1. Два нигилизма

1. Два нигилизма

1.1.1. Мы поведем теперь речь о специфике эдипального нигилизма и антинигилизма.

Чтобы определить нигилизм, следует отдифференцировать его от отрицаний, не имеющих идеологического характера. Частноотрицательное (не охватывающее какой-либо универсум) высказывание не будет нигилистическим, т. к. оно поддается проверке, — может быть принято либо отброшено на основе фактического положения дел. Нигилизм — в качестве идеологии — судит о некоторой реальности во всем ее объеме. В этом смысле он философичен. Он представляет собой такое общеотрицательное высказывание, которое нельзя доказать или опровергнуть эмпирическим путем. Нигилизм — это максимум отрицания. Оно прилагает себя к области столь протяженной, что составляющие ее элементы не обозримы по отдельности.

Однако экстенсионал нигилистического мировидения не безграничен, ибо в противном случае нигилисту пришлось бы отрицать и себя, что обесценило бы отрицание для него самого. Нигилизм отменяет существование одного мира с позиции, которая расположена в другом универсуме, противостоящем отрицаемому.

Что это за миры? Ответ на этот вопрос нужно, по всей видимости, искать в лого-физическом дуализме человека. В своей отвлеченности от отдельных предметов нигилизм вынужден выбирать между отрицанием чувственно воспринимаемого мира в пользу того, который только мыслится, и отрицанием этого последнего в пользу непосредственно данной нам для наблюдения действительности. Назовем первый из двух типов нигилизма деонтологизирующим, а второй — деидеализирующим[133].

1.1.2. К деонтологизирующему нигилизму относятся такие учения, как, например, гностицизм II века н. э. (рассматривавший физическую действительность в качестве ложно устроенной)[134], византийско-русский исихазм (требовавший от приверженцев этой доктрины, чтобы они удалились из профанно-опытной среды ради «обожения» — приобщения божественной энергии), а в XX в. — «мистический анархизм», чья сущность, согласно формулировке Вяч. Иванова, утверждается «…в <…> споре против мира данного во имя мира долженствующего быть…»[135] <подчеркнуто автором. — И.С.>.

1.1.3. Нигилизм деидеализирующего типа начинается, конечно же, у киников (которые отрекались от социально-символического — от ритуалов, конвенционального бытового поведения и т. п., дабы редуцировать человеческие потребности до материально-телесных нужд). В позднейшее время эта версия нигилизма нашла воплощение, среди прочего, в индивидуалистическом анархизме Макса Штирнера, стремившегося дискредитировать все сакральные институты как результат пустой умственной игры («Ja, die „fixe Idee“, das ist das wahrhaft Heilige!»[136]); в философии Ницше, констатировавшего смерть «высших») т. е. составляющих в культуре сферу идеального, ценностей («Was bedeutet Nihilismus? Da? die obersten Werte sich entwerten»[137] <подчеркнуто автором. — И.С.>); в онтологии Хайдеггера, видевшего в нигилизме «die Grundbewegung der Geschichte»[138] и отождествлявшего его с желанием субъекта стать «действительно бытующим» («Das „Nichts“ und nihil meint <…> das Seiende in seinem Sein und ist daher ein Seinsbegriff und kein Wertbegriff»[139] <подчеркнуто автором — И.С.>).

1.2.1. После разделения нигилизма на два типа нам открывается путь к выяснению общей обеим его разновидностям психической подоплеки. Опустошая один из противопоставленных друг другу миров, нигилист делает тем самым беспризнаковой ту реальность, из пределов которой он сам и весь его универсум могли бы быть также подвергнуты отрицанию. Индивид не был бы заинтересован в нигилизме, если бы отрицаемая им область не составляла для него некоторой угрозы. Нигилист агрессивен и деструктивен из нежелания стать жертвой нигилизма. Это означает, что нигилизм вырастает из страха индивида быть непризнанным, непринятым[140].

В короткой статье «Die Verneinung» (1925) Фрейд рассмотрел отрицательные суждения как имеющие психическое содержание: индивид обнаруживает желание подвергнуть нечто негации, потому что ему хочется «вытеснить» негируемое из своей психики:

Etwas im Urteil vemeinen hei?t im Grunde: «Das ist etwas, was ich am liebsten verdr?ngen m?chte» [141].

Но разве «вытеснение» однозначно? Разве не сохраняет оно в «снятом» виде то, что «вытесняется»? В общеотрицательных (т. е. нигилистических) высказываниях Фрейд видел результат производимой личностью разъединительной психической работы, вследствие которой Todestrieb и Sexualtrieb становятся независимыми друг от друга, высвобождаются из смешения, так что деструктивность может становиться самостоятельным подходом человека к миру:

Die allgemeine Vemeinungslust, der Negativismus mancher Psychotiker ist wahrscheinlich als Anzeichen der Triebentmischung durch Abzug der libidin?sen Komponenten zu verstehen[142].

Мы определили силу, которая руководит развитием ребенка как Kulturtrieb. Это отрицание отприродного совершается двумя способами: ребенок борется с биологической необходимостью либо как со своим внутренним качеством, либо как с внешней реальностью (например, на кастрационной фазе субъект старается избавиться от собственной смертности, тогда как на эдипальной он восстает против своей зависимости от родителей). Соответственно: на одних стадиях психогенеза свое жертвуется в пользу чужого, на других — чужое в пользу своего. Психогенез представляет собой попеременное акцентирование то первой из этих установок, то второй, ибо преодоление своего влечет превращение своего в чужое и требует на новом шаге эволюции негации чужого, оставляющей ребенка опять наедине со своим, и т. д. Стадиально фиксированный, т. е. обретший характер, субъект с необходимостью включен в один из двух больших психоклассов, которые мы назвали отчуждающим и приобщающим.

В рамках обоих классов человек может становиться (или не становиться) нигилистом: максимум отчуждающего отрицания деонтологизирует мировоззрение; нигилизм, присущий приобщающему характеру, имеет деидеализирующую направленность. Нигилистическая тенденция овладевает человеком, если он, будучи ребенком, испытывал страх при проведении той или иной образующей его субъектность негации. Например, отцами таких нигилистов второй половины XIX в., как Чернышевский и Добролюбов, были священнослужители. В этом семейно-социальном контексте эдипальный конфликт младшего со старшим должен был вызывать у ребенка страх быть наказанным тем высшим религиозным авторитетом, чьим репрезентантом являлся отец. Опасность, подстерегающая в нашем примере ребенка, поддается, однако, устранению, если он расширит объем проводимого им отрицания, втянет в легацию не только своего отца, но и весь тот (трансцендентный) мир, который с отцом ассоциируется[143].

Психику нигилиста обусловливает, ответим мы Фрейду на его статью «Die Verneinung», не обособление разрушительности от либидо, но борьба личности, реагирующей на то, что динамика ее очеловечивания будет приостановлена, за самосохранение, каковое есть в данном случае менее всего животный инстинкт. Самосохранение у человека представляет собой потребность гарантировать успешное завершение процесса, генерирующего субъекта культуры.

1.2.2.1. Поскольку нигилистической идеологии всегда дан только один мир (или мыслимый, или наблюдаемый), постольку она не способна представить себе превращаемость данного в другое. Функция нигилизма в культуре — противление истории. Из синтеза обоих наших соображений о нигилизме — психологического и культурологического — вытекает, что историю хочет отменить тот, кто боялся, что не состоится его личная история.

Нигилизм возникает тогда, когда культура историзируется.

В двух своих наиболее ранних массовых проявлениях, в кинизме и гностицизме, нигилистическое умозрение выступает как отрицание новых периодов в развитии культуры, приходящих на смену старым.

По верному замечанию П. Слотердайка, кинизм есть реакция на захват философским идеализмом господствующего положения в культуре:

Der Auftritt des Diogenes bezeichnet den dramatischsten Augenblick im Wahrheitsproze? fr?heurop?ischer Philosophic: w?hrend die «hohe Theorie» von Plato an unwiderruflich die F?den zur materiellen Verk?rperung hin abschneidet, um daf?r die F?den der Argumentation um so dichter zu logischen Geweben zu verkn?pfen, taucht eine subversive Variante von niederer Theorie auf, die die praktische Verk?rperung pantomimisch grotesk auf die Spitze treibt[144] <подчеркнуто автором. — И.С.>.

В культурно-диахроническом плане можно сказать, что кинизм был вызван к жизни крушением архаико-мифологического общества и переходом от него к философствующей античности. Позиция, с которой кинизм оспаривал систематическое философствование, размещалась в докультурном (откуда неприятие киниками культурных героев), в досоциальном (откуда нарушение киниками общественного приличия) и даже в дочеловеческом (ср.: «Ищу человека!»). Кинизм противопоставил себя, таким образом, логически аргументирующему мышлению, не просто взятому само по себе, но как следствию исторической изменчивости культуры. Кинизм выдвигал на передний план телесно-материальное вместо спекулятивного и одновременно с этим доисторическое вместо истории. Будущее с этой точки зрения нельзя вообразить (почему кинизм сомневался в ценности гаданий и пророчеств).

В свою очередь, гностические учения, сформировавшиеся в пору преодоления античности христианством, были во многом попыткой сугубо спекулятивного мышления (= платонизм), уходящего в прошлое, отнять у новой религии ее земное и материальное содержание. Достаточно напомнить о гностической христологии, которая оставляла без внимания физическую природу Христа с тем, чтобы абсолютизировать его небесную ипостась[145].

1.2.2.2. Итак, нигилизм на начальных фазах своего развертывания подрывал настоящее культуры, проводя отрицание из прошлого. Впоследствии, однако, борьба нигилизма с историей приняла иную направленность, сменила вектор. Нигилизм стал инструментом новых, нарастающих, стремящихся к господству в культуре диахронических систем.

Диахрония культуры выступает сразу и как линейное, необратимое продвижение вперед, коль скоро каждый новый характер, выдвигающийся в творцы ценностей, обладает неповторимой спецификой, и как циклическое, возвращающееся вспять время, раз каждый характер входит в один из двух сверхклассов.

Деонтологизирующий нигилизм, в соответствии со своей психической природой, сделался наступательным орудием в диахронических системах, выстраивавшихся за счет отчуждения своего, данного субъекту — в тех смысловых образованиях, для которых социо-физические факты были всего лишь знаками высшей (в принципе, только мыслимой) реальности: в позднем средневековье[146] (исихазм), в символизме («мистический анархизм»).

И напротив: деидеализирующий нигилизм, психологически понятным образом, распространяется в те периоды, когда историческую победу одерживает приобщающий психотип, когда совершается физикализация картины мира, когда трансцендентное толкуется как имманентное (Макс Штирнер и Ницше знаменуют собой начало и конец эдипальной реалистической эпохи; экзистенциализм Хайдеггера принадлежит времени, пришедшему на смену символизму).

По ходу эволюции нигилизм превратился из идеологии, не соответствующей текущему моменту, защищающей рушащиеся системы, в такую идеологию, которая отвечает установкам той или иной современности, радикализуя их. После того как завершилось становление нигилизма, т. е. после того как в кинизме и гностицизме выработались оба его типа, нигилистический антиисторизм выразился в увековечивании настоящего, в безоговорочном модернизме, в отрицании того универсума, который был ранее или может сделаться в будущем особо значимым для организации культуры.

В генезисе нигилизм конверсивен относительно своего дальнейшего бытия. Выходя за пределы нигилизма, стоит заметить, что такое понимание генезиса содержится уже в истории о рождении Евы из ребра Адама. Быть может, и любой процесс формирования некоего явления в человеческом мире обратен бытию этого явления, повторяя палиндромное соответствие между становлением отдельной личности и развертыванием культуры в ее целом[147].

1.3.1. Деидеализирующая устремленность русского нигилизма 1840–80-х гг. делается очевидной уже при самом беглом знакомстве с ним[148]. Ограничимся тремя иллюстрациями.

В очерке «После грозы» Герцен ставил под сомнение все «канонизированные истины», касающиеся социальной истории, на том основании, что они не более чем продукты человеческой субъективности. Различные концепции государства должны быть поэтому «расстрижены» «из ангельского чина в людской» и подлежат «критике и отрицанию»[149].

Художественный текст, по утверждению Писарева («Разрушение эстетики»), сделанному вслед за Чернышевским («Эстетическое отношение искусства к действительности»), «…ни в каком случае не может создавать свой собственный мир»; у мыслительной конструкции нет права на самостоятельность: искусство «…всегда принуждено ограничиваться воспроизведением того мира, который существует в действительности»[150].

Этика нигилизма, согласно нечаевскому «Катехизису революционера», не предопределена никакой заранее выработанной — традиционно считающейся истинной или научно обоснованной — идеей; революционер

…в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него — враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить.

Революционер презирает всякое доктринерство и отказался от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку — науку разрушения[151].

1.3.2. Процитированные сочинения роднит не только свойственная им всем деидеализирующая целеустановка, но и тот способ, каким они ее аргументируют. Главный довод, которым пользуется нигилизм эдипальной культуры начиная с 40-х гг. XIX в., антропологичен по своему содержанию[152]: ни одно из понятийных образований не имеет преимущества перед другим, потому что среди них нет сакральных — более, чем человеческих, — идейных ценностей. Раз так, то никакая из конкурирующих идей не должна претендовать на авторитетность, кроме идеи негации.

Герцен, наблюдавший в Париже, как была подавлена революция 1848 года, убеждается в том, что республиканское насилие ничуть не лучше монархического, и приходит отсюда к своему отказу от освящения какого бы то ни было государственного устройства.

Для Писарева эстетическое как таковое — нонсенс по той причине, что суждения людей о прекрасном бесконечно индивидуальны; все вкусы одинаково правомочны, будучи лишь субъективными мнениями; невозможность дать прекрасному надындивидуальное толкование требует отречения от этой категории и заставляет сомневаться в том, что художественный текст обладает автономностью:

Эстетика, или наука о прекрасном, имеет разумное право существовать только в том случае, если прекрасное имеет какое-нибудь самостоятельное значение, независимое от бесконечного разнообразия личных вкусов. Если же прекрасно только то, что нравится нам, и если вследствие этого все разнообразнейшие понятия о красоте оказываются одинаково законными, тогда эстетика рассыпается в прах. У каждого отдельного человека образуется своя собственная эстетика…[153] <подчеркнуто автором. — И.С.>.

Нечаев связывает полную моральную свободу революционера-нигилиста с тем, что человеческая цивилизация не создала такой общественной формации, которую следовало бы предпочесть по отношению к иным:

Под революциею народною товарищество разумеет не регламентированное движение по западному образцу, — движение, которое, всегда останавливаясь с уважением перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низвержением одной политической формы для замещения ее другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России[154].

Из приведенных примеров видно, что нигилизм реалистической эпохи осуществлял деидеализацию бытия посредством аналогии, которую он устанавливал то между монархией и республикой (Герцен), то между равно легитимными эстетическими вкусами индивидов (Писарев), то между разными видами нравственности (Нечаев). Антропологический по смысловому содержанию[155], нигилизм 1840–80-х гг. руководствовался в структурном плане эдипальной логикой.

Деидеализирующий нигилизм специфицировал себя во второй половине XIX в. в качестве негации, оправданной аналогией.