2.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2.

Яков Иванович Тряпицын родился в 1897 г. в деревне Саввастейка Владимирской губернии Муромского уезда в семье мастера кожевенного дела. Кроме ремесла кожевника, Яков овладел специальностями: металлиста, сапожника, стекольщика, оружейника и некоторыми другими. Самостоятельно изучал этнографию, ботанику, зоологию, историю, ораторское искусство. В 1916 г. добровольно вступил в действующую армию и воевал в окопах I Мировой войны в составе лейб-гвардейского Кексгольмского полка. На фронте постигал теорию и практику военного дела.

Однако «царя в голове» у молодого человека, видимо, не было, т.к. он в своём стремлении к знаниям попался на удочку профессиональных революционеров, тысячи которых активно деморализовывали русскую армию. Покинул он фронт после тяжёлого ранения в ногу. Заразившийся революционной бациллой Яков Тряпицын, вернувшись с фронта, не ужился с отцом - «носителем отсталых мелкобуржуазных взглядов». Впоследствии у партизанских костров Тряпицын с гордостью рассказывал, как он «подтачивал основы монархии путём разложения армии».

Ища применения своей деятельной натуре, Тряпицын приехал в Западную Сибирь, до которой уже докатилась тревожная весть об оккупации Дальнего Востока японцами и о пресловутом «буфере». «Буферная» Дальневосточная Республика была создана «ленинской гвардией» якобы для того, чтобы затруднить Японии объявить войну Советской республике.

Феномен Тряпицына непонятен потому, что ситуация, сложившаяся вокруг «буфера», до сих пор как следует не изучена. После печально знаменитого Брестского «мира» население Дальнего Востока не поверило в «буфер». Если Ленину для победы социалистической революции не жалко было жизней 90% русских людей, то, надо полагать, 90% русских территорий ему тоже было не жалко. Народ решил, что ДВР - это «дальневосточный Брест»: дескать, ни за понюшку табака большевички, приехавшие в запломбированном вагоне, продали немцам Малороссию и Прибалтику, а японцам - Дальний Восток.

Поскольку красные сами не могли ручаться за исход гражданской войны в их пользу, то можно ли было всерьёз надеяться, что большевики когда-нибудь ликвидируют ДВР и освободят «республику» от японцев? «Де-факто» многотысячный японский военный корпус хозяйничал от Владивостока до Иркутска. Потому-то народ и взялся за оружие. Именно этим, а не «классовой борьбой» объясняется стихийное появление партизанских армий на пространствах Дальнего Востока. Не для того недавние переселенцы из центральных областей России с великими трудностями обустраивались здесь, чтобы стать рабами у «япошек».

«Буфер» тихий, негласный по отношению к Японии, объявили и белогвардейцы. Мол, расправимся с большевиками, а потом выкинем и японцев. Так рассуждал, по всей видимости, адмирал Колчак. Простой народ видел, что с японцами ходят в обнимку и большевики, и белогвардейцы. А раз так, то ему ничего не оставалось, как бить и тех, и других. «Гражданская война на Дальнем Востоке, пожалуй, самая запутанная часть истории Страны Советов», - пишет газета «Секретные материалы».

На самом деле, ничего запутанного нет. Есть пока неразоблачённое преступление «ленинской гвардии». Преступление потому, что с 1918 по 1922 гг. большевики не только не помогали народу, восставшему против японских интервентов, а всячески мешали ему; и это стоило немалой «лишней» крови. Ленинцы боялись «буфера» наоборот, т.е. как бы на Дальнем Востоке не возникло национального русского государства, им враждебного.

Воодушевляясь открывающимися перспективами, сюда устремились эсеры-максималисты, просто эсеры, анархисты и прочие уклонисты, чтобы воплотить в жизнь свои «идеалы». В конце марта 1919 г. прибыл во Владивосток и Яков Тряпицын. Он сразу же вошёл в подпольную организацию, в основном состоящую из портовых грузчиков, которая запасалась оружием и вербовала добровольцев для борьбы с японскими интервентами.

Под руководством Тряпицына был осуществлён налёт на Владивостокский военный склад. Так возникла ещё одна «пятёрка», которая вскоре ушла в уссурийскую тайгу и, соединившись с другими группами, например, с «группой тов. Шевченко», начала наносить удары по японцам и белогвардейцам вблизи г. Сучан (ныне г. Партизанск). Где-то там стоял со своим громадным по численности Ревштабом и большевик-«буферщик» Сергей Лазо, который изображал какую-то «деятельность».

Вскоре Тряпицын с экспедиционным отрядом ушёл в Гродеково, где отряд был разбит и рассеян по тайге превосходящими силами японцев. В июне Тряпицын с партизаном Караваевым вышел на Амур в окрестностях Хабаровска. Навстречу им попалась разведка во главе с «максималистом тов. Вольным», который узнал в Караваеве знакомого анархиста. Так Тряпицын и Караваев стали хабаровскими партизанами.

Вскоре Яков был избран (таков был порядок у партизан) руководителем одного из мелких отрядов и успешно воевал с калмыковцами. 2 ноября 1919 г. в селе Анастасиевка собралась совместная конференция партизан и тайных революционных организаций Хабаровска, которая выработала план дальнейшей борьбы с японскими интервентами. На конференции был избран Ревштаб. Тряпицыну во главе трёх партизанских отрядов было поручено действовать в направлении Николаевска-на-Амуре. В этом городе надо было установить Советскую власть и преградить продвижение вглубь страны с берегов Татарского пролива располагавшегося там сильного японского гарнизона.

Не вдаваясь в подробности, скажем, что Тряпицын, действуя в необычайно трудных условиях надвинувшейся зимы и полнейшего бездорожья, эту задачу успешно выполнил, заслуженно став популярной в среде партизан фигурой. Из района Анастасиевки в низовья Амура вышли несколько небольших групп партизан, а к Николаевску подошла неплохо организованная партизанская армия в несколько тысяч человек.

В это время на совещании командиров партизанских отрядов было решено организовать два военных округа: Хабаровский и Николаевский. Командующим Николаевского округа был выбран Яков Тряпицын, а начальником штаба - эсерка-максималистка Нина Лебедева. Среди командиров партизанских групп наиболее яркими вожаками к этому времени стали: Ф. Железин, И. Оцивилли-Павлуцкий, Чёрный-Покровский, М. Харьковский, Дед-Пономарёв, Нигиевич-Случайный, Наумов, Стрельцов, Павличенко, Ауссем и др.

Благодаря военным и организаторским способностям Тряпицына, 26 февраля 1920 г. Николаевск-на-Амуре был взят с минимальными потерями: 2 убитых, 1 раненый и 14 человек обмороженных. На следующий день на общегородском митинге Тряпицын выступил с речью, обращённой к обывателям этого богатого города:

«Вы же, приспешники капитала и защитники кровожадного империализма, ещё вчера ходившие с белыми повязками, не мечтайте, что вас спасут нацепленные сегодня красные банты. Помните, что тайком за нашей спиной вам работать не удастся. Царство ваше отошло! Будет вам уже ездить на согнутой спине рабочего и крестьянина. Уходите к тем, чьи интересы вы защищали, т.к. в наших рядах вам места нет. Помните вы все товарищи, что будет есть только тот, кто станет сам работать. Не трудящийся, да не ест!».

Впоследствии для расследования Николаевских и Кербинских событий из Хабаровска была послана советская межпартийная комиссия, которая установила, что в низовьях Амура вводился коммунизм не на словах, а на деле:

«Все мероприятия красного штаба направлялись в сторону немедленного осуществления социализма: монополизируется торговля, социализируются торговые предприятия у русских владельцев и выкупается товар у иностранцев, китайцев и корейцев. Социализируются и объединяются промышленные предприятия, а затем уничтожается денежная система, организуется армия труда, во главе которой стоит «Бюро труда», намечающее план общих работ и распределяющее рабочую силу. Торговля совершенно прекращается, а население пользуется одинаковым пайком и одинаковым участием в получении всех других продуктов и товаров и т.д.».

Председатель Сахалинского областкома (тогда Николаевск-на-Амуре был областным центром Сахалинской области) РКП(б) О.Х. Ауссем, позже назначенный представителем Советской России в Вене, пишет в своих воспоминаниях:

«…перевалив через хребет (при эвакуации из Николаевска. - ОТ.) партизаны оказались сразу в стране правильного денежного обращения, от которого они совершенно отвыкли не только за годы тайги, но ещё более за месяцы Николаевской коммуны. Даже кто имел деньги, не думал их таскать с собой, а бросил в Николаевске. Дети ими играли. А на Селемдже за всё стали требовать денег. Помню, как на второй или третий день после перевала партия, в которой шли Коренев и я, встретила китайского торговца, пробиравшегося на прииски с грузом сахару и табаку на спине. Сахар мы съели, а табак выкурили, и были несказанно удивлены, когда китаец потребовал денег или золота. Не гнев и не смех вызвало это требование, а именно безграничное удивление, как напоминание и возврат к каким-то давно забытым временам. Китаец же следовал за нами по пятам два дня, беспрерывно повторяя: «Здеся Сахалин-закон-земля нету; здесь Амур-закон-земля».

Этот же автор пишет:

«В смысле организации политической и хозяйственной жизни края тоже никаких ошибок или преступлений совершено не было. Несмотря на отсутствие партийного руководства (ВКП(б), - О.Г.), Николаевский исполком и самые Советы, и весь советский аппарат строил по формам, указанным в Советской России коммунистической партией. Повторилось явление, уж не раз наблюдавшееся в революции: анархисты и максималисты, державшие в Николаевске в своих руках военную силу, ничего своего в дело революционного строительства внести не могли и потому не препятствовали копированию коммунистических форм».

Как видим, ярлык «индивидуалиста-диктатора» прилеплен коммунистической пропагандой на Тряпицына совершенно несправедливо. По инициативе Тряпицына 28 марта был проведён Областной съезд трудящихся.

Японцы запросто появляясь в штабе партизан, говорили: «Наша - большевики!» Некоторые японские офицеры, например, поручик Цукомото и переводчик Канайя сорвали с себя погоны и нацепили красные банты.

Однако в 3 часа ночи 12 марта 1920 г. японцы вероломно напали на сонных, ничего не подозревающих партизан. Штаб Тряпицына был разгромлен, десятки партизан были убиты, сотни ранены; и дело казалось проигранным. Но на помощь пришли отряды, располагавшиеся в окрестностях города. В результате двухдневных ожесточённых боёв японский гарнизон понёс большие потери - 600 человек убитыми. 135 японцев сдались лишь после приказа по радио генерала Ямады. Тряпицын, тяжело раненый в ногу, успешно руководил развернувшимся сражением.

В радиотелеграфных сообщениях Тряпицын и Лебедева призывали хабаровских коммунистов не идти ни на какие уступки японцам. Соглашатели, «естественно», их не послушались, и катастрофа Николаевска повторилась 5 апреля, когда японцы вероломно напали на партизан, расквартированных в Хабаровске. Аналогичные события случились и во Владивостоке. Но Советская Россия по-прежнему требовала от бунтарей-партизан покорности японцам. Позиция Тряпицына хорошо видна из телеграммы, которую он послал в Иркутск «тов. Янсону» - Уполинотдела (уполномоченного иностранным отделом от ЦК ВКП(б)) из Москвы:

«Нам стало ясно, что вы совершенно неверно информированы о положении здесь, и хотели бы спросить, кто вас информировал о положении здесь, а также и Москву, которой вынесено постановление о буферном государстве на Дальнем Востоке, создание которого совершенно нецелесообразно… Вы указываете, что целью является создание такого государства, которое может признать Япония, следовательно, государства не советского, но тайно действующего по указаниям Совроссии. Насколько это абсурдно, для нас было это совершенно ясно с первого момента.

Прежде всего, государство это, если оно земское, а не советское, не может вести политики Советов, и за время своего существования совершенно ясно выявило политику чистой белой гвардии, что и доказано событиями в Хабаровске и Владивостоке; второе это то, что японцы не допустили бы советской политики буфера и сразу её заметили бы, и такие обвинения от них уже были, они указывали, что под ширмой земства гнездятся большевики; и, возможно, что этот мотив тоже является одной из причин их выступления, именно с целью уничтожить советские элементы, и они этого достигли… думая избежать столкновения с Японией и прекращения оккупации мирным путём, вы рассчитывали, что Япония, признав земство, откажется от оккупационных целей и уйдёт подобру-поздорову.

Японцы уступают только силе. И вы достигли как раз обратных результатов. Вместо избавления от японцев - буфер дал нам ещё более злейшую войну, даже больше; вы своим дурацким буфером сорвали уже готовую победу красной партизанской армии на Д. Востоке, ибо смею вас уверить, что если бы не провокации буферов и земцев, то японцы под давлением наших сил ушли бы отовсюду, как ушли из Амурской области и Николаевска» (выделено мной. - О.Г.).

В эту трудную минуту Тряпицына поддержали Охотское побережье и Камчатка. Вот телеграмма из Охотска:

«Первомайское собрание всех трудящихся Охотска, приисков и его окрестностей, решило не признавать буферного государства, фактически выливающегося на Д. В. в японо-белогвардейскую оккупацию. Собрание находит совершенно ненужными указания владивостокских и хабаровских центров, ибо это является лишь издевательством, если не сказать больше. Рабочие и крестьяне считают, что оккупация Японией Дальнего Востока неизбежна и вызывается вовсе не какими-либо «недоразумениями», и никакая дипломатия не предотвратит её. Пусть мы остались одиноки, пусть, согласно словам Уполинотдела Янсона, от нас отказалась Советская власть, но мы решили не опускать руки».