Религия

Тирийские переселенцы, обосновавшиеся в Карфагене, принесли с собой и своих богов, которым продолжали поклоняться и за пределами своей родины. О первых годах существования колонии не осталось никаких записей, но начиная с текстов IV века до н. э. и до падения Карфагена мы имеем свидетельства того, что жители этого города поклонялись тирийским богам. Скорее всего, так оно и было, пока не появилась письменность. Впрочем, с течением времени характер и атрибуты богов несколько изменились. В семитской религии Эл, отец богов, постепенно лишился власти, которая перешла к его сыновьям, и удалился в отдаленную часть своего небесного дома. В Карфагене же он снова возглавил пантеон и приобрел таинственный титул Баал Хаммона. Происхождение слова «хаммон» неизвестно. Возможно, это было производное от корня хмн (нагревать или сжигать), и тогда имя бога можно перевести как «Бог кадильниц фимиама (хммн)» или «Бог Печи» – такое толкование совсем недавно предложил Феврия. Кроме того, ХМН – это географическое название – так именовали пригород Тира, где стояло святилище бога Мелгарта.

В Карфагене, по-видимому, богине плодородия Ашерат, которая в Финикии была женой Эла, не поклонялись. Но быть может, здесь она носила другое имя. Как мы увидим ниже, супругу Баал Хаммона, наследника Эла, звали Танит, или Таннит; вероятно, это был один из титулов Ашерат. Второстепенных богов звали: Баал Шамим, повелитель небес; Решеф, бог плодородия и подземного мира; Мелгарт и его супруга Астарта, Дии Патрии Тира и Эшмун, бог растительности, который умирал и возрождался в соответствии с временами года.

Карфагеняне приносили в жертву Баал Хаммону своих детей. Этот обычай в Финикии исчез, но в Северо-Африканской колонии возродился и приводил в ужас персов, греков и римлян, как и нас с вами. Согласно письменным источникам, детям, обреченным на смерть, давали имя МЛХ; их приносили в жертву во времена большой опасности: «Более того, финикийцы в трудные времена – во времена войны, сильной засухи или нашествия саранчи – приносили в жертву самого любимого ребенка, которого выбирали для этой цели. Финикийская история также изобилует примерами человеческих жертвоприношений. Эта история была написана Санхониато на финикийском языке и переведена на греческий в 8 книгах Фило Библиусом». Подобные жертвоприношения, по-видимому, были весьма многочисленными: во время раскопок были найдены тысячи останков этих жертв, которые грудами лежали на освященной огороженной территории тофета в Саламбо, расположенного у ворот города, неподалеку от внутренних гаваней. Вокруг и поверх часовни Кинтаса были обнаружены урны с обгоревшими костями младенцев и детей, небольших животных и собак – все они были преданы огню одновременно. Самые древние были засыпаны небольшими пирамидами из камней, но более поздние урны составлены вместе и увенчаны резной стелой, сооруженной по обету. Описания Исаии, Плутарха и, особенно, Диодора Сицилийского позволили Феврии воссоздать эти мрачные церемонии.

Действие происходило ночью, при свете луны. В огороженном святилище, тофете стояла бронзовая статуя бога, у ног которой была выкопана яма, где зажигали огонь. Статую окружали помощники и родители жертв, а также музыканты и танцоры. Жрец приносил тело уже убитого в соответствии с «тайными ритуалами» ребенка, которого «посвящали» богу. Жрец клал его на руки статуи, откуда оно соскальзывало в огонь. После этого музыканты начинали играть на флейтах, тамбуринах и лирах, заглушая крики родителей, а танцоры пускались в дикий пляс. Помощникам запрещалось на все это смотреть, выкрикивать или слушать, поскольку считалось, что тело ребенка охватывает сверхъестественное пламя, зажженное от божественного дыхания, и нельзя привлекать внимания «ужасных демонов мщения». В могилах были обнаружены терракотовые маски ужасных гримасничающих демонов, а поскольку они были посвящены богу тофета, эти маски, скорее всего, были копиями тех, что надевали на себя танцоры во время молоховых церемоний.

Количество урн и их расположение в тофете говорит о том, что такие церемонии проводились довольно часто. Диодор Сицилийский утверждает, что, по обычаю, сыновья самых знатных семей регулярно приносились в жертву Баал Хаммону. Во времена, когда городу угрожала опасность, бог должен был получить особую жертву; так произошло тогда, когда на Кап-Боне высадился Агафокл, намереваясь захватить Карфаген.

Мифическая история о смерти Дидоны представляет собой попытку Юстина объяснить и оправдать ритуал Молоха с помощью исторического факта. Как мы уже рассказывали, царица велела соорудить погребальный костер рядом со своим дворцом и сожгла себя, чтобы уберечь город от гибели и сохранить верность своему мужу Ацербу, ибо она не желала выходить замуж за ливийского царя Иарбаса. После этого она была причислена к лику богов, и ее культ отправлялся на этом самом месте до тех пор, пока Карфаген не был захвачен римлянами. Согласно Юстину (или скорее традиции, существовавшей во время его жизни), Молох возник одновременно с городом и был связан с погребальными ритуалами, посвященными древним царям. Часовня Кинтаса, как мы уже видели, является самой древней ракой в тофете Саламбо, и автор этой книги выяснил, что она очень похожа на огороженные участки, которые обнаружил в царском некрополе в городе Угарит Клод Шеффер. Поэтому нет никаких сомнений, что часовня входила в состав погребального комплекса, созданного в честь погибшего здесь человека его сторонниками. Кинтас обнаружил следы охлаждающих ритуалов, а также отверстия в каменных плитах, куда вливали жидкости, которые, как считалось, должны были помочь умершему в загробной жизни. Хешас обнаружил также тофетовую стелу с изображением жрицы, которая вливает жидкость в священную могилу. Более того, до VI века до н. э. святилище, вероятно, напоминало место захоронения погребальных урн, в которых находились останки принесенных в жертву детей. Под ними либо сооружали пирамиду из камней и покрывали ее землей, либо ставили эти урны в небольшие саркофаги. На могилах детей, которые были «посвящены богу», проводились те же самые ритуалы, что и на захоронениях финикийских царей в Угарите.

Юстин сообщает нам о последствиях таких жертвоприношений: мощь и процветание города было гарантировано, как и после жертвы Дидоны. Фрейзер изучил и описал ритуал (часто встречающийся у примитивных сообществ), во время которого царя, олицетворявшего жизненную силу своего народа, предавали смерти, когда силы начинали ему изменять. В более развитом обществе для царя находили заместителя, который должен был погибнуть вместо него, и им чаще всего становился его сын, как самый близкий к нему человек. Тогда жертвоприношение не теряло своей силы. Связь между приношением в жертву царя и Молохом демонстрирует нам история, записанная Фило из Библоса. В ней Эл-Кронос (Баал Хаммон карфагенян) принес в жертву своему отцу Урану собственного сына. Мы увидим ниже, что в истории Карфагена было много случаев, когда его правители приносились в жертву богу. Это доказывает, что история Дидоны была основана не на историческом факте, а на царском обычае.

Трудно понять, по каким причинам был возрожден столь примитивный обычай. Скорее можно ожидать человеческих жертв у дикарей, чем у жителей цивилизованной колонии, метрополия которой давно уже отказалась от этого ритуала. Быть может, основатели Карфагена думали, что они разгневали богов и спаслись от мести царя, как утверждают Тимей, Юстин и Иосиф Флавий. Культ тофета в Саламбо возник в последнюю четверть VIII века до и. э., то есть примерно через сто лет после основания города, когда погребальная часовня, несомненно сооруженная на могиле царя, уже обветшала и превратилась в руины. Современники этих царей, причисленных к лику богов, уже давно умерли, и прошло достаточное количество времени, чтобы развился культ героев.

Для умерших не существовало особого погребального культа, и, хотя их не причисляли к лику богов, люди считали, что они должны получать удовольствие от своей жизни в гробницах, которые назывались «залами вечности». Карфагеняне предпринимали все, чтобы сделать загробную жизнь своих родственников приятной. Древнейшие гробницы, возникшие около 700 года до и. э., были еще бедными и примитивными, фактически представляли собой простые ямы. В ту пору умерших предпочитали кремировать, тогда как в самой Финикии и позже в Карфагене их зарывали в землю. Вскоре на могилы стали класть каменные плиты, а тело укладывали в каменные или, возможно, деревянные саркофаги. (Ученые обнаружили медные ручки от этих саркофагов.) Могилы становились все глубже и глубже, и попасть в них можно было через вертикальную шахту, которую закрывали сразу же после похорон. Начиная с VI века до н. э. богатые люди стали сооружать для себя «залы вечности» из хорошо обработанного камня, не скрепленного известковым раствором. Часто гробница имела потолок из кедрового дерева и островерхую крышу, сложенную из каменных плит, чтобы она могла выдержать вес земли. Внутренние стены покрывались штукатуркой, а под потолком порой сооружали лепной карниз. Умерший брал с собой в иной мир керамические изделия, состав которых был постоянен; начиная с VI века до н. э. в него входили следующие предметы: лампа на блюдце, два кувшина и амфора. Иногда небольшой алтарь указывал, где находится голова, и именно на него во время похорон ставили подарки. Покойного хоронили с украшениями, которые свидетельствовали о его положении в жизни и богатстве; туалетные принадлежности клали рядом с ним – несомненно, ради ритуальных целей. Они состояли из зеркала, бритвы в форме топорика и коробочки с косметикой. Завершали убранство гробницы бесчисленные талисманы, в состав которых входили: скарабеи, страусиные яйца, раковины каури, египетский анх – символ вечной жизни, терракотовые маски, медные колокольчики, цимбалы, египетские амулеты – все это должно было защищать умершего и отгонять злых духов. На многих телах заметны следы бальзамирования, сделанного поверхностно с помощью смолы; некоторые, по ливийскому обычаю, были покрыты красным веществом. Особых правил для расположения тела и погребальных вещей не существовало; вполне вероятно, что у разных классов и кланов были свои ритуалы. В тот период в могилах не было ни статуй, ни настенной живописи.

Древний Карфаген, как мы убедились, был очень тесно связан с метрополией: экономическая зависимость от Тира также означала, что между городами существуют и мощные политические связи. Однако нет сомнений, что, когда Магониды захватили власть, Карфаген уже добился определенной автономии от метрополии. Очень хочется представить себе не маленькую промежуточную гавань, а большой торговый порт, где корабли, пришедшие с Востока, разгружают свои товары и принимают на борт руду, чтобы отвезти ее на Восток, а карфагенские торговые суда уходят в Таршиш, где продают товары из метрополии, Греции и Египта, чтобы купить эту самую руду. Иными словами, Карфаген играл в ту пору роль перевалочного пункта.