Н. Бартошевский. «Япония. (Очерки из записок путешественника вокруг света)»[116]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Н. Бартошевский.

«Япония. (Очерки из записок путешественника вокруг света)»[116]

Вряд ли где-либо существует страна, обычаи которой представляют более оригинальности и интереса, чем японские. Нигде вы не встретите такой самобытности, таких своеобразных форм в частной и общественной жизни; здесь вы на каждом шагу наталкиваетесь на что-то небывалое и немыслимое у нас; каждая мелочь говорит вам, что тут люди шли совершенно не тем путем, как мы, и что история привела их и нас далеко не к тем же результатам. Совокупность явлений здешней, как внешней, так и внутренней жизни, часто незначительных и незаметных порознь, представляет вам в целом загадку, перед которой вы невольно задумываетесь, ища ответа на множество вопросов, родившихся в вашей голове при знакомстве со столь оригинальной страной. Довольно взглянуть, например, на их чайные дома, чтобы окончательно потеряться в догадках относительно нравственной, религиозной и общественной стороны их обычаев.

Действительно, что вы скажете о заведении, в котором воспитываются по несколько сот девочек со специальной целью сделаться, по наступлении 14-летнего возраста, наложницей офицера или чиновника, или женою человека более низкого сословия, чаще же всего просто публичною женщиной? В Европе, конечно, такое заведение считалось бы и было бы на самом деле рассадником разврата; здесь, напротив, как эти дома, так и пансионерки их пользуются уважением; публичные женщины Японии не только не носят такой отличительный характер, как наши, но и ничем не отличаются от прочих обитательниц Японских островов. Чайные дома — это большие здания, где помешается иногда до четырехсот девиц, большей частью дочерей бедных родителей, отданных на воспитание какой-нибудь старухе; за это родители денег не платят, а напротив, часто содержательница сама дает им деньги, уверенная, что выручит их с избытком, продав свою воспитанницу в жены или наложницы, когда ей наступит 14 лет. Эти дома нельзя назвать гостиницами, хотя в них заходят поесть и попить, как в наши рестораны; не похожи они и на публичные дома, как есть они у нас, хотя цель существования их тождественна, зато, как я сказал, громадна разница в том, как стоят они в общественном мнении; вследствие чего и самая обстановка не имеет такого оттенка пошлости и грязности, как у нас; относительно поведения девушек не может быть и сравнения, насколько скромно и прилично они себя держат. Чайных домов в каждом городе множество, и все они устроены по одному образцу, в них ходят повеселиться не только холостые, но и женатые, часто со своими женами, и действительно находят здесь развлечения самые разнообразные: здесь можно встретить и актера, и акробата, и танцора, и музыканта, но главное, что нравится публике — это гейши. В гейши выбирают молоденьких девочек, особенно способных нравиться; они поют, играют на трехструнной гитаре, говорят стихи, загадки, сказки, вообще занимают публику различными способами, но главное их назначение — своею красотой и своими сальными играми возбуждать страсти молодых людей, заходящих в дом, для чего они часто танцуют совершенно нагие и делают различные движения не совсем скромного свойства, но сами они всегда должны оставаться целомудренными. Гейши считаются самыми образованными женщинами в Японии, они не только знакомы с шитьем, вышиванием и разными мелкими ручными работами, но умеют даже сочинять стихи и сказки. Вообще всех девочек до четырнадцатилетнего возраста учат в чайных домах разным наукам. В Японии женщины получают одинаковое образование с мужчинами и обязаны уметь читать и писать. Эти подростки до четырнадцатилетнего возраста, называемые хавроси, находятся в услужении у более взрослых девиц; положение хаврось самое скверное, их худо кормят и одевают и заставляют кроме наук исполнять самые грязные работы.

Японки очень недурны собой, но они весьма скоро старятся и тогда делаются безобразными, чему способствует в особенности обычай, предписывающий замужним женщинам чернить себе зубы и выщипывать волосы у бровей; говорят, что это делается для предупреждения ловеласов, потому что закон смотрит весьма неодинаково на связь с женщиной и девушкой; например, изнасиловавший девушку не подвергается никакому наказанию, тогда как изнасиловавший чужую жену обязан распороть себе живот: несмотря на такие строгости, интриги с замужними встречаются довольно часто.

Японцы нрава веселого; они постоянно шутят, поют песни, играют и танцуют. Шутки их довольно остры, но всегда циничны. Смеются они часто, но еще чаще довольно глупо улыбаются повторяя свое неизменное хе, хе, то есть да, да. Их песни монотонны, унылы и все на один мотив; то же надо сказать и об их игре на инструментах. Танцы состоят из кривлянья и мимики; лицом они выделывают ужасные гримасы, а телом движения, по большей части очень нескромные. Японцы — большие театралы, у них в каждом городе непременно есть спектакль. Канва пьес большей частью историческая, интрига всегда сальна до крайности. Некоторые пьесы могли бы быть интересны, если бы говорились намеками, а не так бесцеремонно: да кроме того, так как все эти пьесы отнесены за несколько тысяч лет назад то и исполнители, желая подражать выговору и манерам предков, коверкают язык, делают отвратительные гримасы, уродливые и неестественные движения и издают совершенно нечеловеческие звуки.

Семейная жизнь японцев устроена очень хорошо. Муж, занимая какую-нибудь должность, вполне предоставляет управление домом в распоряжение жены, на которой, кроме обязанностей хозяйки и матери, лежит обыкновенно и обязанность помогать мужу в улучшении средств к существованию. Именно поэтому, хотя общественное положение женщины, вследствие малого развития народа, совершенно бесправное, в семействе она пользуется одинаковым влиянием с мужем, вследствие чего в семье постоянно господствует согласие. Так что нужно удивляться, что японец, при необузданности своих страстей, при диких и суеверных взглядах, существующих во всех классах общества, держит себя дома как вполне цивилизованный человек, что совершенно противоположно нашему обычаю держать себя человеком в обществе и зверем дома. Я жил в четырех японских семействах и был изумлен отношениями, существующими между супругами: не было слышно не только драк, но даже крупных споров, а между тем эти лица были лодочниками, каменщиками, носильщиками и, следовательно, принадлежали к низшим слоям общества.

Утамаро. Гравюра из серии «Красавицы нашего времени»

Женитьба совершается без всякого религиозного обряда. При сватовстве родители, желая показать себя более богатыми, чем они есть, делают молодым подарки, насколько позволяет состояние; сватают обыкновенно не родители и не родственники, а кто-нибудь из лиц уважаемых и высоко поставленных в обществе. Впрочем иногда, хотя очень редко, японец сам сватает себе невесту; для этого он втыкает ветку в дом своей возлюбленной и ждет, чтобы ее убрали; что означает согласие; если же ветка остается, это есть знак отказа. При этом родители стараются подать вид, что молодые совершенно не знают друг друга, хотя часто известно, что они в таких отношениях, которые делают самый брак лишним. Лица среднего сословия берут жен из чайных домов, если это позволяют обстоятельства, так как хозяйке надо заплатить за воспитанницу некоторую, иногда довольно значительную, сумму денег. Японские женщины выходят замуж лет 14 или 15, но мужчины редко женятся так рано.

De jure японец может иметь только одну жену, исключая императора, который для продолжения своего рода имеет их 12, но de facto имеют и более одной жены, но держат их не при себе, а в чайном доме. По поводу брака нелишне упомянуть об обычае японок повязывать во время беременности свой живот красным крепом для избежания преждевременных родов; они уверены даже, что этой мерой можно остановить роды уже начавшиеся, что доказывают они примером одной из императриц, которая, почувствовав начало родов во время сражения с корейцами, подвязала себе живот и этим отсрочила их до окончания битвы.

Женитьба европейцев на японках представляет явление совершенно особенное: смешение брачных форм Европы и Японии образовало смесь не представляющего положительного сходства ни с нашим, ни с их браком и, нужно сознаться, что тут японские обычаи изменены далеко не к лучшему: европеец, не всегда могущий воспользоваться у себя дома сладостями гражданского брака, с удовольствием воспользовался им там, где он вошел в обычай, но в то же время не мог отрешиться от своих чисто европейских предрассудков; он смотрит на нее не как на жену, а как на публичную женщину, и обращается с нею с той подлой высокомерностью, с тем глубоким презрением, какие характеризуют отношения наших мужчин к падшим женщинам; характеристичной чертой этого обращения служат беспощадные нападки и глумление над обычаями страны, направленные не на улучшение взглядов или привычек женщины, а на то, чтобы втоптать ее в грязь, показав свое превосходство, тогда как на самом деле эти господа ближе японцев к действительно образованным людям Европы только тем фраком, который надет на их спине.

Обед и увеселения

Понятно, что образ действия этих господ возбудил справедливое негодование японцев, но к несчастью этот вопрос умели обратить в политический, после чего уничтожился всякий предел своеволию европейцев. Так, я был очевидцем того, как один японец, возмущенный оскорблением, нанесенным каким-то англичанином его жене, бросился на него с обнаженной саблей, но был остановлен и казнен как оскорбитель в его лице всей английской нации. Впрочем, иного поведения и нельзя ожидать со стороны этих господ, в большинстве случаев проворовавшихся в своем отечестве и бежавших из него сюда с целью и здесь грабить и эксплуатировать кого только можно под разными приличными предлогами; одним словом, редко кто из иностранцев, обитающих здесь, не купец в самом полном, самом мерзком значении этого слова. Исключение из этого правила составляют только американцы, в большинстве случаев народ порядочный, и русские, представителями которых служат военные морские офицеры. Индифферентные ко всему, что прямо не касается их удовольствий, они совершенно не вмешиваются в политические и общественные дела Японии, чем приобрели полное сочувствие туземцев, которым очень нравится, что члены такой сильной нации, как Россия, не притесняют их, пользуясь в широкой степени лишь одним правом здесь живущих европейцев — жениться на короткий срок на японских женщинах.

Сладость этой части японских обычаев пришлась очень по вкусу представителям нашей нации; они поселились в Нагасаки совершенно особняком, не в самом городе, а в подгородней деревне Инаси. Сюда ежемесячно являются к ним переменные жены; здесь каждый занимает со своей супругой отдельный дом, делая балы и пикники на японский манер; вообще здесь время проводится очень весело и у всякого русского, побывавшего в Японии, время, проведенное здесь, служит источником приятнейших воспоминаний его жизни. Японки с гораздо большим удовольствием делаются женами русских, чем французов или англичан, потому что эти, во-первых, очень грубы с ними, во-вторых, взыскательны относительно чистоты, тогда как наши соотечественники не только не требуют частой мены белья, что для японца страшное мученье, но даже совершенно освобождают от ношения его. Кроме того, англичанин или француз ни за что не позволит жене вмешиваться в его дела, тогда как русские поверяют им свои тайны, если филологические познания им это позволяют.

Жизнь в Инаси устроилась совершенно иначе, чем в самом городе: вечером, около шести часов, офицеры, большей частью свободные с этого времени, пристают к деревне на военных шлюпках и японских лодках, называемых фунэ, на берегу дожидает каждого жена, и он отправляется с ней под руку домой. Здесь хозяйка, большей частью старая баба, непременно начинает выхваливать верность жены, любовь ее к нему и тоску в его отсутствие, сводя разговор на то, что не мешало бы за все это сделать какой-нибудь подарок своей возлюбленной, чтоб тем еще более возбудить страсть к себе. Супруг, не обращая внимания на эту песню, поющуюся всегда на одну и ту же тему, снимает с себя военные доспехи и, облачась в японский халат, начинает беседовать со своей дражайшей половиной, но так как его знания в языке очень ограниченны, то разговор сводится к повторению самых казенных фраз: анати атакосисуки — «вы меня любите?», дазо амакч — «пожалуйста, поцелуйте меня», аната копому особу — «вам хочется гулять?», и когда, наконец, весь небольшой запас знакомых ему фраз из двух и трех слов иссякнет, то он начинает перебирать все знакомые ему слова в каком придется порядке, выходит страшная чепуха, и он хохочет до слез, заставляя и жену подражать ему, и это занятие прерывается только приходом гостей. Если пришла какая-нибудь подруга жены, то разговор продолжается в том же роде, переходя понемногу в эротический тон, на что дамы сердятся, так как оратор, по неумению высказываться, изъясняется знаками, показывая и трогая то, чего не может назвать, пока женщины не убегут к более скромному мужу. Если же гости пришли к мужу, то интересный разговор уступает место бутылке портера, или же, расставшись со своей дражайшей половиной, хозяин отправляется в клуб, где всегда встречает большое общество. Тут уж место дам с узкими глазами занимают дамы карточные. В эти минуты, конечно, дамы, лежащие на столе, становятся гораздо дороже оставшихся дома, и зачастую, благодаря неверности рисованных дам, живые тут же переходят из рук одного супруга во владение другого.

Японцы любят чистоту, доказательством чего может служить поразительная чистота их циновок, составляющих употребительнейшую их мебель, так как на них они сидят, спят, едят и пьют. Однако чистота понимается ими как-то оригинально — чистя беспрестанно свои циновки, моясь ежедневно в ваннах, они, вместе с тем, не носят ничего похожего на белье, и прямо на чистое, еще мокрое от купанья тело натягивают свои грязные, никогда не меняемые халаты. Ванны Японии по большей части общественные; мужчины купаются в одно время с женщинами. Обыкновенно в ванну может поместиться человек 15; мыла никто не употребляет, исключая жен европейцев, которые из любви к своим сожителям, привыкают даже носить белье. За удовольствие воспользоваться ванной платится один темп, мелкая монета около 2 1/2 копейки, при том, что в бу, четырехугольной серебряной монете, равняющейся 44 копейкам, считается от 17 до 20 темпов, смотря по курсу.

Все без исключения японцы и японки курят табак, который замечателен красивой крошкой, но не так вкусен, как наши сорта, в особенности же не нравится он русским по своей слабости. Курят его из очень маленьких трубочек, в которых входит табаку не больше одной затяжки, так как он портится от дыма во время продолжительного курения из большой трубки. Таких трубочек курильщик вытянет до тысячи, потому что если он не занят, то целый день сидит у очага, перед ним стоит чайник, глиняный или медный, и непременно табаку-бок, т. е. ящик с табаком, горячими угольями и пепельницей. Не переставая, он то набивает трубку, то выколачивает из нее пепел, и все это так прилежно и аккуратно, что может показаться, будто он углубился в весьма важное занятие.

Костюм японца состоит из длинного киримона (халата), перевязанного широким поясом и имеющего разрезные рукава, в которых устроены карманы для бумаги, употребляемой вместо платков. Бумага японская замечательна по своим свойствам: это нечто среднее между нашей бумагой и полотном; она мягка, тонка и имеет некоторое сходство с промокательной; ее употребляют вместо платков, полотенец, салфеток, даже вместо стекол в рамах; на ней пишут, рисуют и вообще она в большом употреблении; выделывают ее из коры одного дерева, и это производство достигает больших размеров.

Сверх киримона японцы надевают короткую накидку, также с разрезными рукавами; японки же надевают один на другой несколько халатов, равной длины, но различных цветов и достоинства, нижняя часть тела покрывается большим платком, заменяющим наши юбки. Ноги японцев обуты в зори, соломенные сандалии, прикрепленные к большому пальцу ноги; идя по улицам, они страшно стучат ими, особенно в дождливую погоду, когда зори заменяются деревянными скамеечками.

Парадное кимоно

Ночью каждый японец ходит с бумажным фонарем и обыкновенно напевает себе под нос песню на один и тот же монотонный мотив, что, со шлепаньем их сандалий и мельканьем их тусклых фонариков, производит самое неприятное впечатление. Японцы спят на полу, и чтобы не помять своей прически, которая стоит им много времени и больших трудов, подкладывают под шею деревянные ящички, поверх которых, чтобы было мягче лежать, привязывают сверток бумаги или тряпок. Японцы, как женщины, так и мужчины, не покрывают головы, кроме офицеров, надевающих при парадной форме китайские шляпы; при дожде головы повязывают платками и развертываются бумажные зонтики, которые при их дешевизне носятся даже очень бедными людьми.

Сословия японского народа… не представляют между собой тех резких различий, которые так заметны у нас. По нежности кожи, малокровности, тонкости костей и другим признакам, так резко отличающим наши аристократические классы, никак нельзя отличить знатного японца от плебея. Привычки, наклонности и строй домашней жизни совершенно одинаковы во всех слоях общества. Офицер, чиновник правительства, купец, земледелец, работник — все живут одинаково, все однообразно устраивают свое жилище и домашнюю обстановку; богатство делает в них только качественное и количественное различие, оставляя те же основные черты: чистота циновки у губернатора такая же, как и у земледельца, хотя красивее и дороже; все носят платье одного покроя, хотя и различных ценностей; даже касательно комфорта жилище богача не представляет большой разницы с домом бедняка.

Ростом японцы невелики и женщины гораздо меньше мужчин; средний рост мужчин 5 футов и 1 дюйм, женщины около 4 футов и 2 дюйма. Японцы вообще хорошо сложены, хотя несколько худощавы; руки и ноги их, особенно у женщин, очень красивы; глаза у всех черные, но небольшие и прорезанные несколько вкось; волосы черные и густые, цвет кожи не желтый, как у китайцев, но оливковый, руки и ноги белее остального тела, лицо же, особенно у женщин, почти совсем белое или скорее матовое, что очень красиво при черных глазах и замечательной белизне зубов. Это, конечно, не касается замужних, которым обычай предписывает преждевременно безобразиться, черня себе зубы. Растительность волос на лице несколько значительнее, чем у китайцев, но все же не велика, и они волос не любят и потому тщательно выбривают не только на бороде, но и в ушах и носу. Головы бреют они только переднюю часть, остальные же волосы, сложенные в пучок, кладутся на эту выбритую часть. Только во время траура японец запускает волосы как на лице, так и на макушке.