3.2.1. Медиатизация Фолклендского конфликта

Рассмотрим сначала первый из них. Причины и ход конфликта описаны в многочисленной литературе. Из нее ясно, что целью организации освещения войны было не допустить отклонений от правительственной линии пропаганды, которая базировалась на двух главных стереотипах – «аргентинского агрессора» и «матери-Британии, борющейся за права населения Фолклендов». Поэтому на месте военных действий был введен режим жесточайшей цензуры, поддержанный двойной цензурой Минобороны в Лондоне и позицией Номера 10. В штабе британских войск был организован контроль:

– над журналистами: 1) их объединили в пулы[327] и выдавали информацию порциями; 2) им был перекрыт доступ к островам – местом их «дислокации» стало военное судно «Гермес»[328]; 3) некоторые журналисты, например знаменитый военный фотограф Дон МакКаллин и журналист Родди Ллевелин, не получили аккредитации; 4) съемку островов проводили только операторы и фотографы Министерства обороны[329]; 5) действовал запрет на интервью[330];

– над количеством передаваемой информации. Журналист «Обзервера» Джулиан Барнз отмечает следующие элементы контроля[331]:

1) «репортажи цензурировались, их передача задерживалась, они случайно терялись, а в лучшем случае – отсылались нам обратно»; 2) «все новости официально оглашались или «сливались» в прессу в Лондоне в обход журналистов штаба»; 3) возникло «радиовидение»: в телеэфир шли голоса журналистов, наложенные на официальные фотографии; 4) «54 из 74 дней конфликта мы не имели телекартинки»;

– над сущностью передаваемой информации: 1) Дж. Барнз: «Когда ситуация дошла до предела, Майкл Николсон из ITN и Питер Арчер из РА снабдили свои репортажи вводками о том, что их сообщения цензурируются; эти вводки были вырезаны»; 2) использование Министерством обороны дезинформации[332], в частности преувеличение количества войск в 200-мильной «запретной зоне» вокруг островов[333]; 3) создание «фактоидов», непроверяемых с «Гермеса».

Барнз отмечает, что журналисты на месте конфликта оказались не готовы к такому массированному цензурному заслону и фабрикации сообщений и к «смещению цензуры от журналиста к источнику информации»[334]. В Лондоне же помимо цензуры Минобороны были приняты меры по созданию и продвижению официального нарратива в СМИ. Так, в работу Б. Ингхэма была введена военно-политическая линия: на брифингах в период конфликта постоянно присутствовал секретарь Тэтчер по политике Клайв Уитмор. Ингхэм был поставлен в подчиненное положение и жаловался на неинформированность[335], но при этом предпринял ряд усилий по обеспечению бесперебойного потока информации из Номера 10.[336] В результате предпринятых мер освещение боевых действий свелось к трем элементам: ключевым словам – «саундбайтам» (Gotcha, Yomp, Rejoice, I Counted Them All Out, I Counted Them All Back), комментированным фотографиям и «видеобайтам» – подцензурным обрывкам съемки. Как отмечает Барнз, такое освещение конфликта создавало информационный вакуум – почву для ура-патриотических настроений в Британии, где жители вывешивали британские флаги на дома и выражали поддержку правительству даже в разговорах в пабах.[337] Сходная схема организации работы журналистов позже применялась в других вооруженных конфликтах с участием стран атлантической цивилизации, прежде всего в Гренаде и Персидском заливе.[338]

Освещение войны в британских СМИ позволяет сделать вывод о том, что в медийной среде Британии произошел раскол, ставший впоследствии моделью поведения СМИ для многих кризисных ситуаций во внешней политике, в том числе по время иракского кризиса 2002–2003 годов. Эта ситуация описывается как поддержка позиции правительства «прессой Тори» и оппозиция правительству со стороны ТВ, прежде всего Би-би-си. Феномен «прессы Тори» имеет корни в многовековой истории британской прессы и ее партийной аффилированности; но в конце 1970-х из-за слабости лейбористского правительства даже многие прежде лояльные лейбористам газеты перешли на сторону Тори. Королевская комиссия по делам прессы 1977 года отметила, что «многие газеты выказывали антилейбористские пристрастия… и несправедливо обращались с представителями Рабочей партии в парламенте»[339]. Предвыборная кампания 1979 года отмечена тем, что «правая пресса искала дискредитирующие материалы против лейбористов»[340]; в эпоху Тэтчер каждая газеты открыто заявляли о своих партийных предпочтениях. Во время Фолкледского кризиса в рядах национальной прессы сложилось соотношение сил, которое сохранилось до 1996 года: первую скрипку в оркестре «прессы Тори» играли газеты, купленные Мердоком: «Сан» среди таблоидов и «Таймз» среди широкоформатных. «Дейли Мейл», «Дейли Телеграф», «Дейли Экспресс» также отдавали предпочтение консервативной точке зрения. Газеты Роберта Максвелла (в первую очередь «Дейли Миррор») во время конфликта использовали оппозиционную риторику и в целом поддерживали Рабочую партию, но «вели с ней партизанскую борьбу, когда им казалось, что партия идет не по тому пути»[341]. «Индепендент», появившаяся позже, сразу заявила о нейтралитете; к этой же позиции склонялась «Гардиан», официально поддерживая либералов. Теоретик медиа Д. Уоттс показывает, что если в 1945 году лейбористов поддерживали 35 % национальных газет, то к 1995 году эта цифра упала до 20 %. При этом Уоттс пишет, что (особенно в случае широкоформатных газет) не газета формировала политические пристрастия читателей, а читатели выбирали газету в согласии со своим политическим выбором[342]; но другие ученые считают, что роль прессы в поддержке населением Фолклендской войны и в формировании общественного мнения в борьбе с профсоюзами была ключевой.

Прагмалингвистический анализ газетных публикаций, проведенный советскими политологами, должен быть пересмотрен с позиций деидеологизации, но все же позволяет выделить узловые элементы официозного нарратива конфликта[343], который способствовал разжиганию джингоистских страстей прессой Тори[344]: «джингоистскую оргию» и «взлет токсичного джингоизма»[345] отмечают и советские, и британские наблюдатели. Элементы официозного военного нарратива в 1982 году были таковы:

– «морализация агрессии» (Барнз) через разработку двух ключевых метафор-стереотипов, которая в итоге привела к тому, что доминирующим общественным отношением стало «чувство, что мы были один на один, мы против них» (он же);

– применение «метафоры 1945 года» о справедливой войне против агрессора и единстве нации перед лицом врага, сравнение лидеров аргентинской хунты с Гитлером; освещение конфликта как «трагедии, какой не было со времен Суэца»;

– постоянное разъяснение целей и задач кампании: «защитить британский суверенитет», «защитить островитян – часть британской нации», «защитить британский образ жизни», «спасти национальную гордость» – в том числе с помощью повтора однотипных стилистических конструкций и перечисления;

– добровольное участие прессы Мердока в саундбайтинге и разделение двух дискурсивных потоков: «качественного» (с опорой на абстрактные существительные вроде «долг», «суверенитет», «свобода», «вторжение» и глаголы со значением защиты) и «массового» – с использованием сленга «дворовой войны», например нарочито тинейджерской лексики в заголовках: «Наши самолеты блицуют лодки арги», «Реактивки аргишек сбиты», «Наши ребята потопили канонерку и продырявили крейсер» и печально знаменитый «GOTCHA!» («Попался!») (см. Приложение 2,13), из-за неэтичности замененный при допечатке тиража на «1200 арги правда утонули?»;

– наклеивание ярлыков – например, «колеблющиеся и трусы» (повторено в речи Тэтчер после окончания войны).

«Слабое снабжение картинкой» (Барнз) на фоне повторяющихся сообщений и молодежного жаргона создало впечатление нереальности войны и стало причиной специфической черты освещения конфликта – его виртуализации. Ярким проявлением «виртуальности» стала обложка атлантической версии «Ньюзвик»: на ней поверх фото британского флагмана помещен заголовок «Империя наносит ответный удар» («The Empire Strikes Back»), название эпизода «Звездных войн» (см. Приложение 2, 14).

Би-би-си пыталась соблюсти принцип объективности и воспротивилась официальной информационной политике. Открытый конфликт Корпорации с правительством начался, когда Би-би-си показала кадры, снятые аргентинскими операторами[346]; в ответ Минобороны запретило «официально поддерживать иностранную пропаганду» – использовать кадры, снятые не Министерством.[347] Позже Тэтчер вынесла Корпорации порицание за то, что Би-би-си говорила не о «наших», а о «британских» войсках и отдавала почти равное время освещению точек зрения обеих сторон.[348] Но главный конфликт разразился тогда, когда в новостях на ВВС1 были показаны якобы кадры атаки британцев на населенный пункт Гус Грин до того, как атака имела место.[349] Несмотря на позицию Би-би-си и «Дейли Миррор» «Британия выиграла психологическую войну и получила массовую поддержку своей военной позиции. В конце кампании даже аргентинцы стали верить британским заявлениям»[350]. В парламентской речи о завершении конфликта Тэтчер повторила опорные пункты официозного нарратива и еще раз обозначила монетаристскую позицию правительства и намерение бороться с «упадком нации» не только военным, но и мирным путем.[351]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.