Попытка Ганнибала возродить мощь Карфагена и ее провал
Подобно всем государствам, которые только что завершили продолжительную войну и проиграли ее, Карфаген около 200 года до н. э. пережил внутренний кризис.
Демократы, пребывавшие у власти в течение всей этой войны, после поражения раскололись. Экстремисты разорвали первое перемирие с Римом, а некоторые из них хотели продолжать войну и после битвы при Заме. Один из них даже выступил с подобным предложением перед советом старейшин. Ганнибал собственноручно стащил его с трибуны, но это вызвало такой взрыв негодования, что ему пришлось извиниться.
Старая олигархия, возглавляемая Ганноном Великим, более тридцати лет находилась в оппозиции и утратила свое былое влияние. Однако после поражения в войне она получила шанс сыграть новую роль. Один из ее лидеров, Гасдрубал по прозвищу Ребенок, возглавлял посольство, подписавшее мир с Римом. Тем не менее аристократы, принадлежавшие к этой партии, так и не смогли вернуть себе доверие народа.
Третья партия, без сомнения, сформировалась на втором этапе войны, вокруг Гасдрубала, сына Гиско. Некоторое время она возглавляла страну в союзе с пробаркидской партией, но в конце концов, во время дипломатических событий, стоивших ее лидеру жизни, была оттеснена от власти.
Конституция не помогла решить проблемы страны. Подобно большинству народов Античности, карфагеняне даже не пытались скоординировать работу институтов, которые появились в разные периоды и выполняли функции различных политических партий. Тот или иной институт временно возвышался над другими только тогда, когда этого требовал ход событий. Народное собрание имело право, которое оно приобрело благодаря Баркидам, проводить голосование по самым значимым событиям в жизни города. Наиболее важными его представителями были суффеты, избиравшиеся собранием ежегодно. Существовали и другие магистраты, не зависящие от Народного собрания напрямую, например чиновник, отвечавший за финансовые вопросы, которого Ливий называл латинским словом «квестор». Старый трибунал Одной Сотни и Четырех по-прежнему существовал. Его членами, как и в римском сенате, становились экс-магистраты – особенно квесторы. Они заседали в этом трибунале до самой своей смерти. «Они распоряжались собственностью, честью и жизнью людей, – рассказывает нам Ливий, – и тот, кто оскорблял кого-нибудь из них, навлекал на себя гнев всех остальных, поэтому не было недостатка в обвинителях, выступавших перед трибуналом, который был заранее настроен [против обвиняемого]». Чисто политические дела судил теперь народ, как в Афинах. Одна Сотня и Четыре рассматривала дела о взятках и растрате средств, и это давало ее членам способ продвигать одних политиков и избавляться от других.
Таким образом, контроль за расходом денежных средств находился в руках олигархов. Посредником здесь выступал совет тридцати, о котором Марсель Тарнор упоминает в связи с контролем за налогами. Этот совет, вероятно, можно отождествить со Святым советом Ливия. Это не мешало Баркидам распоряжаться ресурсами империи по своему усмотрению, что позволило им проводить независимую политику. Должностные лица при них тратили бюджетные деньги, как им вздумается, и во многих случаях чиновникам удавалось более или менее честным способом направить часть государственных средств в свой собственный карман. Однако при существовавших обстоятельствах Ганнибал решил, что Карфаген больше не может позволить себе терпеть подобные безобразия. Более того, он поставил перед собой задачу завершить демократическую революцию, начатую его отцом: все назначения производились теперь в результате народных выборов, и должности можно было занимать лишь в течение определенного времени.
Эта политика, естественно, не понравилась Риму, но он был занят своими проблемами на Востоке. С 201 по 196 год до н. э. римляне воевали с Филиппом Македонским за контроль над Грецией, а победа под Кинокефалом (197 до н. э.) дала им власть над Балканами. Тем не менее с 222 года Антиох III, по прозвищу Великий, занимался возрождением империи Селевкидов; в 198 году он отвоевал у Египта Кельскую Сирию. За эту территорию оба государства боролись с момента своего основания; Египет не смог ее удержать из-за глубокого упадка, который воцарился после смерти Птолемея III в 221 году.
Это означало, что финикийцы, неожиданно для себя, оказались подданными Селевкидов. Отношения между Карфагеном и его старой метрополией были по-прежнему тесными – несмотря на то что метрополия почти полностью эллинизировалась. Эти отношения можно было легко использовать для заключения союза между Антиохом и Ганнибалом. Все располагало к согласию этих государей: у Антиоха не было причин ненавидеть Рим, но он не мог позволить ему доминировать в Греции. Более того, Антиох решил овладеть той частью Малой Азии, которой правил царь Пергам, а последний уже находился под покровительством Рима. Другим союзником Рима в греческом мире была республика на острове Родос, и если бы селевкидскому царю удалось, как он собирался, установить свой контроль над проливами, то этой республике грозила бы гибель. И наконец, Ганнибал и Антиох готовы были поддерживать демократические государства, в то время как Рим оказывал помощь олигархическим режимам.
К несчастью для Ганнибала, он сумел подчинить себе Карфаген, когда Рим уже завершил войну с Македонией, но не успел еще начать военных действий против великого царя. Нам неизвестно, что помешало Баркиду стать суффетом раньше. Вероятно, ему нужно было сначала восстановить единство народной партии и привлечь на свою сторону экстремистов, которые упрекали его в том, что он слишком рано закончил войну с Римом. Писатели Античности оставили нам противоречивые рассказы об этом периоде, и при этом совершенно неправдоподобные. Дион Кассий утверждает, что Ганнибал был отдан под суд, а Корнелий Непот сообщает, что он до 200 года оставался главнокомандующим пунической армией, пока римляне не потребовали его убрать.
Таким образом, в 196 году Ганнибал, вероятно в паре с преданным ему человеком, был избран суффетом. Вскоре после этого он пригласил к себе государственного казначея и потребовал дать отчет о финансовом положении страны. Этот шаг создал серьезную конституционную проблему. В большинстве городов Античности магистраты работали независимо друг от друга, и их власть ограничивалась рамками их должности. В Карфагене суффеты в основном занимались правосудием и не имели никаких прав требовать отчета о расходе финансовых средств. Казначей, несомненно, принадлежал к олигархической партии и, скорее всего, не избирался народом, так что он имел все основания считать, что Ганнибал превысил свои полномочия. Баркид же, несомненно, придерживался рациональной и демократической концепции о вещах, которая требовала не обращать внимания на установившиеся формы и практики: если верховная власть принадлежит народу, а суффет является его законно избранным представителем, то все должностные лица обязаны ему подчиняться. В римской истории имеется несколько примеров аналогичных конфликтов. Самый серьезный произошел через сто лет, когда Тиберий Гракх обнаружил, что политика, за которую он выступал и которую поддерживал народ, не может проводиться из-за постоянного, парализующего всякие действия вето со стороны его коллеги, трибуна Октавия. Гракха не смутил тот факт, что трибуна нельзя было убрать, и добился от Комитии отставки Октавия.
В деле, которое мы описываем, квестор Карфагена отказался подчиниться. Тогда Ганнибал применил свою полицейскую власть и отдал его под суд Народного собрания, которое в то время обладало верховной властью в вопросах политической юрисдикции и конституционных прав. Ганнибал предложил собранию принять новый закон, по которому судьи – то есть Одна Сотня и Четыре – будут избираться непосредственно народом и при этом только на один год. У нас есть все основания полагать, что подобные меры уже были проведены по отношению к совету старейшин и членам верховного совета. Вряд ли Ганнибал встречал какое-либо противодействие со стороны обоих этих органов, но он, вероятно, не задумываясь, лишил бы их власти, если бы они стали ему мешать. Власть аристократии, таким образом, была ограничена юридическими и финансовыми вопросами, но она понимала, и при этом совершенно справедливо, что благодаря этому держит под своим контролем все жизненно важные посты.
Нет никаких причин поддерживать мнение Гсела о том, что предложение Ганнибала было незаконно, поскольку он не посоветовался с советом старейшин. Во-первых, законы, бывшие в силе во времена Аристотеля, ко II веку до н. э. сильно устарели. Во-вторых, ход событий подтверждает, что законы, обсуждавшиеся в ту пору, с юридической точки зрения вполне оправданны. Ведь Ганнибала осуждали не за то, что он нарушил законы своей страны, а за то, что разорвал договор с Римом.
Получив контроль над финансами, он сразу же организовал широкомасштабное расследование по вопросу о том, на что расходовались денежные средства в предыдущие годы. Дело было в том, что чиновники, отвечавшие за это, представили бюджет с огромным дефицитом и потребовали введения новых налогов. Однако в речи, с которой Ганнибал выступил перед Народным собранием, он утверждал, что республика вполне может обеспечивать себя и нести военные расходы без новых налогов, при условии что смещенные им управленцы возвратят растраченные деньги. По недосмотру властей, некоторые из них спускали государственные деньги, позволяя ненужные расходы; другие назначали себе зарплату и компенсации, на которые не имели никаких прав, или незаконно присваивали себе бюджетные средства. Были расследованы махинации за несколько предыдущих лет; при этом выяснилось, что те, кто их проводил, скорее преувеличили, чем преуменьшили скандальные факты, которые раскрыли. В любом случае в результате этого расследования большая часть аристократических семей потеряла свое состояние, а к политической революции прибавилась социальная.
Ганнибал был очень похож на Тиберия Гракха в своих планах по улучшению общества и пренебрежении к закону. Ни тот ни другой для достижения своих политических целей не боялись ущемлять интересы своего класса. Ганнибал уже проявил удивительную просвещенность, когда пообещал своим варварским войскам, что после его победы они получат равные с карфагенянами гражданские права. Карфаген, по традиции, имел тесные связи со Спартой, и вполне допустимо предложить, что Ганнибал, ученик Сосилия, уроженца Македонии, мог вдохновляться в своей революционной политике примером Клеомены и Набиса. Последний разогнал коллегию пяти в древней Спарте, а Ганнибал запретил Одну Сотню и Четырех. Цари Спарты тоже притесняли богатых и перераспределяли средства не только в своих собственных городах, но и в захваченных ими странах. В обоих случаях революция происходила не из-за желания улучшить положение бедняков, а из стремления пробудить национальное самосознание.
Противники Ганнибала, впрочем, вовсе не собирались сдаваться и, чтобы избежать разорения, не постеснялись обратиться за помощью к Риму, подобно тому как ахеец Арат попросил македонцев ввести свою армию в Спарту, чтобы предотвратить распространение революционных идей. Ливий сообщает нам о том, что в Рим были посланы письма и посольства из Карфагена, которые заявляли, что Ганнибал собирается отомстить римлянам. Большинство сенаторов восприняли эти известия, которые на самом деле являлись клеветой, с большой радостью. Впрочем, дело Ганнибала получило поддержку в совершенно неожиданном месте: Публий Корнелий Сципион Африканский выступил в курии с заявлением, что его возмущает тот факт, что влиятельные римляне верят наговорам предателей, и потребовал уважать независимость Карфагена, которую гарантировал ему договор с Римом. Сципион твердо и искренне верил, как и его друг Квинтий Фламин, освободитель Греции, в то, что Рим способен управлять сообществом свободных людей. В случае с Ганнибалом, как и в других похожих случаях, мы не можем не понимать, что карфагенец проявил больше великодушия, чем политической мудрости. Всем было хорошо известно, что Ганнибал поддерживает контакты с Антиохом, поэтому сенаторы легко поверили, что он хочет начать новую войну с Римом. Они выбрали трех человек, которые отправились в Африку, чтобы избавиться от Ганнибала. Известно также, что взгляды Сципиона на дипломатию были своеобразными: он от своего имени вел переписку с царями разных стран, даже с теми, которые на тот момент воевали с Римом! Ему было проще договориться с этими царями, чем со своими соотечественниками, и Ганнибал – в его глазах – тоже принадлежал к этому «клубу героев», которые возвышались над остальными вульгарными людьми.
Римское посольство прибыло в Карфаген в середине 195 года до н. э. Срок пребывания у власти Ганнибала уже завершился[36], но его партия была столь сильна, что олигархи посоветовали послам держать цель своего приезда в тайне. Поэтому они заявили, что прибыли, чтобы стать арбитрами в одном из бесконечных пограничных споров, которые возникали из-за того, что Масинисса весьма вольно трактовал условия договора. Впрочем, Ганнибала это не обмануло; он опасался, что его тайно убьют, и бежал из города при драматических обстоятельствах, подробнейшим образом описанных Ливием.
Смерть Ганнибала не связана напрямую с историей его родной страны. Он с триумфом был принят в Тире и стал советником Антиоха, но в войне, которая очень быстро показала слабость Селевкидского государства, сыграл весьма незначительную роль. Приезд этого знаменитого, но неудобного союзника, способного создать для Тира большие неприятности, вызвал у министров Антиоха тревогу; многие из них попытались дискредитировать его в глазах царя, и им это удалось. Ганнибалу поручили командовать армией, а потом, правда с большим опозданием, подчинили и флот. Но ему не удалось осуществить высадку на западе, которую он предложил Генеральному штабу Тира. Еще до официального разрыва Антиоха с Римом Ганнибал составил план своего возвращения в Карфаген. В 193 году он послал туда своего секретного агента, по имени Аристо, который был тирийцем. Впрочем, его очень быстро раскрыли, и он вынужден был бежать, чтобы не оказаться под арестом. Эта затея привела к тому, что демократы Карфагена попали под подозрение, а Рим начал подозревать в измене весь Карфаген.
После заключения мира в Апамее, который означал, что Ганнибал уже не может больше рассчитывать на защиту Антиоха, великий полководец провел пять тоскливых лет в ссылке, при дворах тех азиатских царей, которые менее всего зависели от Рима. Прусий, царь Вифинии, был смертельным врагом Эвмена Пергамского, и некоторое время Ганнибал служил ему, пока в конце концов Прусий не согласился выдать его Риму. Ганнибал был осажден в своем замке и принял яд, чтобы избежать пленения и пыток (183 или 182 год до н. э.).
Бегство Ганнибала привело к тому, что его партия лишилась власти. В 193 году, когда в Карфагене появился Аристо, магистраты и большинство старейшин решили сделать все, чтобы не скомпрометировать себя в глазах Рима. Это, однако, вовсе не означает, как полагал Гсел, что конституция снова подверглась изменениям и юридические и финансовые реформы Ганнибала были отменены. Разумеется, их теперь проводили в жизнь не столь энергично, как раньше, и благородным семействам удалось избежать полного разорения. Тем не менее власть Народного собрания, по-видимому, не была ограничена, и через несколько лет суффеты снова стали лидерами демократической партии. Народ Карфагена славился решительным характером, так что вряд ли кто-нибудь осмелился бы предложить им провести реакционные преобразования, за которые им пришлось бы заплатить из собственного кармана. А это означало, как мы еще увидим, что во II веке до н. э. социальные различия в Карфагене несколько сгладились, и это в определенной степени было заслугой реформ Ганнибала.