывали ей образы земные, человеческие. Преклонение перед ней носило чаще характер поэтический, чем религиозный.
Для примера приведу образ Амариллис – прекрасной обитательницы полей. Еще у Вергилия и Овидия, знаменитых поэтов Древнего Рима, она была нимфой (нимфы жили долго, но не вечно, как богини). Соотечественник и современник Шекспира английский поэт Эдмунд Спенсер в своей замечательной поэме «Королева фей» дал имя Амариллис пастушке. Прошло еще некоторое время, и Амариллис совсем приземлили... ученые: они назвали ее именем целое семейство полевых цветов. Сегодня уже мало кто помнит нимфу, а амариллисовые – нарциссы, белые подснежники, туберозы, агавы – знают не одни любители природы.
Да, ученые «приземлили» имя. Но само по себе красивое не надо было приземлять: оно всегда было земным. Возвышенное, привлекательное внешне или внутренне, окружало человека вечно, было с ним во всех его делах.
Ласкали взор подъемники воды и колесницы у древних персов и египтян, греков и римлян. На носах судов бесстрашных викингов укреплялись священные деревянные статуи. Разрисовывались, покрывались искусной резьбой или вышивкой предметы древнерусского обихода: скамейки, сани, дуги, наличники на окнах, солонки, ложки, ковши, полотенца, фартуки, рукавицы. Даже оружие – сабли, ружья, пушки – украшалось изысканным орнаментом, рисунком.
Время меняло набор обыденных предметов, менялось и направление художественного поиска. Постепенно в быт людей стали входить предметы, созданные наукой. К изящной мебели в домах добавилась изящная семейная электротехника: радиоприемники, телевизоры, холодильники, торшеры, люстры, телефоны. Все с большим вкусом отделываются помещения для пассажиров в поездах и самолетах, становится все благородней форма легковых автомобилей.
Влияние времени сказывалось и в другом. Любая новая эпоха, любое новое общественное влияние больших масштабов порождали и совершенно новые формы красоты.
Сошлюсь, как на пример, на появление в последние пятнадцать-двадцать лет целой науки о красоте машин и рабочих мест – технической эстетики.
Прислушиваясь к ее советам, сегодня красят в светлые тона потолки и стены цехов. Кабины крановщиков покрывают чередующимися полосами желтого и черного цветов (броско и заметно на расстоянии: убережет зазевавшегося от столкновения). Цветы, аллеи с золотым песочком, пруды и даже фонтаны появляются на территориях заводов и исследовательских институтов. Обсуждаются проблемы вроде таких, как: «сократить примелькавшийся тополь на заводе, но посадить больше сирени, маньчжурского ореха, белоствольных березок», «создать на заводском дворе дендрарий: собрать туда представителей лесной флоры Сибири, Дальнего Востока, Горного Алтая».
Даже в школы проникает новая наука. Есть классы, где ученики садятся не за черные, а за зеленые парты, пишут мелом по зеленой же доске, занимаются среди стен, выкрашенных в голубое или желтое.
Обычно, когда упоминают слово «красота», на ум приходят произведения художников, архитекторов, актеров, музыкантов, поэтов. Но не одни поэты приобщают человечество к возвышенному.
Творят прекрасное и люди прозаического труда: рабочие, ремесленники, хлеборобы, рыбаки, врачи, ученые, служащие контор, монтеры, почтальоны. Творят, даже если производят то, что не облекается в художественные формы (работники полей, лесорубы), творят, даже если ничего не производят (врачи, служащие).
Творят своим искусством, потому что каждый искусник по-своему художник, у него есть способ украсить дело. Во всяком деле есть свой «секрет красоты».
Творят делами своих учеников, потому что в каждом славном деле ученика есть обязательно доля души учителя.
Творят и просто тем, что объясняют привлекательно, помогают другим познать очарование природы, чужого внутреннего мира, книги, произведения искусства.
Особое обаяние присуще людям подвига, возвышенного поступка. Скромность, доброе движение души, бескорыстная помощь – все это тоже красота, все сравнимо с красотою внешней, зримой.
Необъятно царство Красоты. А подданные ее – все люди. Нет человека, никогда не делавшего красивого. Хоть раз, хоть малым, хоть в нечаянном порыве, но дань ей платят даже плохие люди.
Красота не бессмертна, к сожалению. Многое ее рождает, многое и губит. Не щадит безжалостное время. Душат ее расцветающие порою рядом серость и невежество или откровенное уродство.
Это тем чувствительнее, что никакая новая красота никогда не возмещает до конца ущерба, причиненного потерей старой (если «новой» не окажется удачная реставрация). Этрусская художественная ваза, раздробленная палицей варвара, не окупается и полотном Рембрандта.
И все же ценности красоты в мире увеличиваются. Их больше создают, чем уничтожают.
Увеличивается красота, воспринимаемая и отдельным человеком. И просто больше ее становится возле каждого, и увеличиваются возможности увидеть «дальнюю» красоту: путешествуя, читая либо с помощью технических достижений, кино, радио, телевидения, магнитофонных записей.