Глава XXI. Нашествие степняков

Глава XXI. Нашествие степняков

Взаимоотношения Китая с другими народами в сунский период были двоякими. С одной стороны — торговля с арабами, прибывавшими морем в порты юго-восточного побережья, с другой — разрушительные последствия вторжения кочевников из монгольских степей. Контакты с арабами не только обогатили южные провинции, но и позволили китайцам расширить свои знания о странах, лежащих к западу от Индийского океана. Агрессия же кочевников нанесла огромный урон северо-западному Китаю и привела к быстрому упадку древнего караванного пути в Центральную Азию и китайских городов на этом маршруте. Монгольское нашествие, последнее и самое разрушительное из всех, навсегда уничтожило былую значимость Шэньси и Ганьсу — центров китайской цивилизации при Тан и Хань. Уменьшившееся население уже не могло должным образом поддерживать состояние ирригационных сооружений, и многие города вдоль северной границы быстро поглотили пески пустыни. Юг, избежавший тяжелой руки монголов, стал центром китайской культуры, и именно этот район — колонизованная территория при Хань и слаборазвитая область при Тан — превратился в последующем в опорную базу китайских династий. Захват севера и его отделение от юга более чем на столетие имело и другое следствие. После сунской династии различия и соперничество между севером и югом становятся важным геополитическим фактором в китайской истории. При первых династиях юг был слишком слаб, чтобы претендовать на равенство с древними провинциями к северу от Янцзы, но после Сун претенциозность южных провинций и враждебность, вызываемая ими на севере, являлись неотъемлемыми чертами китайской политики и даже оказывали влияние на литературу и искусство. Хотя мировоззрение китайцев в сунский период было менее космополитичным по сравнению с танским, их географические познания значительно расширились. Интересно, что при Сун и исследования, и иностранная торговля находились в руках арабов, так что китайское знакомство с Западом не было непосредственным. Морская торговля быстро восстановилась после разграбления Кантона армией Хуан Чао. Китайские корабли, похоже, посещали Японию, Филиппины, Индокитай и Малайский архипелаг, но путь через Индийский океан целиком находился в руках арабов, которые всеми силами удерживали свою монополию — так, они с нескрываемой враждебностью встретили появившихся в их морях португальцев. Центрами арабской торговли в Китае были Кантон, Цюаньчжоу в Фуцзяни и Ханчжоу. Здесь иностранцам разрешали селиться, следовать своим обычаям и исповедовать свои религии, как и при Тан. Тем не менее, правительство внимательно следило за торговлей и собирало большие пошлины. Контроль за иностранной торговлей осуществлялся специально назначенными в главные порты инспекторами. В книге одного из таких чиновников, отпрыска императорской фамилии Чжао Жу-гуа, занимавшего пост в Фуцзяни в начале XIII века, и содержатся основные географические сведения, почерпнутые китайцами у арабов. Чжао узнал от них не только новые данные об уже известных в Китае Персии и Месопотамии, но также и об Африке и средиземноморских странах, о которых до этого китайцы не знали ничего. Он говорит о Египте, в том числе и о разливе Нила, "реки, истоки которой неведомы", а также упоминает о Фаросе в Александрии, где "на берегу есть огромная башня". Впрочем, последнее — уже лишь дань традиции. О Занзибаре, где был найден сунский фарфор, сказано как об "острове в море, к западу от которого находится высокая гора", — возможно, имеется в виду Килиманджаро. Описываются также жирафы и зебры берберийского побережья, последние — как мулы с коричневыми, белыми и черными полосами на туловище. Мадагаскар — это "остров в море, на котором живет множество дикарей, у которых черные, как лак, тела и кудрявые волосы. Их заманивают пищей, хватают и везут как рабов в Даши (Аравию), где они в большой цене. Их используют как стражников. Говорят, они не чахнут в неволе". Чжао Жу-гуа слышал также о Марокко и Испании, но, похоже, его информаторы сами никогда не бывали там, ибо не могли сообщить ему ничего, кроме названий этих далеких земель и того, что "если идти по суше на север от Испании двести суток, дни там будут длиться лишь шесть часов". Это первое упоминание о северо-западной Европе в китайской литературе. О других европейских странах было известно больше. Так, например, достаточно полно описана Сицилия (Сыцзялие): "Страна Сыцзялие расположена у границы с Лумэй (Римом, то есть Византийской империей). Это остров шириной в тысячу ли. Одежда, обычаи людей и язык такой же, как и в Лумэй. В этой стране есть гора с пещерой огромной глубины. Издалека видно, как утром над ней поднимается дым, а ночью — огонь. Вблизи видно лишь страшно трещащее пламя. Если люди доставляют наверх камень в 500 или 1000 катти и бросают его вниз, то вскоре раздается взрыв, и маленькие обломки камня летят обратно, как куски пемзы. Раз в пять лет огонь и камни вырываются из жерла и летят до самого берега моря, а потом возвращаются назад. Деревья в лесах, через которые проходит огонь, не опалены, но камни на его пути сожжены в прах". Очевидно, что описание Этны искажено либо арабским путешественником, либо самим Чжао, который не понимал, что ему хотят сказать. В Китае нет действующих вулканов, поэтому китайцы ничего не знали об извержениях. В "Истории Сун" описаны и другие контакты с Византийской империей, включая рассказ посла некоего "царя" по имени Мелиилинкайса, которого отождествляют с императором Милиссеном Никифором Кесарем (1080 год). Сам посол зовется Мисыдулинсымэнбанем, и предполагается, что это транскрипция "мэтр Симон де Монфор", который находился на византийской службе. Это, а также еще два посольства между 1081 и 1091 годами находились в Китае с политическими целями. Византийская империя только что потерпела поражение при Манцикерте, что стоило ей Анатолии. Греки надеялись на помощь китайцев в борьбе с турками, чьи владения простирались на восток вплоть до Центральной Азии. Если бы сунская династия начала экспансию в этом регионе, подобно Хань и Тан, внимание турок было бы отвлечено от испытывавшей их мощное давление Византийской империи. Миролюбивые сунские императоры, однако, довольствовались подарками послу и не предложили никакой военной помощи. Расширение географических познаний китайцев весьма примечательно, ибо показывает, что они уже были довольно неплохо информированы к тому времени, как монгольское завоевание Азии открыло этот континент европейским путешественникам. Марко Поло и другие европейцы, находившиеся при дворе Хубилая, первыми принесли точные сведение о Китае на Запад. Китай же, в свою очередь, благодаря монголам не узнал о Западе ничего нового. Это очень важно. Для Европы главным итогом монгольских завоеваний стало временное ослабление враждебных арабских государств, перекрывших пути в Азию, и, как следствие, получение новых сведений о восточных странах. Китайцы же знали пути на запад задолго до монголов, да и морское сообщение тоже работало неплохо. Таким образом, Китай, познав все ужасы монгольского варварства, не получил за это никакой "компенсации", а Европа, избежав страшного порабощения, услышала о новых землях несметного богатства и более высокой цивилизации. Именно на поиски этого мира вскоре отправились отважные мореплаватели, которым суждено было открыть новую землю — Американский континент. Опустошение Азии монголами и географические знания, полученные европейцами, и явились впоследствии причинами возвышения Запада. Сунская империя никогда не контролировала все китайские земли, а с 1124 года в нее входили лишь провинции к югу от бассейна Янцзы. С самого начала сунский Китай был окружен с севера и северо-запада враждебными и мощными государствами, перенявшими китайскую форму правления. Они не являлись лишь племенными союзами, которым успешно противостояли ханьская и танская династии. В пограничных государствах, хотя и управлявшихся варварами, было немало китайских подданных, и их столицы находились в принадлежавших прежде Срединному государству городах. Поэтому они быстро восприняли соседнюю культуру и стали полукитайцами. У сунской династии, отрезанной этими царствами от Центральной Азии, не было никакой возможности восстановить свое влияние в регионе. Утратив рубежи Великой Стены, она все время находилась в невыгодном положении и вынуждена была вести политику пассивной обороны и, при возможности, мира. В последние годы правления Тан в северных степях произошли большие перемены. На смену тюркским племенам (уйгурам и другим), господствовавшим здесь в течение столетий, с двух направлений пришли новые. На западе тангуты, родственные тибетцам, спустились с верховьев Желтой реки и осели на северо-западе Китая, в Ганьсу и Алашани (ныне — Нинся). Здесь они основали государство Си Ся (Западное Ся), просуществовавшее до монгольского завоевания, и весьма успешно оттеснили китайцев от Великого Шелкового пути. Правители Ся, тем не менее, находились под воздействием китайской культуры. Они носили фамилию Ли, пожалованную их предку танским Си-цзуном за помощь в борьбе с восстанием Хуан Чао. В 982 году правитель тангутов, до этого носивший титул "гун" — "князь", провозгласил себя "ваном" и отказался признать власть сунских императоров. В 1028 году Ся полностью завладело "рукой" провинции Ганьсу и нынешней Нинся. Столицей стал китайский город Нинся. Тангуты также захватили Лянчжоу, Ганьчжоу и Сучжоу — важные города вдоль караванного пути. Несмотря на значительный процент китайского населения в государстве Ся, тангуты не китаизировались полностью. В частности, они создали свою собственную письменность. Территория Ся была маленькой в сравнении с сунской империей и киданьским государством Ляо, однако тангуты, — отважный и воинственный народ — успешно отражали любые атаки со стороны китайцев и кочевников, пока не стали жертвой нападения монголов, полностью уничтоживших тангутов и превративших их страну в пустыню. Из-за этого печального конца о государстве

Ся и его культуре известно очень немного . Почти все в стране было уничтожено Чингисханом. Таким образом, северо- запад Китая находился в руках тангутов, а в восточных степях в это же время возвышались кидани, тунгусский народ, пришедший из долин Амура и Сунгари. Впервые кидани упоминаются в китайских источниках в 696 году. Тогда их разделяли на восемь племен, ханы которых выбирали Великого хана, правившего в течение трех лет. Такая система выборной монархии пала в начале X века, когда Великий хан Абаоцзи отказался "уйти в отставку" по истечении трех лет и, одержав победу над недовольной самозванством оппозицией, провозгласил себя наследным правителем киданей. В 916 году, прослышав о низвержении последнего танского императора, он сам принял этот титул и начал грабить северные приграничные районы Китая, о которых никто не вспоминал в том хаосе, что последовал за крушением Тан. Десять лет спустя, в 926 году, в качестве награды за помощь основателю "династии" Поздняя Цзинь — тюрку-самозванцу — кидани поручили северо-восточную часть провинции Хэбэй между Великой Стеной, морем и линией от Тяньцзиня до Шаньси. Уже позднее кидани завладели и территорией между внутренней и внешней Великой Стеной, в том числе и городом Датун, который сделали одной из своих столиц. Ранее они уже завоевали Южную Манчжурию и полуостров Ляодун — многонаселенную танскую провинцию. Кидани, хотя не владевшие сколько-нибудь значительными китайскими землями к югу от Великой Стены, на самом деле управляли огромной территорией, населенной китайцами, и столицей их был китайский город. Соотношение киданьского и китайского населения в государстве Ляо неизвестно, но весьма вероятно, что последних было в несколько раз больше. Утверждают, что когда Абаоцзи перешел Китайскую стену, он вел 300 тысяч воинов — всю мощь киданей. Если принять эту цифру, то получается, что киданей, включая женщин, детей и стариков, было не более двух миллионов. Китайцев же в Ляодуне и Северном Хэбэе жило никак не меньше. Обосновавшись на границах сунской империи и захватив населенные китайцами территории, кидани очень быстро восприняли их культуру и отказались от обычаев своих диких предков. Их новым домом стали территории нынешних провинций Ляонин и Гирин (Цзилинь), а в их исконных землях появились новые племена кочевников. Заключив в 1004 году мир с сунской империей, по которому Китай ежегодно отсылал им замаскированную под видом подарков дань, кидани оставили ее в покое и в целом жили в мире с соседями, за исключением некоторых безуспешных попыток покорить государство Ся. Вплоть до своего падения под натиском чжурчжэней, царство Ляо во всех отношениях оставалось китайским. Таким его считали и соседние народы. Название "Катай", под которым европейцы впервые узнали Китай, происходит от слова "кидани", а русские до сих пор называют Срединное государство "Китаем". Это название первоначально обозначало лишь Северный Китай. Для Марко Поло Южный Китай был "Маньцзы" — неправильная передача китайского "мань цзу" (так называлось одно из местных племен). Таким образом, первые два обозначения, под которыми европейцы узнали о Китае, на самом деле принадлежали не самому Срединному государству, а его врагам. Чжурчжэни (тунгусы, как и кидани) жили по обоим берегам Амура. В период расцвета киданьской династии чжурчжэни платили ей дань, хотя сохраняли собственное управление. В начале XII века под руководством вождя Агуды чжурчжэни отказались повиноваться киданям и начали войну, закончившуюся поражением киданей и крушением государства Ляо. В 1124 году, уничтожив Ляо, Агуда поссорился с Китаем и быстро завладел севером страны. Останься он жив или прояви его полководцы большую настойчивость, весь Китай был бы завоеван практически без сопротивления. Чжурчжэни сожгли Ханчжоу и захватили Нинбо на юго-восточном побережье, но после смерти Агуды начались внутренние раздоры, и кочевникам стало не до юга. Так, граница установилась по северной линии долины Янцзы. В 1147 году чжурчжэни вынуждены были уступить свои родные земли монголам. Они ушли на юг и сделали столицей Пекин, называвшийся тогда Яньцзин. Так северный город впервые стал столицей империи. Династия получила название "Цзинь" — "Золотая". В то время в Северном Китае, если судить по переписи, проведенной за год до нашествия, проживало около 50 миллионов человек. Чжурчжэни составляли лишь тонкую прослойку населения и быстро смешались с китайцами, утратив свое этническое тождество. В 1187 году цзиньский император, встревоженный масштабами ассимиляции, издал указ, запрещающий чжурчжэням использовать китайские фамилии и носить китайскую одежду. Даже если этот эдикт и способствовал сохранению внешних различий между двумя народами, во всех остальных отношениях Цзинь не отличалась от обычной китайской династии. Конфуций почитался так же, как и в Сунской империи. Что же касается великого философа Чжу Си, то при жизни его, похоже, больше уважали на севере, чем на юге. В столь быстрой трансформации воинов степей нет ничего удивительного. Китайская империя в то время была более населенной и цивилизованной, чем когда бы то ни было. Захваченный чжурчжэнями Кайфэн являлся центром этой цивилизации, в нем жили сотни великолепных ученых и тысячи искусных ремесленников. Когда чжурчжэни покорили северные провинции, они оставались нецивилизованным племенем кочевников. Им нечего было добавить к существовавшей культуре за исключением воинственного духа, который, впрочем, они вскоре утратили. Поэтому культурная целостность страны не была затронута их нашествием, хотя политический контроль над севером сунская династия и потеряла. Если бы беды Китая закончились на киданях и чжурчжэнях, страна и цивилизация не понесли бы такого урона, но увы — вслед за ними пришли монголы. В 1206 году Темучин стал Великим ханом монголов и получил титул Чингисхан. Четыре года спустя он напал на Цзинь и вскоре уничтожил это государство. Ни один кочевой народ не обрел славы, сравнимой со славой монголов. Чингисхан и его сыновья правили империей, подобной которой не было ни до, ни после. Такой успех выходца из никому не известного племени всегда вызывал восхищение солдат и военных историков, признававших Чингисхана одним из величайших полководцев в истории. Однако это единственный аргумент в пользу его славы. Монгольские завоевания в равной степени заслужили и всеобщее проклятие. Они уничтожили практически все в цивилизациях западной Азии и Северного Китая, оставив лишь то, без чего человечество вполне могло обойтись, — жестокость, беспощадность и нищету. Они не создали ничего нового, кроме небывалого уровня свирепости и правил войны, характеризовавшихся масштабной безжалостной резней. Чингисхан установил порядок, которому следовали и его преемники: если город, защищаясь, выпускал хотя бы одну стрелу или камень, он не мог рассчитывать на снисхождение, а все его жители, воины и не-воины, включая женщин и детей, должны были быть уничтожены Такими методами монголы завоевали Западную Азию, Восточную Европу и Русь. Лишь смерть сына Чингисхана Оготая спасла Европу от вторжения. Новость дошла до монголов, когда Венгрия была уже повержена и они готовились к нападению на Священную Римскую империю. Их вожди должны были вернуться на выборы нового Великого хана. Не случись этого, Европу ждала бы участь Азии. Хотя наследование происходило внутри семьи Чингисхана, власть каждого нового хана должна была быть одобрена всеобщим курултаем. В отличие от других степных народов, вошедших в контакт с цивилизацией, монголы дольше всех сохраняли унаследованные от предков обычаи. Единственным ограничением полигамии являлась способность содержать жен. У самого Чингисхана жен было более пятисот. Как и тюрки танского периода, монголы брали себе всех жен умерших братьев и отцов, за исключением родной матери. Имея такие широкие возможности для "законного брака", монголы, естественно, считали прелюбодеяние преступлением, караемым смертью. Каждый монгол был воином и не имел права заниматься никаким трудом, за исключением охоты. Всю работу выполняли пленники, обращавшиеся в рабов. Поэтому в управлении захваченными землями они использовали пленных и всевозможных авантюристов. Армия в основном состояла из монголов, на гражданскую же службу привлекались выходцы из всех стран Европы и Азии. Яркий пример — Марко Поло, в течение семнадцати лет находившийся на службе у Хубилая вместе с мусульманами Персии и Ирака, грузинами, армянами, индийцами, китайцами и корейцами. О нечистоплотности монголов ходят легенды. С колыбели до могилы им было запрещено мыться и даже полоскать что-либо в воде. Их тяга к пьянству была безмерна. Тем же грешат и их нынешние потомки. Особенно же отличала их нечеловеческая жестокость или, лучше сказать, просто отсутствие чувства жалости. Сам Чингисхан выразил монгольский идеал счастья: "Высшая радость — покорять врагов, преследовать их, захватывать их богатства, видеть слезы их семей, править их лошадьми и обладать их дочерьми и женами". Монголы напали на Цзинь в 1210 году. Пекин был взят, население истреблено, а сам город сожжен. Чингисхан, оставив довершать дело своим полководцам, отправился завоевывать Западную Азию. Вернувшись в 1224 году, он обрушился на тангутов. Согласно китайским источникам, уцелела лишь одна сотая часть населения, города были опустошены, а земля усеяна человеческими костями. Северо-запад не очнулся после такого удара. Многие приграничные города навсегда опустели и были занесены песками. Ирригационные работы прекратились, и поля превратились в пустыню. Область, процветавшая в танские времена, как о том свидетельствуют буддийские скульптуры и пещеры, стала бедной и отсталой частью китайской империи. Чингисхан умер в 1227 году, но его преемники продолжали политику завоеваний, террора и резни. Когда он вернулся из Западной Азии и вторгся в Китай, страну ждала та же участь, что и государство тангутов. Монголов приводили в бешенство возделанные пашни и отсутствие пастбищ для коней. Они

говорили: "Хоть мы и завоевали китайцев, но нам от этого нет никакого проку. Не лучше ли полностью истребить их, чтобы их земли заросли травой для наших коней". Чингисхан уже хотел осуществить такой план, но его отговорил Елюй Чуцай, потомок киданьского правящего дома, взятый монголами в плен в Пекине и перешедший к ним на службу. Этот человек, киданьское происхождение которого не помешало ему стать верным приверженцем китайской культуры и конфуцианского учения, оказался единственным советником Чингисхана, которому удалось отговорить его от резни. Ранее он убедил завоевателя покинуть Индию, сыграв на монгольских суевериях. Теперь он спас Китай, доказав Великому хану, что, если население сохранить, с него можно будет собрать налоги, которых с лихвой хватит на обеспечение монголов всевозможными богатствами и предметами роскоши, недоступными в степях. Чингисхан последовал его совету. Китайцев обложили данью, и вскоре монголы делали шатры из великолепного шелка и украшали оружие золотом и яшмой. Оготай, преемник Чингисхана, также послушался Елюй Чуцая. В 1233 году пала цзиньская столица Кайфэн. В городе, куда бежал всякий, кто мог, скопилось более миллиона беженцев, почти все население окрестных провинций, если верить китайским источникам. Раз они отчаянно защищались, согласно монгольскому обычаю их ждала смерть. Субутай, руководивший осадой, просил у Оготая разрешения истребить всех, как это всегда бывало прежде. Елюй Чуцай спас Кайфэн, сказав Оготаю, что в городе находятся все лучшие ремесленники и мастера Северного Китая и что от пустого города пользы монголам не будет. Первый аргумент убедил Великого хана, и город был пощажен. Впервые монголы проявили подобное милосердие. Заслуга в этом принадлежит Елюй Чуцаю, который понял, что раз апеллировать к их человечности бесполезно, поскольку ее у них нет, нужно опираться на их жадность. Если бы, как говорил Гиббон , "человечество наделяло хранителей такой же славой, что и разрушителей", имя Елюй Чуцая было бы известно гораздо лучше имен тех, кому он служил. Отчасти благодаря советам Елюй Чуцая Центральный и Южный Китай избежали ужасов монгольской жестокости. Еще в течение многих лет после смерти Чингисхана сунская империя, защищенная с севера государствами Цзинь и Ся, оставалась в неприкосновенности. Однако когда этот барьер исчез, падение Сун стало лишь делом времени. Напрасно последний цзиньский император молил о помощи: "Мы для вас — как губы для зубов. Когда губ не будет, зубам станет холодно" . Эти слова превратились в пословицу. Тем не менее, южносунская империя завоевывалась постепенно и с меньшей резней по сравнению с севером. Более всего пострадал город Чанчжоу в Цзянсу, недалеко от Нанкина. Монгольский полководец Баян штурмом взял осмелившийся сопротивляться город и истребил около миллиона его жителей. Чанчжоу, как и Кайфэн, был наводнен беженцами из окрестных мест. Столица Ханчжоу капитулировала и потому уцелела. Марко Поло, несколько лет спустя побывавший здесь, оставил знаменитые описания ее сокровищ. Монгольское завоевание Южной Сун началось в 1235 году, однако последний китайский претендент на престол погиб в 1279-м, и именно с этого года официально начинается правление династии Юань. На самом деле создание монгольской империи в Китае совпадает с приходом к власти Хубилая и провозглашением столицей Пекина в 1263 году. Каракорум во Внешней Монголии, где находилась ставка прежних ханов, был оставлен, что ослабило сплоченность огромного монгольского государства. Принятие ханами ислама в 1295 году положило конец мировой империи монголов, последним номинальным правителем которой и был Хубилай. Ханы-мусульмане отказались признать власть его преемника, ведь он был буддистом, а значит — "нечистым". Хотя в правление Хубилая западные ханы оставались практически независимыми, внешне монгольская империя казалась сильнее и внушительнее, чем когда бы то ни было. Великий хан, вслед за Южным Китаем, вторгся в Бирму и Индокитай. Однако там монголов постигла неудача. Непобедимые в поле, они оказались неспособными вынести испепеляющую жару тропических джунглей. Народ Тямпы (Камбоджа ), не имея возможности встретиться с монгольской армией в открытом бою, истощил ее партизанской войной в джунглях. Монголы, преследуемые малярией, вынуждены были уйти обратно. Полным крахом закончилась и попытка завоевать Японию. Огромный флот Хубилая, с китайскими мореходами и монгольскими воинами, был уничтожен ураганом , а оставшихся в живых и высадившихся на Цусиме истребили японские самураи. Марко Поло потрясли величие хана, космополитизм империи, а также богатства и культура Китая. Благодаря венецианцу, о славе Хубилая в Европе ходили легенды. Он, пожалуй, является единственным императором Китая, имя которого широко известно на Западе. Однако, с китайской точки зрения ситуация выглядела по-иному. Империя лежала в руинах — данные переписи говорят сами за себя. При Сун население Китая достигало ста миллионов; при Хубилае, правившем куда более обширной империей, оно насчитывало 58 834 711. Эти цифры включают в себя только налогоплательщиков. Уменьшение их числа говорит скорее об обеднении населения, чем об уменьшении численности. Эти данные были собраны в 1290 году, когда во многих частях Китая уже в течение поколения царил мир. Результаты переписи, проведенной двадцать лет ранее, куда более скромные. Европейские читатели Марко Поло восхищались терпимостью Хубилая, принимавшего на службу христиан и мусульман, буддистов и даосов — всех, вне зависимости от происхождения и веры, учитывая лишь способности. Для средневековой христианской Европы и мусульманской Азии такое отношение действительно было внове, но для Китая такая терпимость не являлась необычной, и монголы лишь продолжали политику, проводившуюся каждой китайской династией, начиная с Хань. Разница только в том, что если китайские императоры благосклонно относились к инородным религиям в силу собственной индифферентности и принимали на службу иностранцев благодаря их познаниям в диковинных искусствах и ремеслах, то монголы использовали чужеземцев по политическим соображениям, опасаясь передавать власть местным чиновникам. Поэтому монгольское управление было обременительно для народа, а бюрократия — жестокой и продажной. Мусульманин Ахмет, министр финансов у Хубилая, вызывал такую ненависть своим казнокрадством и вымогательством, что был убит прямо во дворце. Милости, оказываемые буддистам, особенно тибетским ламам, не знали границ. Священнослужители, грабившие и убивавшие, избегали наказания. Буддийским храмам были отданы дворцы и земли, их освободили от налогов. Коррупция среди гражданских чиновников разрослась настолько, что при преемнике Хубилая более 18 тысяч человек отправили в отставку. Монгольская империя, основанная на страхе, оставалась спокойной, лишь пока завоеватели сохраняли силу. Ее закат после смерти Хубилая (1294 год) оказался быстрым. Его преемники не отличались ни величием, ни долголетием. Менее чем за сорок лет, с 1295 по 1333 год, на троне сменились семь императоров, многие из которых пали жертвами дворцовых интриг. Династийный миф кончился вместе с долгим правлением Тоган-Тимура (1333–1368), безуспешно пытавшегося из Пекина совладать с хаосом, в который империя погружалась под разраставшимся восстанием, венчавшим китайское сопротивление. Баян, министр последнего императора, немало способствовал подъему волны народного гнева. Монгол, он ненавидел китайцев. По его наущению были приняты многие унизительные для китайцев законы, запрещавшие им носить одежду определенных цветов, использовать те или иные иероглифы (обозначающие долголетие и счастье), изучать монгольский язык или говорить на нем. Наконец, он предложил возобновить массовую резню: истребить всех китайцев, носящих фамилии Чжан, Ван, Лю, Ли, и Чжао. Эти фамилии — самые распространенные в Китае, их носило не менее 90% населения. Однако император не нашел в себе сил таким типично монгольским способом решить проблемы. В 1348 году растущее недовольство вылилось в открытое восстание, продолжавшееся до тех пор, пока монголов не вытеснил из Китая победоносный основатель династии Мин. Сопротивление монголов было слабым. В конце концов в 1368 году последний Великий хан без боя бежал из Пекина в родные степи, преследуемый китайскими войсками. Монгольская династия, покоившаяся на терроре и жестокости, канула в лету спустя всего лишь восемьдесят девять лет своего существования, не оставив после себя в китайской культуре ничего заслуживающего упоминания, но уничтожив многое из того, что невосстановимо. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Большая часть того, что осталось от культуры Си Ся, хранится в настоящее время в Санкт-Петербурге (Эрмитаж и Санкт-Петербургский филиал Института востоковедения РАН). Трудами российского ученого Н. А. Невского еще в 30-е годы дешифрована тангутская письменность. В настоящее время тангутоведение в России быстро развивается, переводятся тангутские тексты (см. труды Е. И. Кычанова, К. Б. Кепинг, А. Б. Терентьева-Катанского, К. Ю. Солонина). — Прим. ред. 2 Э. Гиббон (XVIII век) — крупный английский историк, автор фундаментального многотомного труда "Упадок и гибель Римской империи". — Прим. ред. 3 Эта фраза восходит к древнему даосскому философскому тексту "Чжуан-цзы" (глава "О взламывании ларцов"). — Прим. ред. 4 Точнее, южный Вьетнам. — Прим. ред. 5 Японцы назвали этот ураган "камикадзе" — "божественный ветер", как во время второй мировой войны стали называть пилотов-смертников. — Прим. ред. 6 Это не так, поскольку при монгольской династии Юань (1279–1368) в Китае расцвело искусство театра и драматургии ("юаньская драма"), а также продолжалось развитие жанров живописи и каллиграфии, возникших в сунский период. — Прим. ред.