Война наемников

Читателю, вероятно, покажется странным, что этот хорошо известный эпизод мы называем социальным кризисом. Ему посвящен роман Густава Флобера «Саламбо», романтическая история которого конечно же излагается по версии Полибия. Именно он сообщает нам об этом событии и излагает его так, словно оно действительно относится к военной истории.

Карфагенянам пришлось подавить несколько бунтов наемников. Один из них чуть было не разразился в Лилибауме в 250 году до н. э., когда этот город находился в осаде и несколько галльских командиров планировали передать его в руки римлян. Однако их планы раскрыл греческий офицер по имени Алексон; они были разрушены благодаря дипломатическим талантам генерала Гимилько и его помощника Ганнибала, сына старого защитника Агригентума. Карфагеняне были не единственными, кто пострадал от неверности профессиональных вояк, как мы уже видели на примере захвата Мессины мамертинами.

Пуническое правительство предприняло решительные шаги, чтобы в будущем подобные инциденты больше не повторялись. Карфагеняне предпочитали нанимать солдат удачи в варварских странах Запада, таких как Иберия, Галлия и Лигурия, а не греческих кондотьеров. Варвары-наемники обходились гораздо дешевле. Более того, эти полудикари чувствовали себя не в своей тарелке в тех регионах, где им приходилось воевать; у них не хватало ума, чтобы устраивать заговоры, а поскольку они говорили на разных языках, солдаты из разных стран общаться между собой не могли. За офицерским составом этих войск очень пристально наблюдали. Из дикарей выходили только командиры самых низших рангов, да и тех выбирали среди ветеранов, которые были верны Карфагену по той простой причине, что любили свое дело. Офицерами всех других рангов были карфагеняне; они получали такое же образование, как и их коллеги из европейских армий, которые служили в войсках завоеванных стран. В войсках Карфагена были специалисты по Галлии, например Ганнибал, сын Ганнибала из Агригентума, и его знание Галлии помогло раскрыть заговор в Лилибее. Другие офицеры изучали ливийцев, иберов и лигурийцев.

Пуническое правительство было уверено в том, что подобная организация работает эффективно, и не обратило особого внимания на первые признаки недовольства, которые проявились в войсках, эвакуированных с Сицилии после подписания мира с Лутацием.

Гиско, опытный военачальник, отправлял наемников в Карфаген небольшими партиями и советовал как можно скорее распустить их по домам. Но сначала им нужно бы заплатить за службу, а казначеи республики, как и все консервативные министры финансов, любили экономить на оплате труда. Поэтому в городе скопились огромные массы уволенных со службы солдат, которые от скуки становились все более неуправляемыми. Вскоре они уже стали представлять опасность для горожан, и их отправили на ливийскую границу, в Сикку Венерию, которая сейчас называется Ле-Кеф. Она располагалась неподалеку от современной алжиро-тунисской границы и представляла собой изолированную крепость, окруженную независимыми ливийскими племенами. Городом командовал Ганнон Великий, который заверил, что заплатит им, но меньше того, что было обещано. Это обещание было встречено с негодованием, и взбунтовавшиеся наемники двинулись в сторону Карфагена. Они закрепились в Тунисе, как это сделали до них Агафокл и Регул. Правительство отправило к ним Гиско, который только что вернулся в Африку. Многие наемники, в особенности офицеры, искренне уважали своего старого военачальника и приняли его в качестве арбитра.

Но тут произошло событие, которое превратило простой бунт в самое настоящее восстание. Среди наемников было много «полугреков», как называл их Полибий. Это были в основном бывшие рабы, родившиеся и воспитанные в эллинистических странах, которым удалось бежать из тюрем Южной Италии и Сицилии. Они обладали знаниями и умом, которых не хватало варварам. Некоторые из них, например Спендий, выходец из Кампаньи, которого разыскивал хозяин для того, чтобы распять, горели настоящим революционным энтузиазмом. Эти наемники соединились с ливийцами, которых после демобилизации возглавил Мафо и которым не удалось бы избежать наказания со стороны карфагенян, если бы их дома не находились за границей.

Мафо и Спендий обработали солдат по всему лагерю; им удалось поднять их на мятеж против младших офицеров и сержантов, которые по-прежнему сохраняли верность Карфагену. Во время первого бунта несколько человек из их числа были убиты, а Гиско и его штаб захвачены в качестве заложников. Восстание Спендия и Мафо поддержал только отряд галльских преступников, которых, вместе с их лидером Автаритом, изгнали из родной страны за совершенные ими преступления. Они установили контакт с ливийскими крестьянами, что сильно ухудшило ситуацию, поскольку последние совсем недавно были жестоко наказаны за поддержку Регула. Ганнон потребовал тогда, чтобы они отдавали помещикам половину своего урожая. И к 20 тысячам наемников в тунисском лагере присоединилось 70 тысяч крепостных крестьян.

Карфаген был бы взят восставшими, если бы консервативные правительства Рима и Сиракуз не осознали, чем им грозит это восстание, и не пришли бы к нему на помощь. Уже в 265 году до и. э. Рим играл роль «хранителя социального закона и порядка» – а это был год, когда разразилось восстание Вольских рабов. Ему еще несколько раз пришлось сыграть эту роль. И хотя сенат не хотел открыто вмешиваться в этот конфликт, он ответил отказом на просьбы восставших о помощи, запретил своим купцам торговать с ними и стал поощрять их заняться снабжением Карфагена. Гиерон предоставил в распоряжение пунического города много продовольствия и денег.

А тем временем восставшие полностью осадили город, который до этого был отрезан от внутренних районов материка оккупацией Туниса. После этого они решили овладеть Бизертой и Утикой. Был призван Ганнон Великий, которому поручили дать отпор мятежникам. Именно благодаря его усилиям удалось собрать войско из горожан и прибывших в Карфаген иноземных наемников. К сожалению, его военные способности сильно уступали административным. Он участвовал в пограничных стычках с недисциплинированными ордами ливийцев, но, одержав победу в первой стычке со Спендием, осадившим Утику, с удивлением увидел, что его победа превратилась в поражение.

Это вызвало недовольство низших классов Карфагена, которое привело к возвращению к власти Гамилькара Барки. Последний после заключения мира с Лутацием остался не у дел и не принимал участия в переговорах с наемниками. Гсел высказал предположение, что он был в опале. Но вполне возможно, что он ждал подходящего случая и не хотел, чтобы его имя связывали со скомпрометировавшей себя олигархической партией, назначившей Ганнона, которому благоволил Гиско, генералом. Несомненно, Гамилькар Барка надеялся подавить мятеж не только силой, но и переговорами и, вероятно, планировал с помощью войск захватить власть. Именно так он и стал действовать, когда его назначили главнокомандующим, подчинив ему Ганнона. И для того чтобы поднять боевой дух своей армии и напугать армию противника, он совершил выдающийся подвиг. Утика находилась примерно в 25 милях от Карфагена, строго по прямой. Южную часть залива, в который впадает Медьера, пересекает подводная песчаная отмель, которая даже в наши дни в некоторых местах представляет собой непроходимое препятствие для судов. Гамилькар провел своих людей через эту длинную отмель, что стало неприятным сюрпризом для Спендия, а потом разгромил его с помощью тактического приема, который позже использовал Ганнибал в битве при Каннах. Было вырезано шесть тысяч восставших, а угроза блокады с моря исчезла раз и навсегда.

Утвердившись во власти, Гамилькар начал оказывать на мятежников мощное психологическое давление. Он принял в свое войско всех пленников, которые пожелали вступить в него, а остальных отослал домой. Этим он рассчитывал подорвать власть тех лидеров в стане мятежников, которые отличались экстремистскими взглядами, ибо знал, что некоторые младшие офицеры, пережившие первую резню, начали восстанавливать свое влияние на восставших. Мафо и Спендий ответили на это террором: слабые были вырезаны, а Гиско и другие пленники жестоко замучены. Гамилькару удалось добиться успеха только среди нумидийцев, традиционные вожди которых, вероятно, не хотели, чтобы их последователей ассоциировали с революционерами. Один из этих саидов, по имени Наварас, перешел на сторону Карфагена, и Гамилькар, в качестве вознаграждения, пообещал ему руку одной из своих дочерей. Тем не менее этот скромный успех не повлиял на течение войны, поскольку Утика, Бизерта и армия в Сардинии переметнулись на сторону врага. Теперь единственной надеждой на спасение оставалась помощь Рима, и Рим отказался принять в свое подданство Сардинию, которая была предложена ему наемниками. Если бы олигархи захотели отказаться от политики Гамилькара, у них нашлась бы масса аргументов в пользу этого. Консервативный генерал Ганнон решил вернуть себе власть, которая так и не была отобрана у него легальным путем, и разделить командование с Гамилькаром. И последнему, в самый разгар войны, пришлось провести первую из политических операций, которые приведут к падению режима аристократии и сделают его хозяином Карфагена.

Как мы уже видели, до сих пор правом назначать генералов пользовались только старейшины. Аристотелев анализ конституции Карфагена показал, что народ имел право вмешиваться только в том случае, если совет и царь не могли прийти к единому мнению. Полибий сообщает нам, что именно в этот момент одна из дочерей Гамилькара вышла замуж за царя Бомилькара. По-видимому, с тех пор этот царь стал союзником Гамилькара и наложил вето на назначение Ганнона генералом, одобренное старейшинами. Возникла необходимость обратиться к народу. Впрочем, какова бы ни была причина этого обращения, мы, благодаря Полибию, знаем, что было созвано Народное собрание, которое решило, что армия должна выбрать того генерала, который ей больше нравится. Это стало поистине революционным решением, в котором были заложены семена военной монархии, аналогичной той, что правила Востоком после завоевания его Александром Македонским. Что касается вакансии второго генерала, она должна была заполняться по желанию народа, а не по выбору старейшин, как это делалось раньше. Естественно, жертвой этого странного решения стал Ганнон; его место занял Ганнибал, сын Гамилькара Паропосского, который, вероятно, приходился Баркидам родственником. Олигархи, как и следовало ожидать, отменили это решение, как совершенно незаконное, а Ганнон заявил, что был отстранен от командования силой.

К счастью, именно в это время была одержана большая победа, которая оправдала эти действия, граничившие с переворотом. Гамилькару удалось загнать армию Спендия и Автарита в ущелье Со, глубокую и узкую долину в центре Тунисского хребта. Руководители мятежа, преданные соратниками, были захвачены в плен и распяты, а солдаты – уничтожены. Мафо, оставшийся в Тунисе со своими ливийцами, восстановил баланс сил с помощью удачной атаки, в ходе которой сумел захватить в плен нового генерала Ганнибала, которого, в свою очередь, распяли. Но важнее всего оказалось то, что Рим посчитал новый порядок вещей в Карфагене враждебным для себя и полностью изменил свою политику. Комитии больше не поддерживали Фабиев; к власти вернулись Корнелии, Сципионы и Лентулы. Они рекомендовали проводить политику экспансии, причем сначала советовали захватить Корсику и Сардинию, которые члены этих семейств уже пытались завоевать в ходе 1-й Пунической войны. Таким образом, в 237 году до н. э. сенат принял «подарок», который восставшие наемники уже предлагали ему в прошлом году и от которого (от Сардинии) он тогда отказался. Это решение не привело к немедленному захвату островов, но оно продемонстрировало дурные намерения Рима.

Олигархическая партия Карфагена воспользовалась сложной ситуацией, в которой оказался Гамилькар, и аннулировала прежние конституционные решения. Государственный совет, который стал реальным правительством республики, был лишен большей части своих прерогатив. Они перешли к генералам. Этот совет стал оказывать давление на Барку, чтобы тот помирился с Ганноном и позволил ему возобновить командование войсками. Гамилькару пришлось уступить, но это, в свою очередь, сделало голосование армии против Ганнона незаконным. Оба соперника, для виду, помирились на публике, а потом завершили войну, разгромив Мафо, которого они отдали народу на растерзание. Утика и Бизерта вынуждены были сдаться победителям, а ливийский народ подвергся жестокому наказанию и снова подчинился карфагенскому игу.

В конце первой фазы кризиса дело выглядело так, будто крупные землевладельцы одержали победу над социальным возмущением, а также над народом и националистическими группами Карфагена. Олигархи были так сильно уверены в своей полной победе, что попытались избавиться от Гамилькара, вызвав его на суд совета Одной Сотни и Четырех. Аппиан сообщает нам, что его обвинили даже в том, что война наемников разразилась из-за его плохо продуманных и поспешных обещаний!