3.2.2. Борьба с профсоюзами и позиция лондонской прессы

Отработка внутриполитических коммуникативных технологий проходила во время знаменитого конфликта правительства Тэтчер с профсоюзными организациями Британии (прежде всего с Национальным Союзом Шахтеров) и союзами печатников с Флит-стрит; конфликт с профсоюзами высветил ключевую роль медиа в политической борьбе. В конфликте Тэтчер повела себя как проактивный коммуникативный лидер; впоследствии именно эта черта в образе Блэра напомнила журналистам и П. Мэндельсону Железную леди (известна фраза Мэндельсона: «Мы все сегодня Тэтчериты»). Тэтчер была полна решимости провести либерализацию экономики в согласии с программой «новых правых» и идеями неомонетаризма Чикагской школы экономики (в частности, М. Фридмэна); в ее войне с этатизмом ее поддерживали в том числе Р. Рейган и (позже) М. Горбачев, запустившие программы обновления экономики в своих странах. Профсоюзное движение, оставшееся безнаказанным после «зимы несогласия», было главным препятствием реформам. Поэтому введение нового профсоюзного законодательства стало важнейшей задачей правительства. Эффект предложенных Кабинетом мер был оглушительным: профсоюз горняков в 1979–1986 годах потерял 72 % членов; число рабочих дней, не отработанных в ходе забастовок, снизилось с 28,5 млн до 6,4 млн часов в год. После окончания «шахтерской войны» число работающих шахт в Британии сократилось с 170 до 73, а шахтеров – с 181000 до 65000.[352] Эти меры, безусловно, не могли быть популярными, поскольку лишали работы тысячи человек. Первые два года правления Тэтчер не принесли серьезных положительных изменений в экономике, а количество безработных увеличилось почти в три раза, как и число недовольных политикой правительства.[353] До Фолклендов 48 % жителей Британии считали Тэтчер «худшим премьером в истории страны»; 12 % – «худшим, чем даже А. Н. Чемберлен».[354] В этих условиях «маленькая победоносная война» стала панацеей для Тэтчер, а борьба с профсоюзами шахтеров и печатников велась не экономическими, а прежде всего законодательными и медийными средствами – «с помощью горячей и наивной поддержки со стороны прессы, судебных исков и политических решений в военном стиле»[355].

В 1985 году после многомесячного противостояния профсоюзам было нанесено сокрушительное поражение, и их влияние было кардинально подорвано. Большую роль сыграла набранная Тэтчер команда штрейкбрехеров; еще одним веским шагом стало предварительное накопление запасов угля, которое разорвало наконец узы зависимости страны от его шахтовой добычи. Но главным завоеванием Тэтчер стала медиаимперия Руперта Мердока и поддержка самых читаемых газет страны – таблоидов «Сан» и «Ньюз оф зе Уорлд». В начале 1980-х Тэтчер поддержала Мердока в борьбе с профсоюзами печатников во время «диспута об Уоппинге» и не форсировала антимонопольное законодательство в сфере СМИ, и он отплатил ей – паблицитной поддержкой и публикацией ее мемуаров.[356] Роль СМИ, по признанию теоретиков (Фоулера, Голдинга, МакНейра), была в том, что они «по модели рейганизма» стали проводниками дискурса о так называемых «ценностях консенсуса» между государством и свободным рынком. Голдинг в связи с этим отмечает, что СМИ при Тэтчер «обанкротили демократию».[357]

Второй и третий периоды правления Тэтчер – время реализации ее экономической программы: приватизация крупнейших национальных монополий страны и создание «демократии на паях»/«демократии собственников» (share-owning democracy). «Цепочка денационализаций» проходила при полной поддержке «прессы Тори» и под давлением массированных рекламных кампаний. Но мы осмелимся утверждать, что главные коммуникативные механизмы тэтчеризма сложились в 1979–1985 годах, в первую половину правления Тэтчер. Рассмотренные нами кризисные ситуации отличаются небывалым до того менеджментом правительственной информации, а в период Фолклендского кризиса коммуникации правительства отличались повышенной проактивностью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.