§ 1. Структурализм и семиотика: основные понятия, теория знаков

Основателем семиологического подхода к лингвистике является швейцарский ученый Фердинанд де Соссюр (1857–1913), который провел в 1906–1911 гг. «Курс общей лингвистики» в Женевском университете. Для Соссюра язык – это социальный институт, тогда как речь – индивидуальный акт: «Он (язык. – И. К.) является социальным продуктом, совокупностью необходимых условностей, принятых коллективом, чтобы обеспечить реализацию, функционирование способности к речевой деятельности, существующей у каждого носителя языка».[243] Как социальный институт язык организован в систему знаков, обозначающих идеи, и представляет собой кодифицированный элемент речи. Лингвистика ставит своей задачей изучение правил этой системы, при помощи которых она производит смысл. В такой модели необходимо понимать, что язык является не просто однозначным кодом, а неким социальным институтом, базирующимся на конвенции, то есть на разделяемых обществом договоренностях о значении тех или иных его элементов.

Мечтой Ф. де Соссюра было создание общей науки, исследующей все языки (вербальные и невербальные), то есть изучающей жизнь знаков в социальной жизни. Соссюр назвал эту науку семиологией. Параллельно с Ф. де Соссюром свою общую теорию знаков предлагает американский прагматик Чарльз Сандерс Пирс. Процесс образования знака Пирс называет семиозисом, а науку, изучающую принципы организации знаковых систем, – семиотикой. Так возникли два основных подхода к науке о социальной роли знаков и два основных названия этой науки: семиология (ее последователем во второй половине XX в. стал Ролан Барт) и семиотика (ее во второй половине XX в. развивали Юрий Лотман и Умберто Эко).

Основой семиотики и семиологии является понятие «знак»: строго говоря, это есть не что иное, как центральная структурная единица любой системы сигнификации, будь то французский язык или система дорожных знаков. С точки зрения Ф. де Соссюра, знак состоит из двух элементов: означающего, или «денотата» (от франц. denommer – называть), и означаемого, или «сигнификата» (от франц. signifier – означать).[244] Означающее представляет собой план выражения, то есть ту материальную форму, в которой находит свое воплощение знак: это то «внешнее», в чем он выражается. В языке таковым является визуальная или сонорная форма слова. Следовательно, знаками в языке являются слова. Именно у них могут быть значения. Условно говоря, определенным образом произнесенные звуки или определенным образом написанные буквы в некоторой заданной последовательности представляют собой означающее, или план выражения. Означаемое (план содержания) представляет собой значение знака, то есть его смысл. Этот смысл, или концепт, есть не что иное, как представление о явлении, предмете, объекте, которое закреплено за данным означающим и является конвенциональным, то есть массово укорененным в общественном применении, или, по крайней мере, используется той социальной группой, для которой данный знак референтен (то есть имеет какое-то значение). Обратим внимание на то, что такая модель знака предполагает наличие некоей социально разделяемой системы значений и сопоставимых с ними знаков, организованных в некую структуру (отсюда название «структурная лингвистика»).

Еще одна модель знака была предложена американским прагматиком Чарльзом Сандерсом Пирсом (1839–1914), который полагает, что знак, помимо планов выражения и содержания, имеет определенное отношение к конкретному наблюдаемому предмету или явлению.[245] Иными словами, знак состоит из непосредственно наблюдаемого или ощущаемого объекта, его репрезентамена (то есть той формы, которую приобретает данный объект в знаке, что очень схоже с планом выражения у Соссюра) и интерпретанты, или концепта («означаемого» у Соссюра), то есть представления о значении или смысле знака (см. рис. 11.2).

Рис. 11.2. Знак у Ч. Пирса

Таким образом, у Пирса означивание представляет собой перманентный процесс соотнесения конкретных предметов или явлений с их репрезентаменами и интерпретантами. Этот процесс в работах Пирса, как уже говорилось, получает название «семиозис», а наука соответственно называется семиотикой.

Разная степень визуального сходства (или отношения) объектов с репрезентаменами дает Пирсу основания для деления всех знаков на три вида:

• индексальные знаки, или знаки-признаки, в которых план выражения связан с планом содержания причинно-следственной связью: мокрый асфальт является признаком того, что на улице идет дождь; след на песке означает, что здесь кто-то ходил, и т. д.;

• иконические знаки, в которых план выражения связан с планом содержания визуально (репрезентамен визуально напоминает объект). Пиктографическая письменность строится именно на такой системе отношений между двумя планами. Пиктрограмма – это, по сути, визуальное представление предмета в знаке;

• знаки-символы, в которых не наблюдается никакого сходства между объектом и репрезентаменом и отношения между ними являются не чем иным, как чистой конвенцией.

Две традиции науки о знаках получили свое четкое продолжение. Семиология применительно к медиатекстам активно использовалась Роланом Бартом и французскими формалистами: Кристианом Метцем (1931–1993) – при анализе кино;[246] Цветаном Тодоровым – для анализа поэзии[247] и др. Продолжателем подхода Пирса стал итальянский культуролог Умберто Эко (1932–2016). Он призывал рассматривать семиотику как науку, изучающую культурные процессы через механизмы коммуникации, которые реализуются через социальные конвенции.[248] Тексты, таким образом, с этой точки зрения представляют собой план выражения сложных культурных явлений, которые суть конвенции, то есть соглашения между людьми об их значении. Культура же – это набор соотнесенных друг с другом значений явлений социальной жизни. В схожей парадигме размышляет Юрий Лотман (1922–1993), основоположник Тартусской школы семиотики. Ю. М. Лотман рассматривает тексты как культурные памятники и знаки эпохи, к которой принадлежал их автор.

Важно понимать, что две идентичности знака применимы как к традиционным языкам в их повседневном понимании (французский, английский), так и к более сложным культурным явлениям, в которых языками становятся уже более сложные системы сигнификаций: ритуалы, действия, другие виды медиумов (язык кино, язык рекламы и т. д.). Наконец, для представителей французского формализма таковыми являются системы действий в текстовых произведениях, которые анализируются ими через более сложные комплексы субстанций, такие как предложения, наборы предложений и др.

На макроуровне, применительно к цельным произведениям, используется другая пара оппозитов: текст и дискурс. Текст представляет собой, как правило, формальный план, или план выражения (набор увязанных предложений и слов или кадров, если идет речь об аудиовизуальном тексте), а дискурс – значение текста, то есть план его содержания в целом. Так проводится граница между денотацией и коннотацией, или между практическим и мифическим. Другими словами, между тем, что обозначает базовый язык, и тем, что ему приписывает наше сознание. Соотношение обозначаемого и коннотации, устремление вглубь текста, а не анализ первого впечатления и прозрачного содержания отличает лингвистико-структуралистский подход от функционалистского анализа, который строит свой метод на количественном вычислении повторяемости формальных элементов – слов и фонем – в тексте.