Время никого не ждет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Время никого не ждет

Ларри Леван относился к студии звукозаписи примерно так же, как к клубу и всему прочему, то есть видел в ней славное местечко для веселья. «Он был кошмаром звукозаписывающей компании, — смеется Дэнни Кривит. — Вечно опаздывал, а когда приходил, то все выливалось в дружеский треп и употребление наркотиков. В конце концов он принимался за микс, но очень легко отвлекался, так что вместо, скажем, пары дней, на работу уходило несколько недель».

В результате одной из таких сессий появился EP[180] Гвена Гурти ‘Padlock’ — миниальбом из шести песен, выросший из рядового проекта создания ремикса на песню ‘It Should Have Been You’. Леван, как всегда, медлил, так что работа превратилась в затяжной марафон. «Люди с лейбла Island так расстроились из-за этих проволочек и стоимости ‘It Should Have Been You’, что похоронили проект, — вспоминает Дэнни Кривит. — Год или два он просто с удовольствием крутил ее в «Гараже»».

Единственной константой в кинетическом хаосе повседневной жизни Левана была Джуди Вайнштейн. Она взяла на себя роль менеджера, информатора по артистам и репертуару, советчика и матери. «Он совершенно ее очаровал, — считает Ники Сиано. — Она очень много для него сделала». Вайнштейн руководила крупнейшим в стране фонограммным пулом For The Record и, следовательно, получала сведения о пластинках раньше других. «Она узнавала о разных вещах еще до их выхода», — подтверждает Винс Алетти. Джонни Дайнелл вспоминает, как Леван реагировал на еженедельное появление Вайнштейн в Paradise Garage. «Когда она входила в «Гараж», Ларри внезапно начинал показывать класс. Она была его богиней».

На закате истории «Гаража» в карьере Левана начался крутой спад: наркотики задвинули диджейство на задний план. В последний год он все чаще прибегал к услугам запасных диск-жокеев клуба: Дэвида Де Пино (David DePino), Джои Льяноса (Joey Llanos) и Виктора Росадо (Victor Rosado). Клуб закрылся 26 сентября 1987 года, пав жертвой лихорадки спекуляций на недвижимости, охватившей Манхэттен. Состоялась грандиозная двухдневная вечеринка, на которую явились четырнадцать тысяч человек, чтобы со слезами на глазах попрощаться со своим любимым пристанищем. Хотя такой финал давно был предрешен, он все же потряс нью-йоркскую клубную сцену. «Я чувствовал себя так, будто в моей семье кто-то умер», — говорит Чарли Грэппоун.

В Paradise Garage, особенно в его последние годы, сформировалась довольно крупная внутренняя тусовка героинистов, к которой принадлежал и Ларри. «Он явно подсел на наркотики, — говорит Кривит, — но тогда они, казалось, еще не подчинили себе его жизнь. Ближе к концу, в последний год или два, ему, наверное, стало ясно, что «Гараж» скоро закроется. Мне кажется, в тот момент наркотики оказались сильнее, и он отдалился от клуба».

«Когда Paradise Garage закрылся, Леван лишился дома, но он все равно бы пошел по этой дорожке, — считает Дэйв Пиччиони. — Нельзя сказать, что Ларри умер, потому что не перенес гибели клуба. Уверен, это стало для него страшным разочарованием, но он сам его приблизил. Он был очень способным парнем, но решил уйти вот так — сторчавшись».

Рассказывают, что он продавал пластинки — немыслимо для диджея, настолько сильно влюбленного в музыку, — чтобы найти деньги на наркотики. Всякий раз, когда после закрытия «Гаража» Левана нанимали крутить винил, его друзьям приходилось мотаться по распродажам и выкупать его коллекцию, чтобы он не упал в грязь лицом. Дэнни Кривит вспоминает, как наткнулся на уникальный ацетатный ремикс Левана на песню ‘Cant Shake Your Love’ певицы Syreeta в музыкальном ларьке и понял, что большинство выставленных там пластинок тоже принадлежала ему.

Джастин Беркман (Justin Berkman) — английский виноторговец и диджей, некоторое время живший в Нью-Йорке, — открыл в Лондоне клуб, непосредственно вдохновленный примером «Гаража» и Ларри Левана. Назывался он Ministry of Sound. Он заплатил Левану за выступление.

«Мы пригласили его на три дня, — говорит Беркман. — Он прилетел без пластинок, опоздав на восемь дней, и в итоге остался на три месяца. Я его спросил: «Ларри, а где твои пластинки?» Он ответил: «Их нет. Все продал»». Тем не менее, какие-то диски удалось раскопать, и Леван, несмотря на поработившую его наркотическую зависимость, отыграл классный сет.

Его последняя поездка за рубеж состоялась в августе 1992 года, когда он вместе с Франсуа Кеворкяном посетил Японию. Они выступали вместе в клубе Endmax. «Ларри построил сет на филадельфийской классике, и тот получился очень трогательным и эмоциональным, так как все песни говорили о том, что ему по-настоящему больно, — вспоминает Кеворкян. — Мы все тогда это чувствовали. Думаю, он понимал, что умирает, и все сыгранные им треки кричали о скоротечности жизни, о мимолетно всего в ней. Он ставил ‘Time Waits For No One’[181] Джин Карн и ‘Where Do We Go From Here?’[182] группы Trammps и другие подобные вещи. Я просто стоял там в рубке, смотрел, как Ларри крутит пластинку, и вдруг осознал, что это один из лучших и ярчайших моментов моей жизни. Это было прекрасно, и понимание этого придавало событию особый драматизм». Три месяца спустя, 8 ноября 1992 года, Леван умер.

Каждый год в день рождения Ларри Левана в Нью-Йорке устраивается вечеринка в его память.