Положение дел в Риме

Имея столь решительного противника, который единолично командовал всеми родами войск и распоряжался всеми имевшимися у него средствами, лидеры Римской республики были разделены на несколько партий и имели различные представления о том, какой политической линии должна придерживаться их страна.

Как обычно, самую традиционную политику проводила семья Фабиев, лидером которой снова стал Квинт Фабий Максим Веррукоз, получивший, из-за своей осторожной тактики во время предыдущей войны, прозвище Кунктатор, или Отлагатель. Историки, работавшие при сенате, и в особенности его кузен Фабий Пиктор, несомненно, сильно преувеличивали таланты этого лидера, но он, по-видимому, обладал сильным характером. Вокруг него объединилось некоторое число благородных римских семей вместе с рядом патрицианских и плебейских сановников, самым выдающимся из которых был, без сомнения, Клавдий Марцелл (он принадлежал не к патрицианской семье Аппиев Клавдиев, а к плебейской семье с той же фамилией). Последний завоевал громкую военную славу, spolia optima, убив своими собственными руками галльского царя Виридомара в битве при Кластидиуме в 222 году до н. э. Он закончил свою карьеру захватом Сиракуз в 212 году до н. э. Эта партия зависела от голосов крестьян, значение которых возросло после реорганизации Народных собраний. Она считала, что Рим должен расширяться на север, и не верила в успех заморских экспедиций. Она хотела бы сохранить мир с Карфагеном, и ее симпатии, вполне естественно, были на стороне африканских землевладельцев, которых возглавлял Ганнон Великий. Фабии были популярны в конце 1-й Пунической войны и в течение нескольких лет после нее. Однако между 230 и 225-м годами они попали в немилость. Вторжение во владения галлов и захват долины По вернул им прежнюю популярность. Власть Рима в этих краях была еще непрочной, но она уже открыла для римского народа массу возможностей: завоевание стран Запада и Испании, с одной стороны, и Истрии, Иллирии и Балкан – с другой. В 229 году до н. э. уже были предприняты первые шаги в этом направлении. Различные «империалистические» фракции воспользовались возможностью завоевать в Комитии больше голосов в свою поддержку.

Среди этих империалистических групп были Аппии Клавдии, но ведущую роль играли теперь Корнелии Сципионы, интересы которых, по традиции, распространялись на Сардинию и Корсику, но которые теперь уже зарились и на Испанию. Эту прославленную семью одно время возглавляли два брата, которые были самыми ярыми врагами Баркидов: Публий, отец будущего Африкана, и Гней по прозвищу Лысый. Большинство Эмилиев поддерживали их политику. За экспансию на Запад больше всех ратовали Валерии и Марк Ливий Салинатор, служивший в 219 году до н. э. консулом. Он был bete hoire, предметом ненависти для Фабиев, который взял в жены дочь Капуана Пакувия Калавия. Эти патриции больше не считали себя связанными традиционными предрассудками и не постеснялись обратиться за поддержкой к самым беспринципным торговцам, большая часть которых явилась в Рим из городов его союзников. Они постепенно превращались в богатых буржуа, к величайшему возмущению традиционалистов.

Где-то посередине между этими двумя аристократическими фракциями находились «новые люди», идеи которых довольно трудно объяснить и которых обычно, но при этом совсем несправедливо осуждали древние историки. Гай Фламиний был трибуном плебса, цензором и консулом во второй раз в 217 году до н. э. и, как сообщает нам Ливий, лидером народной партии. По-видимому, в Риме в ту пору существовало нечто вроде демократической партии. Кассола писал, что политические взгляды Фламиния часто совпадали со взглядами Фабия Максима, и они часто сотрудничали. Фламиний был горячим сторонником политики колонизации севера: именно он в 223 году разделил Пиценум на Адриатическом побережье. Будучи цензором, он в 220 году начал сооружение дороги, которая до сих пор носит его имя и которая играла в римских отношениях с северо-востоком такую же роль, как Аппиева дорога для Кампаньи. В 218 году он добился нужного числа голосов, одобрявших создание двух римских колоний – в Кремоне и Плацентии (Пьяченце), которую он сам помог завоевать во время своего первого консульского срока в 223 году. Галлы ненавидели его лютой ненавистью, и в конце концов он был заколот копьем кельтским бойцом вспомогательных войск Ганнибала, севернее Тразименского озера. Поскольку Фламиний был представителем народа, купеческая буржуазия его не любила; в 229 году, при поддержке трибуна Клавдия, он провел плебисцит, после которого сенаторам было запрещено заниматься морской торговлей, что сильно ограничило их политическое влияние. Впрочем, он не был реакционером, и его страсть к переменам ограничилась лишь областью религии. Будучи цензором, он велел построить на Кампус-Мартиус (Марсовом поле) цирк, который носит его имя, и организовал вокруг него новый культовый центр. Часть этого центра была обнаружена при раскопках Ларго Аргентина. Он открыто выражал презрение к традиционной политике, а к рекомендациям сената и жрецов относился с презрением, граничившим с богохульством. Фабий Максим поэтому старался держаться в стороне от своего опасного союзника, и консервативные историки назвали его козлом отпущения за его безбожие, поскольку он был разгромлен и погиб во время битвы у Тразименского озера.

Таким образом, основными оппонентами Ганнибала в Риме в 220 году были: Фабий Максим, Марцелл, Сципионы и Фламиний. На втором этапе войны добавились еще два молодых человека: Клавдий Нерон и Сципион Африканский.

Если бы войны не было, эти люди в большинстве своем так и остались бы посредственными политиками. К 219 году, например, больше половины карьеры Фабия Максима было уже позади, и ничего особенно выдающегося он не совершил. Из этого можно сделать вывод, что достижения этих «великих предков», которых прославляли в течение всего периода существования Римской империи и о которых рассказывают нам учебники истории, были сильно преувеличены или полностью выдуманы римскими авторами панегириков. Несомненно, многим из них повезло, что они попали под софиты истории в самый благоприятный момент своей карьеры. Даже Сципион Африканский, несомненно, не смог бы проявить своих талантов, если бы ему, подобно отцу и дяде, пришлось воевать с Ганнибалом, когда тот находился в самом зените своей карьеры. Впрочем, следует признать, что все эти люди, за исключением одного Фламиния, совершившего величайшую ошибку в своей жизни, сумели подчинить себя благу нации и принести ему в жертву свои личные интересы: Ганнибалу так и не удалось расколоть римский фронт, и все его атаки потерпели поражение благодаря несокрушимому римскому единству.