Основание Карфагена
Ликсус, Гадир и Утика были уже созданы; настало время и Карфагена. Примерно в шести милях южнее Утики находился холмистый полуостров, сложенный из песчаника. Он когда-то отделял бухту, в которую и сейчас впадает река Меджерда, от залива, называемого в наши дни Тунисским. Песчаные наносы еще не засыпали устье этой реки, и в открытое море вдавался полуостров. Он соединялся с материком двумя песчаными насыпями, которые сейчас окружают Тунисское озеро, изобилующее рыбой. Южный берег этого полуострова тянулся с северо-востока на юго-запад, предоставляя прекрасную возможность превращения его в якорные стоянки и гавани. Берег был защищен от свирепых северных и западных ветров, и большие суда, проходившие в залив, можно было вытаскивать на сушу, как и малые каботажные суденышки, а также посыльные суда, перевозившие в город людей и товары и доставлявшие сюда рыбу.
В небольшом устье, в которое впадала река, стекавшая с холмов Малги, находилась очень удобная стоянка для судов; она тогда еще не была засыпана песком и имела вполне приличную глубину. И наконец, канал, шедший из залива Ле-Крам, который был защищен ото всех ветров с моря, вел в две лагуны Дуар-Шотта, которые образовывали великолепную природную гавань. Проход в эти внутренние гавани и к будущему городу с севера был защищен высокими, крутыми утесами современного мыса Сиди-Боу-Саид, а с юга – перешейком шириной семь с половиной миль. Это открытое пространство можно было легко защитить.
Полуостров изобиловал свежей пресной водой; уровень ее был высок, а подход – не труден. Зимой и летом у подножия северного утеса бил родник. Воздух здесь здоровый, и на холмах даже бодрящий. Горячий юго-западный ветер, который в этих краях называют сирокко, прежде чем достичь Карфагена, проходил над водами пролива и охлаждался. И наконец, вокруг города было достаточно земли, чтобы прокормить его растущее население. На плато росли пшеница и ячмень, а на солнечных, защищенных от ветра склонах – виноград. Словом, здесь было все необходимое, чтобы превратить Карфаген в идеальный порт, который Гомер описал такими словами: «Роскошный остров покрыт лесами, где обитает много коз… ни в коем случае не бедная страна, но способная, в свой сезон, давать урожай любой культуры. Вдоль берега серого моря тянутся мягкие орошаемые долины, где никогда не переводится виноград; хватает и ровной земли для плуга, где они могут надеяться собрать в надлежащее время богатый урожай, ибо почва здесь необыкновенно плодородна. Имеется и безопасная гавань, в которой не надо закреплять корабли. Нет нужды бросать якорь или привязываться канатами: команда должна лишь вытащить судно на берег и ждать, когда подуют попутные ветра и можно будет плыть дальше. И наконец, в основании гавани есть ручей с пресной водой, вытекающей из пещеры в тополиной роще… [он] может служить [гаванью для кораблей], заходящих в иностранные порты во время своих путешествий, которые корабли совершают между разными странами».
Первые группы поселенцев, без сомнения, поселились на пляже, у лагуны Дуар-Шотт, и на холмах Бирсы – будущем акрополе, – которые высятся над гаванью, словно маяки. Такое место конечно же было гораздо лучше того, на котором стоял город Утика, и Карфаген быстро его перерос и превратился в финикийскую метрополию на западе. Он был так богат, что о нем пошли легенды, касающиеся в особенности обстоятельств его зарождения. Здесь переплелись между собой мифы и факты, поэтому вопрос об основании Карфагена является одним из самых сложных в истории.
Это объясняется двумя причинами. Во-первых, от Карфагена не осталось хроник, в которых была бы указана точная дата его возникновения. В литературе об этом ничего не говорится; на пунических монетах не чеканили дат; а метод датировки по именам магистратов, занимавших эту должность в тот или иной год, к Карфагену неприменим. «Городские хронологии» были изобретены греками, их переняли сначала римляне, а потом – и весь цивилизованный мир. В ту пору же, когда был основан Карфаген, его писцы следовали восточной традиции, используемой в метрополии, и заносили в городские анналы лишь имена царей, указывая, сколько лет они правили, и называя главные события их царствования. Именно так составлялись исторические книги Библии. Позже, в последние века существования города, карфагенские писцы, следуя греческой традиции, составляли списки людей, занимавших должность магистратов, которых называли суффетами. Суффетов избирали на один год, и их имена помогают ученым датировать события. Но в 146 году до н. э. Сципион приказал сжечь Карфаген, и все городские архивы, анналы и списки суффетов, составленные писцами, погибли в огне, а с ними и все другие документы, которые могли бы подсказать нам, сколько веков на самом деле просуществовал Карфаген. Не имея в своем распоряжении пунических текстов, современные историки вынуждены полагаться на греческие и римские версии основания Карфагена.
Однако эти версии не согласуются не только между собой, но и с данными археологии.
Три группы текстов дают нам три разные даты. Первую группу составил греческий историк Филист Сиракузский, живший в IV веке до н. э. Он приписывает основание города Шору и Кархедону. Аппиан и позже Евдоксий Кузикус следуют его примеру; последний датирует возникновение Карфагена 803 годом «эры Авраама», то есть 1213 годом до н. э. Однако такого быть не могло, а имена двух героев являются, несомненно, транскрипцией названий Тир (Шур по-финикийски) и Карт-Хадашт или Карфаген (Кархедон по-гречески). Что касается так называемой «эры Авраама», то это было более позднее изобретение и не имеет под собой никакой документальной основы.
Другая группа текстов датирует основание Карфагена 814 или 813 годами до н. э. Тимей, греческий ученый, живший в IV веке до н. э., пишет, что Карфаген был основан Элиссой, сестрой царя Пигмалиона, после того как ее муж был убит по приказу царя. Принцесса бежала из родного города, а с ней и несколько тирийцев; после многих тягот и приключений они добрались до Ливии и основали город. Когда Элисса стала царицей, местные жители называли ее «Дейдо». Говорят, что эти события произошли за 38 лет до первой Олимпиады, то есть в 814 или 813 годах до н. э. (Тимей).
Позже Юстин, обработавший труд римского историка Помпея Трога (жившего в I веке до н. э.), записал аналогичную историю, навеянную ему тем же источником, что и Тимею. Эта история содержит больше подробностей, но в ней переплелись быль и легенда. События тоже происходят во время правления в Тире Пигмалиона, и главной героиней является Элисса. Ее муж: Ацербас был верховным жрецом бога Мелграта, но по приказу царя его убили. Принцесса бежала из Тира и сначала прибыла на Кипр, где к ней присоединилась группа тирийских сенаторов. Они увезли с собой женщин, чтобы обеспечить продолжение рода; к ним присоединился и верховный жрец Юноны, который прихватил с собой статую этой богини. Все они отправились в Африку и в конце концов сошли на берег в том месте, где позже возник Карфаген. Им разрешили поселиться на клочке земли, размер которого не должен был превышать площадь участка, покрытого бычьей шкурой. Царица разрезала шкуру на узкие полоски и получила во владение холм, на котором потом расположился акрополь. Его назвали Бирса (бирса по-гречески «шкура быка»). После этого оракул сообщил им, где надо построить город.
От одного места пришлось отказаться, поскольку там был найден череп быка, предвещавший тяжелые времена и непосильную работу. Выбрали другое место, где был найден череп коня – символ власти. После этого идет рассказ о жертве царицы. Иарбас, местный вождь и царь гетулийцев, стал требовать, чтобы Элисса вышла за него замуж, угрожая, в случае неповиновения, уничтожить город. Царица велела соорудить под окнами ее дворца, стоявшего неподалеку от городских ворот, погребальный костер, сославшись на то, что ей надо принести жертву манам ее мужа. Заверив Иарбаса, что станет его женой, Элисса, стремясь спасти город от уничтожения, бросилась в костер, не желая изменять своему мужу Ацербасу. Юстин связывает эти события с основанием Рима, которое произошло 72 годами позже. У Варрона эти 72 года превращаются в 62, и мы получаем дату 814 год до н. э., которая совпадает с датами других источников. Сервий приводит цифру 70 лет, а Веллей Патеркул – 65; если же принять римскую эру Полибия, то снова, в качестве года основания Карфагена, мы получим 814 год до н. э.
Но, к сожалению, история Юстина не выдерживает никакой критики. Наиболее правдоподобная ее часть практически совпадает с версией Тимея и, несомненно, была взята из его труда, поскольку Помпей Трог хорошо знал работу этого греческого историка и часто ее цитировал. Все новые факты, приводимые Юстином, несомненная выдумка, ибо они совершенно неправдоподобны и относятся к разряду легенд, которые использовались для придания законности факту основания города и власти нового царя. Насильственный увоз киприотских женщин очень напоминает историю о похищении сабинянок товарищами Ромула; упоминание об оракуле, намерение Иарбаса жениться – всему этому можно легко найти исторические параллели. Рассказ о жертве имеет все характеристики этиологического мифа, созданного для оправдания древнего ритуала, значение и смысл которого были забыты. Тот факт, что датировка Тимея, привязанная к первой Олимпиаде, а Юстина – к римской эре, согласуются между собой, мог быть весьма примечательным, если бы составлял главную часть этой истории, а не был бы присоединен к ней в самом конце. Юстин, таким образом, не приводит никаких доказательств, которые подтверждали бы историю Тимея.
Третий текст, по-видимому, был взят не из Тимея, а из другого источника. Используя хронологическую систему, отличную от греческой, его автор называет другую дату основания Карфагена – не 814 год до н. э., а 826-й. Как мы уже говорили, финикийские города имели свои хроники. Карфагенские анналы погибли, но тирские дошли до нас в трудах Иосифа Флавия, еврейского историка I века н. э., который создавал свои произведения в надежде защитить Библию от антисемитских атак греков. Иосиф цитирует эллинского автора, Менандера Эфесского, который опирался на хроники царей Тира. Он пишет, что на седьмой год правления царя Пигмалиона сестра этого царя бежала в Ливию и основала Карфаген. Согласно хроникам Тира, это произошло через 155 лет и 8 месяцев после восшествия на престол Хирама, царя Тира и союзника Давида и Соломона, которые помогли ему возвести храм в Иерусалиме. Седьмой год правления Пигмалиона пришелся на 826 год до н. э., о котором писал Флавий. Это близко к дате Тимея, но не совпадает с ней (разницу в 13 лет можно объяснить либо несовершенной системой летосчисления, которую использовали восточные летописцы, либо ошибкой того, кто снимал копию).
На первый взгляд может показаться, что существовал какой-то финикийский источник, который Тимей и Менандер использовали независимо друг от друга и который относит основание Карфагена к правлению Пигмалиона. К сожалению, мы не можем быть уверены, что Менандер и Иосиф Флавий приводят правдивое изложение тирийских хроник. При этом нет никаких сомнений, что оба они вводят в свой рассказ истории, взятые из какого-то другого источника. Вполне возможно, что одним из таких рассказов и стала история о побеге Элиссы, поскольку она характеризует царя Пигмалиона не с лучшей стороны, и вряд ли поэтому ее могли зафиксировать официальные писцы. Вполне возможно также, что Менандер и Флавий включили в свои книги рассказ, выброшенный из хроники Тимея. Этого автора они оба хорошо знали и часто цитировали.
Датировку Тимея признавало большинство античных авторов, в особенности Цицерон и Аппиан. Только Апион, противник Иосифа Флавия, считал, что Карфаген был основан позднее, в 751 году до н. э. Однако ни один критик той эпохи не признавал мнения этого дискредитировавшего себя автора[4].
До недавнего времени критика информации, касающейся времени основания Карфагена, базировалась исключительно на сопоставлении текстов. Гсел хотя и неохотно, но признал дату, предложенную Тимеем, – 814 год до н. э. Белох же, наоборот, ее отвергал. И лишь недавно Форрер предложил другую дату – на полтора столетия позже, которая основывается исключительно на исторической критике. Он утверждает, что древние историки перепутали две финикийские колонии с одинаковыми названиями, а анализ надписей подтверждает, что кипрский город, известный в более позднее время как Китион, первоначально назывался Карт-Хадашт. Форрер утверждает, что в 814 году до н. э. Элисса, сестра Пигмалиона, основала Карфаген на Кипре, а африканский Карфаген был создан в 663 году до н. э. Дидоной и Анной, дочерьми тирийского царя Баалу, которые бежали из Финикии, чтобы не попасть в гарем Ашурбанипала Ассирийского. Тот же Вергилий сообщает нам, что отцом Дидоны был некий царь Белус, это имя очень похоже на латинизированную форму Баалу. К сожалению, Вергилий весьма вольно обращался с историей; он связывает бегство Дидоны с Троянской войной, то есть с XIII веком до н. э. Его Дидона, как мы уже сказали, приходилась дочерью царю Баалу, что не помешало ей быть сестрой Пигмалиона.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что, столкнувшись с таким разбросом мнений, современные историки отложили древние тексты и обратились к археологическим находкам. Позже мы увидим, что самыми древними руинами, обнаруженными в Карфагене, являются останки часовни, которые располагаются в самых нижних слоях святилища Саламбо. В наши дни это святилище называется тофетом.
В этой часовне сохранилось собрание вотивных греческих ваз, изготовленных между 750 и 725 годами до н. э. Эти артефакты говорят о том, что Карфаген был основан ближе к середине VIII века до н. э., то есть подтверждают предположение Апиона.
Конечно, никто не спорит, что нижние слои Карфагена исследованы еще недостаточно. Часовня, о которой мы говорили, была обнаружена Кинтасом только в 1947 году. Она располагается в той части тофета, которая, как считалось, была тщательно изучена до самого дна. До обнаружения останков этой часовни у ученых не было ни единого археологического доказательства того, что город появился раньше 700 года до н. э. Если бы у археологов была возможность изучить оставшуюся часть тофета, которая находится сейчас под застройкой, они, вполне вероятно, обнаружили бы и другие останки, говорящие о более раннем заселении этого места. Эти артефакты вполне могли бы быть древнее уже найденных.
Ученые, не согласные с тем, что Карфаген был основан в 814 году до н. э., указывают на то, что керамика, обнаруженная в могилах, относится к первой половине VIII века до н. э. или даже к его последней трети. Это справедливо и для горшков, найденных на самом дне тофета в пустотах подстилающих скалистых пород, на одном уровне с часовней Кинтаса. Вряд ли этот факт можно объяснить случайностью или незавершенностью раскопок. Во всех других местах, даже в тех, в которых раскопки велись весьма поверхностно, всегда предполагалось, что будут найдены керамические свидетельства более древнего периода колонизации. Трудно поверить, что финикийцы могли прожить более 80 лет в Карфагене, не оставив после себя ни малейшего следа.
Таким образом, в настоящее время проблема датировки Карфагена еще не решена. Мы можем быть уверены только в одном – во второй половине VIII века до н. э. Карфаген уже существовал. Тем не менее следует подчеркнуть, что мы не можем использовать дату, предложенную Тимеем (814 год до н. э.) или Иосифом Флавием (826 год до н. э.), как хронологический критерий датирования археологического материала, найденного в девственной почве, но это вовсе не означает, что можно сбросить со счетов данные литературных источников. Вполне возможно, что корабли тирийских моряков бросили якорь в лагунах Ле-Крама, укрытых от ветров мысом Карфаген. Возможно также, что во главе этой экспедиции стояла царевна по имени Дидона и что благодаря ее присутствию новый промежуточный торговый порт с самого начала стал более важным, чем другие финикийские аванпосты на западе. Как и они, этот порт представлял собой место стоянки морских кораблей, которые заходили сюда по пути или оставались в этих краях на зиму, благодаря чему появился новый экономический центр. На берегу, скорее всего, стояло всего лишь несколько маленьких домиков и один-два алтаря, сооруженные из легких материалов. На горе Бирса, вероятно, был оборудован наблюдательный пункт, охранявший этот порт. Возможно, постоянного населения здесь еще не было; проживало всего несколько стражников, которые, завершив свою службу в этом краю, возвращались домой в Финикию. Как мы увидим ниже, прошло целых сто лет, прежде чем в Карфагене появились экономические, социальные, политические и религиозные структуры, которые и превратили его в город.