Недостроенная громада милосердия
Недостроенная громада милосердия
Открываю некогда страшную тайну об этом громаднейшем здании в самом центре Москвы на набережной вроде бы, а на самом деле как бы от назойливого взгляда в стороне… Это здание Военной академии имени Дзержинского… Когда-то секретнейшей из всех наших академий.
На самом деле это Академия ракетных войск. Но до девяностого года это содержалось в наистрожайшем секрете. Если кто-то из академии ехал на испытания, цель командировки обозначалась непроходимо туманно: «Такой-то отправляется туда-то на испытания (далее пропуск)…» И только потом от руки вписывалось, на какие именно испытания. Чтобы лишняя машинистка, кстати многократно проверенная, общупанная со всех сторон, о той страшной тайне не проведала и в минуту женской слабости врагу о том…
Между тем это совершенно замечательная академия. Какая нынче армия без ракетных-то войск. Отсюда еще в сорок первом году уходили на фронт командиры первых «катюш», здесь готовили и готовят великолепных специалистов. Из этих стен, которые, как в сказке, и за три дня не обскакать, вышли наши знаменитые маршалы, герои, крупные ученые, изобретатели. Сейчас здесь работают около 80 докторов наук и с полтысячи кандидатов — таков научный потенциал академии.
А вот и совсем уже удивительное: до всех своих неповторимых перевоплощений, которые зданию этому довелось пережить, на том самом месте, где воздвигнуто оно, еще при Федоре Ивановиче, последнем русском царе из династии Рюриковичей (1557–1598), располагался главный в Москве Гранатный двор, где хранили порох, ядра и прочие артиллерийские припасы. Место наиудобнейшее: под самым боком у Кремля, но и в стороне, на пустыре огромном, — возле устья Яузы при впадении ее в Москву-реку. Ежели рванет, не дай Бог, то только аукнется, благо жилья поблизости нет.
Воспитательный дом. Фотография ХIХ века
А еще раньше на этом низменном месте, заливаемом вешними водами, при великом князе московском Василии Ивановиче (1479–1533) был сад, называемый Васильевским садом или лужком. Так долго считалось, пока не выкопали в старых книгах, что сад развела здесь Елена Глинская, маменька Ивана Грозного.
Сад стал знаменитым не только в Москве, но и во всей России благодаря юродивому Василию Блаженному, избравшему его местом своего обитания. Была у него тут какая-то хибара, куда он удалялся с паперти Божьего храма, носящего его имя в народе, именно здесь он встречался с людьми, приезжавшими искать его благословения из самых дальних концов российских.
Ну а еще позже, при Екатерине Великой, здесь отгрохали этот огромнейший дом, который если и сейчас громадным кажется, то только гадать можно, каким необъятным воспринимался он в далекие те времена.
Итак, Воспитательный дом, самый громадный дом во всей старой Москве.
Придумал создать такой дом Иван Иванович Бецкой — сын князя Трубецкого и шведской графини, видный государственный деятель эпохи Екатерины и президент Российской академии художеств. И вот для чего замышлялся Императорский Воспитательный дом: «Для приносимых детей и госпиталь для бедных родительниц в столичном городе Москве». Проще говоря, для сирот.
Местечко для сего грандиозного дома Бецкой давно присмотрел и в своей подробнейшей записке на имя государыни просил передать для строительства это казенное место и отдать примыкающую к нему часть стены Белого города. Зачем та стена, казалось бы, но Бецкой был человеком расчетливым: превосходный камень стены, о который само время дробилось, он задумал употребить в сооружении дома.
Составил смету он и, видимо, ужаснулся: денег на такое здание несметно потребовалось. Казна, конечно же, могла потянуть, но при этом пришлось бы забросить всякое другое строительство, потому и открыли добровольный сбор по всем церквам России. Императрица пример подала: внесла крупный единовременный взнос и повелела ежегодно выдавать немалую сумму из своих так называемых «комнатных» денег. Без булавок она себя, само собой, не оставила, но жест был красивый и щедрый, надо признать.
Пожалуй, никто из именитых людей после такого примера в стороне не остался — все деньги жертвовали. Даже из-за границы понемногу слали, и первым, кто откликнулся, поддержал благородный русский порыв, был Дени Дидро. Ну а «более всех» отстегнул Прокофий Демидов — любили Демидовы широкие жесты и щедрость проявляли временами неслыханную. А Прокофий еще и капризами своими прославился, причудами непредсказуемыми. Узнав, что опекунский совет дома остро нуждается в деньгах, пообещал выделить их, а потом взял да и послал каждому члену совета по скрипке. А денег — шиш.
Закладка дома состоялась в день рождения Екатерины под грохот пушек и гром оркестров. В первый заложенный камень вставили медную скрыню, внутри свинцом выложенную, «с монетами всякого звания и металла, ныне в России употребляемыми», а также две медные доски с записями на русском и латинском даты закладки. Михайло Ломоносов по сему случаю даже одой разразился — вот сколь значимо было для России строительство Воспитательного дома.
Нынче, со стороны Китайгородского проезда, на стене дома висит мемориальная доска, на которой значится, что автором проекта был известный русский архитектор К. И. Бланк. Но это не так. Бланк получил уже готовый проект и руководил строительством первое время, а кто проект создал — утерялось во времени. Предполагается, что и Василий Баженов, и Матвей Казаков над проектом работали, да только отвергнуты были они, и что другой известный зодчий Ю. Фельтен в разработке участвовал, а позже — и Яков Ананьин. Ясно, что не одною рукой Воспитательный дом вычерчивался.
Строительство главного здания было поручено Прокофию Демидову, в расчете на то, что как собранные деньги иссякнут, он станет потихонечку свои подсыпать. Демидов нагнал на гигантскую стройку своих не слишком умелых крепостных, и они там такого наклали, что все пришлось разбирать и заново строить. А потом ему и вовсе надоело это занятие, что, собственно, вполне можно было бы и предположить — никогда Прокофий одним делом долго не занимался: быстро остывал и на другое кидался. Даже собранные деньги он ухитрился куда-то спустить, вместо трех лет затянул долгострой на десять, да и то всего не построил. Осталась громада незавершенной…
Но брошенных ребятишек дом и в недостроенном виде стал принимать. И перед родительницами бедными двери открыл — все, как задумывалось. Жизнь, по правде сказать, здесь совсем несладкой была: в отдельные годы смертность новорожденных до 80 процентов доходила. Из-за отсутствия денег и содержание соответствующим образом складывалось.
Хотя опекунский совет и изощрялся, как мог: добился даже привилегий на печатание игральных карт на всю Россию. Никто больше таким правом в то время не обладал. Благодаря этому дому и набережная Москвы-реки впервые камнем оделась.
Помимо Ломоносова, дом воспевали и другие наши великие: уж больно огромен, никак вниманием не обойти! Писал о нем Паустовский, и Ильф с Петровым от души повеселились над его коридорами, только на одном этаже достигавшими полкилометра длины.
В советское время Воспитательный дом достроили все-таки. По первости здесь открыли Дворец труда со своей радиостанцией, чуть раньше, по традиции видимо, разместились курсы сестер-организаторов по охране материнства и младенчества, а в 1938 году сюда въехала академия. Точно известно, что предшественник Берии Ежов ездил по Москве, выбирая для академии здание. Увидел Воспитательный дом — и пальцем ткнул. В неслыханно короткий срок, за пять дней, чтобы не прерывать учебный процесс, переехала академия из Ленинграда… И все, затворились секретные двери.
Впрочем, иначе и быть не могло.