§ 1. Контроль коммуникации церковью

Контроль коммуникации церковью сложился окончательно в Средневековье, когда фактически все образование и вся культурная жизнь оказались замкнуты в монастырской и религиозной среде, которая в значительной степени была надгосударственным образованием. Феодальные войны, распри, постоянное изменение территориальных границ государств делали религию и Католическую церковь своего рода островком стабильности в Европе. Церковь управлялась централизованно, преимущественно верховным епископом из Рима, который носил титул «папа». Приходы Римско-католической церкви были рассредоточены по нескольким сотням феодальных государств, независимых городов и т. д. и объединялись в диоцезы, которые, в свою очередь, образовывали архиепархии и митрополии. Католическая церковь сохраняла контроль над духовной жизнью, используя такую иерархическую систему.

Поскольку образование было замкнуто преимущественно в монастырской среде, первые островки «книжного» знания, которыми являлись университеты, на самом деле тоже были религиозными институтами. Все крупные и старые европейские университеты (такие, как Кембриджский, Оксфордский, Сорбонна и др.) были теологическими. Таким образом, центральным институтом университетского контроля является церковь. Как уже говорилось в главе 3 (см. § 4), в тот период книжный промысел был, скорее, сферой услуг для других видов деятельности и в первую очередь обслуживал образовательную деятельность. Следовательно, первый крупный масскоммуникационный институт контролировался в значительной степени Римско-католической церковью благодаря надзору за университетами. Книгопроизводство (как переписка книг, так и книгопечатание начиная с XV в.) было сосредоточено внутри университетских структур, или корпораций. Книжный промысел мог существовать только под надзором университетов, следовательно перепиской и изданием книг (а позднее и книгопечатанием) могли заниматься только в университетских городах: во Франции – в Париже, в Англии – в Кембридже, на территории Священной Римской империи – в Кёльне, Майнце и других городах, где были сформированы такие корпорации, которые контролировали печать.[88]

Самой ранней была корпорация университетских присяжных переписчиков книг (Clerics en librairie juries de l'Universit?), созданная в Париже при Сорбонне. По состоянию на 1292 г., в Париже в нее входили 24 переписчика, 17 переплетчиков и 8 продавцов книг. Университет следил за содержанием книг, за установлением цен на них, исправлял ошибки. Книгопродавцы были обязаны принести присягу университету (отсюда – присяжные). Они обязаны были также обозначать цену книги и имя автора на каждом из экземпляров. Те, кто хотели быть книготорговцами или издателями, должны были выдержать экзамен перед профессорами университета и внести 100 ливров залога.

В связи с появлением книгопечатания ситуация меняется. Само по себе книгопечатание принесло ряд социальных изменений, о которых мы будем говорить в следующей главе. Однако главным первичным эффектом его появления становится существенное физическое увеличение количества книг, а это, в свою очередь, приводит к объективному увеличению ассортимента названий и вызывает риск тиражирования ереси. В то же время печатный промысел позволял максимизировать выпуск религиозной канонической литературы и увеличить вовлеченность людей в религиозное учение. Католическая церковь приняла на вооружение книгопечатание, поэтому его называли «божественное искусство». Вместе с тем, для того чтобы не допустить тиражирования ереси, церковь была вынуждена вводить ограничения на печатный промысел путем регулирования содержания и ассортимента, то есть введения запретов на публикацию того или иного вида контента и жесткого контроля за движением копий (преследование подпольного распространения книг).

В этот период книгопечатание начинает использовать и Мартин Лютер, профессор Виттенбергского университета, для тиражирования своего учения (позднее названного протестантизмом): «Благодаря чуду, и я был первым, кого это удивило, мои тезисы разошлись по всему миру. Я их опубликовал для использования нашим Университетом».[89] Лютер был первым профессором, который воспользовался книгопечатанием для тиражирования своих тезисов. Однако эта публикация спровоцировала самую крупную схизму в истории христианства. И именно книгопечатание превращается в главное орудие укрепления популярности протестантизма и развития Реформации.

Основными средствами контроля, используемыми Римско-католической церковью, становятся так называемые имприматур и индекс.

Имприматур представлял собой своего рода клеймо, которое проставлялось на каждом печатном экземпляре, выходящем из типографии. Такое клеймение осуществлялось только после предварительного просмотра экземпляра книги и одобрения соответствующей инстанцией, которой являлся обычно университет и его профессора. Таким образом, этот вид контроля был предварительным (его также можно считать предварительной цензурой).

Индекс в переводе с латыни значит «список». Собственно, этот инструмент регулирования представлял собой не что иное, как список запрещенных книг. Кроме таких списков, в определенные периоды вводились также списки разрешенных книг, и только книги, входившие в такой список, имели право на издание. Собственно первые правила цензурных предписаний в католических странах появляются в первой половине XVI в. В рескрипте на имя привилегированного типографа Конрада Необара (1530 г.) говорилось, что отныне все религиозные произведения должны предварительно представляться на проверку профессорам богословия, а иные – профессорам изящной литературы. При этом произведения, уже изданные Необаром ранее, нельзя было перепечатывать другим типографам.[90]

В России церковная цензура в связи с поздним появлением университетов принадлежала верховным церковным иерархам, которые напрямую были связаны с царем, по крайней мере до формального разделения государства и церкви при Петре I. Именно патриархи в значительной степени представляли собой органы церковного контроля в Московском княжестве и запрещали те или иные книги, рукописи и т. д. Первым актом, вводящим цензуру на территории Московского княжества, считают «Стоглав» – сборник решений проведенного в 1551 г. Стоглавого собора, в котором содержалась жесткая регламентация порядка переписывания церковных книг, объясняемая тем, что духовные книги, используемые в богослужениях, зачастую делаются на основе неправленных переводов и содержат множество ошибок. В связи с этим Собор дает право духовным властям конфисковывать неисправленные рукописи.[91]

Одной из причин, по которой царь Иван Грозный пригласил первопечатника Ивана Федорова для открытия типографии в Московском княжестве, было стремление увеличить количество канонической литературы для богослужений и распространить православие на вновь присоединенные земли (Казанское царство). А увеличение количества книг, которые в том числе тиражировали ересь, послужило причиной для изгнания книгопечатника.

В Европе главные центры протестантского книгопечатания в разные периоды времени располагались в разных местах. Из Венеции и Лиона после гонений в XVI в. они переместились в Женеву. Эта территория была удобной в том числе для незаконного экспорта запрещенной протестантской литературы в католические земли (например, во Францию). После гонений во Франции гугеноты вынуждены были уезжать, и их семьи оседали в Нидерландах, где нередко организовывали типографии и становились известными издателями протестантской, а зачастую и антикатолической литературы.

Протестантизм становится одним из козырей местных князей в борьбе против централизации Католической церкви. По совпадению раскол затронул в первую очередь те территории, которые оказались наименее централизованными и в связи с этим были наиболее подвержены различным конфигурациям торга между местными властями и духовными. Принятие протестантизма позволяло укрепить власть региональных правителей в ситуации раздробленности, изъять церковные земли, утвердить собственный авторитет. Само по себе протестантское учение, предполагая отсутствие посредников между человеком и Богом в лице специально созданных для этого институтов (в частности, церкви), безусловно способствовало росту его популярности среди князей, городских вельмож и магистратов, поскольку позволяло обозначить примат светского над духовным. Таким образом, если до Реформации пресса зависела от католических цензурных установок, то после нее – от личных симпатий, политики князей и городских советов.

Вместе с тем, несмотря на вполне положительную роль, которую сыграл протестантизм в укреплении светской власти и формировании национальных государств, далеко не все правители небольших городов, отдельных княжеств и территорий, входивших в «городскую Европу»,[92] поддержали эту религию. Некоторые князья в ожидании привилегий от императора Священной Римской империи, католика по вере Карла V и Католической церкви как таковой, предпочли, наоборот, максимально жестко бороться с протестантизмом. Все это, безусловно, существенно влияло на организацию книжного промысла и контроль над ним и привело к тому, что одни и те же меры (списки запрещенных книг, предварительная цензура и др.) применялись и в борьбе против протестантской литературы на католических территориях, и в борьбе против католической литературы на протестантских территориях. Общеизвестным является тот факт, что в некоторых землях запрещали проповедовать Филиппу Меланхтону, последователю Лютера, допускавшему, однако, постоянные отступления от учения в сторону воззрений Кальвина, за что ортодоксальные лютеране называли его приверженцев криптокальвинистами. В результате запрещение книг в католических землях рассматривалось как их реклама в протестантских.

Важнейшей проблемой для Католической церкви был перевод Библии на локальные языки, что представляло собой для католиков палку о двух концах: перевод Библии на локальные языки, с одной стороны, был сам по себе отходом от канонического учения, которое предполагало отправление культа только на латыни, а с другой стороны, позволял лучше приобщать местное население к культу. Службы на латыни и обращение к латинскому тексту Писания католики оправдывали тем, что через латынь передавалось первозданное учение, писанное изначально на этом языке. Кроме того, поскольку книги переписывались вручную, копиист прикасался к списку, который «помнил» руку его предшественника. Следовательно, тот, кто обращался к каноническому тексту Писания, тактильно, через цепочку прикосновений к манускрипту, оказывался связанным с авторами Писания, то есть касался самого Спасителя. Вторая проблема переводной Библии для католиков заключалась в утрате символической монополии: перевод Библии на локальный язык позволял прихожанам неограниченно заниматься самообразованием, и это вело к тому, что прихожане какого-нибудь отдаленного прихода могли знать Евангелие гораздо лучше, чем местный священник, изучающий его исключительно по латинским текстам, которые и сам едва понимал. Наконец, третья проблема была в искажении и сокращении текстов самой Библии, связанных с попытками сделать книгу более простой и стимулировать сбыт.[93] Архиепископ Майнцский писал: «При тех удобствах, какие божественное искусство книгопечатания дало для приобретения знаний, нашлись некоторые, злоупотребляющие этим изобретением, употребляющие во вред человеческому роду то, что предназначено к его просвещению. В самом деле, книги о религиозных обязанностях и доктринах переводятся с латинского языка на немецкий и распространяются в народе к бесчестию самой религии; а некоторые даже возымели дерзость сделать на обыкновенном языке неверные переводы церковных канонов, составляющих область науки столь трудной, что она одна может занять всю жизнь самого ученого мужа».[94] Тем не менее переводная Библия даровала духовную свободу средней буржуазии и семьям, у которых не было возможностей иметь собственного капеллана. Так или иначе, важно понимать: само по себе допущение, что человек может сам читать Библию, то есть самостоятельно, без участия священника, осуществлять те или иные церковные ритуалы, трактовать текст Писания, являясь совершенно немыслимым для Католической церкви, по духу очень хорошо соответствовало учению Лютера, считавшего, что между человеком и Богом не может и не должно быть посредников в лице церковных институтов. Таким образом, протестантизм и книгопечатание были неразрывно связаны друг с другом на уровне самой идентичности этого вероучения, самой его сути, которая предполагала самостоятельное обращение к Богу и самостоятельную трактовку священных текстов.

Начиная с первой половины XVI в. инструментом организации контроля за содержанием книг на территории разрозненных микрогосударств и княжеств (по крайней мере тех, в которых было распространено католичество) становится регулярный выпуск папских булл, то есть законодательных актов высшей церковной иерархии. В частности, булла 1515 г. предписывала все рукописи до печати представлять для предварительного просмотра и подписи (имприматур) в Риме папе, в других городах и диоцезах – епископу и инквизитору по еретическим делам. В качестве наказания за несоблюдение этого порядка применялись публичное сожжение книг и отлучение от церкви; в протестантских землях практиковалось изгнание. Эразм Роттердамский писал, что на этих территориях из печати не выходила ни одна книга с нападками на Лютера, а вот против папы пишут все, что угодно.[95] Кроме того, Лютер просил курфюрста Саксонского запретить проповедование взглядов, противных его учению. В 1558 г. появилось первое протестантское цензурное установление, согласно которому не дозволялось печатание произведений без одобрения суперинтенданта, проповедника или совета города. За нарушение устанавливался штраф – 100 гульденов. Как видим, такая цензура была преимущественно светской и использовалась в основном на северных протестантских территориях, которые представляли собой десятки разрозненных микрогосударств-городов и отдельных небольших земель.

8 противовес такой территориально раздробленной модели регулирования со стороны светских властей разных местностей и попыткам папы римского вводить единые регламенты для католических областей со слабой государственностью в ряде стран, где политический строй имел давние традиции, цензуре была придана иная форма. Здесь цензура была по своему характеру церковной (то есть изгонялись произведения, противоречащие религии), но по своей организации – светской. Наиболее четко этой модели соответствовала Франция, которая к XV в. сформировалась как национальное государство и в которой примат власти был передан королю и уже не принадлежал папе. Именно король был наместником папы на территории Франции по Болонскому конкордату (1515 г.), в связи с чем любой выпад против католичества расценивался как выступление против короля. Французские короли последовательно проводили прокатолическую политику и изгоняли гугенотов.

Первоначально французский король Людовик XII отнесся благосклонно к новому искусству, полагая, что благодаря ему «наша святая католическая вера сильно возвысилась и окрепла, правосудие лучше понимается и отправляется и божественная служба совершается с большим вниманием и великолепием».[96] Однако в ситуации, когда было необходимо обеспечивать порядок и организовывать контроль, короли регулярно подвергались соблазну либо полностью прекратить книжный промысел, либо существенным образом его ограничить. Так, члены Сорбонны в 1533 г. представили королю записку, отстаивающую необходимость «уничтожить навсегда во Франции искусство книгопечатания, благодаря которому ежедневно является масса книг, столь пагубных для нее».[97]

Отношение к книгопечатанию Франциска I и его политика в этой области отличались двойственностью. С одной стороны, подтвердив привилегии книготорговцев и издателей, король поддерживал книгопечатание и даже пытался сглаживать порой жесткие постановления Парижского университета (наподобие распоряжения сжигать все сочинения, содержащие ересь). С другой стороны, поскольку именно этот монарх принял Болонский конкордат, любые выпады гугенотов расценивались им как покушение на собственную власть. В связи с этим после надругательств лютеран над изображением Богоматери Франциск резко ужесточил политику и собственноручно разжигал костры во время казней еретиков. Под влиянием клерикалов Франциск I распорядился, угрожая ослушникам казнью через повешение, не выпускать ни одной книги и закрыть все книжные лавки. Впоследствии это решение было отменено. Духовная цензура Сорбонны дошла до того, что выступила с осуждением книги сестры короля Маргариты Наваррской «Зерцало грешной души» (1531), идейно перекликавшейся с некоторыми тезисами Лютера.

Политика французских королей в XVI–XVII вв. отличалась нерешительностью в отношении протестантизма, что отражалось на книжном промысле. Во-первых, это было связано с тем, что многие французские аристократы и представители знати (в том числе близкие к правящей династии) были протестантами или сочувствовали протестантизму. Во-вторых, гугенотские общины и представители знати, их поддерживающие, были настолько сильны, в том числе с точки зрения ресурсов, что зачастую добивались признания военным путем. По крайней мере несколько раз на протяжении XVI в. в результате очередной победы гугенотов французские короли были вынуждены предоставлять им свободу совести и гарантировать свободу вероисповедания, после чего через какое-то время военные стычки или гонения на гугенотов возобновлялись с новой силой.

После правления Франциска I и в результате подписания соглашения с папой короли становятся основными распорядителями церковной цензуры. Даже если формально цензуру осуществляли университетская корпорация и профессора теологии из Сорбонны, функции надзора и регулирования де-факто сосредотачивает в своих руках сам король.

Так, в 1547 г. Генрих II издал патент по книжным делам, который запрещал печатание и продажу книг, направленных против католической религии. Все сочинения религиозного содержания необходимо было представлять на предварительный просмотр теологического факультета, а на каждом произведении – выставлять имена автора, типографщика и место издания; тайные типографии запрещались. Через четыре года патент был дополнен мерами по ревизии книжных магазинов два раза в год. Каждый торговец обязан был иметь два каталога книг. Обычным гражданам под страхом смертной казни возбранялось покупать книги, запрещенные к обращению.

При протестанте-кальвинисте Генрихе IV, вынужденно перешедшем в католичество с тем, чтобы не допустить раскола, был принят Нантский эдикт (1598), который признавал равноправие католиков и протестантов. И хотя войны между католическими королями и гугенотами происходили и позже, они часто заканчивались относительно гуманным признанием прав (или части прав) гугенотов. На протяжении последующих двух веков королевская власть во Франции неоднократно пыталась преследовать протестантские сочинения или вводить те или иные ограничения на это вероисповедание (например, непризнание браков, заключенных реформатскими священниками), однако начиная с революции 1789 г., которая признала равноправие окончательно, уже никто не пробовал опровергнуть это установление.

Постепенный отказ от церковной цензуры происходил с начала XVII в. и вплоть до прихода к власти Людовика XIII. Этот король и глава его правительства, министр короля кардинал Ришелье с целью централизации управления государством создают первый печатный орган – газету «La Gazette», издававшуюся с 30 мая 1631 г. врачом Теофрастом Ренодо по личному решению короля, который частенько под псевдонимом пописывал для этого издания. Такую же модель организации периодического издания воспроизводит более чем через полвека русский царь Петр I, постановивший открыть первую печатную газету «Ведомости» (начала выходить 2 (13) января 1703 г.), в которой также сам публиковал и редактировал материалы (помимо него, их проверял Посольский приказ).

В Германии ситуация была принципиально иной. Как уже говорилось, Германии как единого государства не существовало фактически вплоть до XIX в. На заре книгоиздания германские земли представляли собой несколько десятков отдельных княжеств и независимых городов. В XVII в., после Тридцатилетней войны (1618–1648), на территории современной Германии находились 300 княжеств и 50 городов. Единой сильной государственной власти не было. Часть земель с IX в. входила в состав Восточно-Франкского королевства, затем – Священной Римской империи. Само по себе понятие «империя», как и понятие «государство», в полной мере неприменимо к тому, что из себя представляла эта территория. Император избирался князьями разных земель и находился в зависимости от них. Земли, в свою очередь, обладали широкой автономией, регулярно воевали друг с другом или объединялись в союзы, чтобы вести войну с другими группами земель, как это происходило в эпоху утверждения протестантизма, когда между католическими и протестантскими землями то и дело вспыхивали войны.

Очевидно, что в такой ситуации, при отсутствии сильной административной власти, первые цензурные законы и предписания принимались единственным централизованным институтом на территории – церковью, то есть папской властью. Осуществлять цензуру в рамках университетов было очень сложно: университеты достаточно быстро утратили свою католическую ориентацию, поскольку идеи Лютера распространялись в первую очередь в университетской среде. Цензура, в отличие от Франции, где она осуществлялась церковью и королем через университетскую корпорацию, была напрямую подчинена Католической церкви. Известно, что в 1486 г. архиепископ Майнцский создал собственные цензурные органы для борьбы с ересью и перепечаткой Библии на местном языке. В рамках этих цензурных предписаний печать духовной литературы на местных языках строго запрещалась под угрозой штрафа, отлучения от церкви и конфискации книг. Цензуру осуществляли специально отобранные архиепископом профессора богословия. Постепенно такой же порядок устанавливается в Кёльнском, Трирском, Магдебургском церковных округах, о чем гласит папская булла: «Так как нам стало известно, что, благодаря искусству книгопечатания, в разных частях света, особенно в округах Кёльнском, Майнцском, Трирском и Магдебургском, печатается множество книг и трактатов, которые заключают разные вредные заблуждения и даже учения, враждебные христианской религии <…> то мы, стремясь без дальнейшего промедления остановить это гнусное зло, под угрозой отлучения от Церкви и денежного штрафа <…> воспрещаем строжайше, чтобы типографы, как известные, так и тайные, рассчитывающие работать в названных округах, не осмеливались в будущем печатать книги, трактаты или какие-либо другие рукописные произведения, не посоветовавшись о том с архиепископом <…>».[98] Папское послание также предписывало сжигать в случае надобности те книги, которые были изданы прежде, до появления буллы.

В первые годы раскола между католиками и протестантами князья используют отсутствие жесткого контроля в тех землях, которые добровольно переходили в протестантство, провозглашавшее, согласно Мартину Лютеру, верховенство светской власти над духовной. Более жесткое противостояние, в том числе на уровне так называемых летучих листков, или памфлетов, начинается при правлении императора Священной Римской империи Карла V, который, пытаясь объединить все земли под единой властью, решился восстановить верховенство папской власти. В ходе серии съездов князей в Вормсе, Нюрнберге, Шпеере принимались общие организационные решения по осуществлению надзора. Было осуждено учение Лютера, озвучены требования восстановления распоряжений католических церковных властей, вводились требования ревизии типографий, чтобы «предотвратить распространение пасквилей и карикатур».[99] Однако в связи с тем, что надзорные органы контролировались только светской властью, сложилась ситуация, когда характер требований к литературным произведениям ставился в прямую зависимость от религии, которую принял тот или иной князь. В результате в Гессене, Пруссии, Брауншвейге, Люнебурге, Мекленбурге, Ангальте гонению подвергались произведения католиков, а в Бранденбурге, Баварии и других местах искоренялись произведения протестантов. При этом ответственность была также очень разной и зависела от «степени ретивости» тех или иных князей. Так, Георг Бородатый, герцог саксонский (с 1500 г.), за антикатолические произведения ввел казнь в своем государстве.

Раскол между князьями нарастал, и император попытался подчинить князей своей воле, введя ответственность за отправление цензуры перед императорской властью. Созданный в ответ оборонительный союз (или Шмалькальденский союз, 1531 г.) начал войну против императора, в ходе которой протестантские князья потерпели поражение. Разгром протестантских князей и конфискация их земель были в определенной мере нарушением правил избрания императора в Германии, поэтому реакцией на поражение стал расцвет летучей литературы, центром которой была Франкфуртская книжная ярмарка.

В итоге войны возникло стремление к налаживанию компромиссов между католиками и лютеранами внутри империи, основы которой пошатнулись в связи с жестким противостоянием. В результате в 1555 г. был заключен Аугсбургский религиозный мир, который признал равноправие католиков и лютеран по принципу cuius regio, eius religio (лат. чья страна – того и вера), то есть свобода выбора вероисповедания была предоставлена князьям, а население должно было разделять вероисповедание правителей. В 1608 г. Рудольф II восстановил Книжный комиссариат. В своем рескрипте он критиковал князей за недостаточное рвение в книжном надзоре и как император Священной Римской империи требовал в ее пределах безоговорочного тотального предварительного контроля для каждой книги. Указывалось также, что князья порой закрывают глаза на необходимость публикации фразы о правительственном пропуске книг, а также на то, что в некоторых землях католические книги исчезают из каталогов. Уже после смерти Рудольфа II разгорелась религиозная Тридцатилетняя война, которая закончилась провозглашением равноправия католицизма, протестантизма и кальвинизма и отменой обязательной принадлежности народа к религии государя.

Английская модель церковного контроля по всем объективным параметрам напоминала французскую. Англия была уже относительно самостоятельным государством с крепкой сформировавшейся территориальностью, когда появилось книгопечатание. Тогда же набирает силу Англиканская церковь. Таким образом, почти одновременно с развитием Реформации в континентальной Европе в Англии происходит процесс обособления Англиканской церкви от власти папы. До книгопечатной революции Англия была одной из самых передовых стран в сфере образования: в одном только Оксфорде в тот момент училось 3 тыс. студентов. Книга и книжный промысел были неотъемлемыми элементами светской культуры, которая в ситуации относительной изоляции Англии от папской власти развивалась более активно. Первые нападки на книжный промысел начались в связи с протестантизмом. Король Генрих VIII лично выступил против Лютера и издал девять списков запрещенных книг. Несмотря на то, что сам Генрих не благоволил католичеству и первым разорвал с папой церковные отношения, провозгласив церковную автономию Англии, борьба с протестантизмом в период его правления и правления его дочери Марии Кровавой велась очень активно. В 1530 г. была административным путем реализована мера, согласно которой все богословские книги предварительно, до выхода в свет, должны были проходить визирование епископа. Ввоз книг из заграницы также был запрещен. Так в Англии установилась цензура.

Жестокие расправы над протестантами, вплоть до сжигания на кострах, особенно активизировались в период правления Марии Кровавой, которая вернулась в католичество, став женой католика Филиппа Испанского. Елизавета, сестра Марии Кровавой, преследуя цель оградить Англиканскую церковь от нападок со стороны католиков, все дела печати вверила Звездной палате. Таким образом, отраслевым регулированием занималась «Компания типографов», неуниверситетская корпорация, осуществлявшая отраслевой надзор, а цензурой – Звездная палата. Книги и летучие листки было запрещено печатать без разрешения Звездной палаты или епископа.

Первым единым документом, регламентирующим дела печати, становится декрет Звездной палаты о печатниках и книготорговцах 1585 г. Согласно этому документу под угрозой трехмесячного заключения запрещалось что-либо печатать без предварительного одобрения архиепископа Кентерберийского или епископа Лондонского. Типографии разрешалось содержать только в Оксфорде, Лондоне и Кембридже (то есть в университетских городах). Надзор за деятельностью типографий был поручен «Компании типографов», которая занималась как раз обысками и контролем. Возбранялось не только продавать запрещенные произведения, но хранить их, а также иметь.

Декрет Звездной палаты о книгопечатании, принятый в 1637 г., устанавливал более подробное регулирование. Книги юридического содержания должны были поступать на просмотр верховным судьям, политические книги смотрели государственные секретари, а остальная литература поступала к епископу Лондонскому и архиепископу Кентерберийскому. Вводилось предоставление двух обязательных экземпляров издания. Вся литература заносилась в реестровые книги «Компании типографов». Заграничные произведения задерживались на таможне для просмотра.[100]

В ситуации регулярно вводимых и ужесточавшихся ограничений Англия раньше других стран вступила в революционный период, который привел к укреплению положения буржуазии, отмене ряда сословных привилегий и раннему освобождению печати от клерикальных и иных ограничений.

В России церковная цензура фактически просуществовала до Петра I, который разделил светскую и духовную власть, отделил духовную книгу от светской, введя новый алфавит для светского общения, построил бумажные фабрики и открыл новые светские типографии, которые отныне не имели отношения к церкви.

Таким образом, мы рассмотрели на примере трех крупнейших стран и территорий Европы, как сформировалась система церковной цензуры и как постепенно, приобретая политическую власть, местные властители этих территорий, городские власти (магистраты) и другие политические структуры лишали церковь ее монопольной символической власти, настаивая сначала на праве осуществлять цензуру светскими инструментами (цензурные комитеты, местные власти и т. д.), а затем и ликвидировать ее церковный характер. Однако следует понимать, что два обстоятельства, рассматриваемые нами ниже, в дальнейшем существенно повлияли на полное исчезновение церковного регулирования книжного промысла в Европе. Во-первых, хотя университетские корпорации изначально были церковными, контроль книжного промысла и книготорговли постепенно становился еще и чисто экономическим способом поддержания монополии. В результате на протяжении нескольких веков экономическая функция и логика вытесняли логику церковного контроля (см. подробнее § 2 настоящей главы). Во-вторых, важно иметь в виду, что и в тематике книг, их значимости для населения также произошли существенные изменения, которые разрушили традиционный уклад церковной книжной культуры, приведя к развитию светской этики (см. подробнее § 3 настоящей главы, где мы рассмотрим роль эпохи Просвещения в исчезновении традиционного контроля над книгоизданием).

Наконец, проникновение светской культуры, с одной стороны, и, с другой, ликвидация привилегий некоторых сословий, что также во многом было связано с идеями Гуманизма и Просвещения, способствовали развитию правовых институтов в сфере книжного дела и ликвидации предварительной цензуры. Таким образом, начиная с XVII в. в государствах Европы постепенно развиваются этические и гражданские представления, которые закладывают фундамент для свободы слова, совести и многих других неотъемлемых прав человека (см. подробнее § 4 настоящей главы).