19. Блицшахматы

Доктору Люку скоро должно было исполниться сорок. Он часто говорил, что ему нравятся собственные песни, потому что у него музыкальные вкусы, как у двенадцатилетней девочки. Но долго ли так могло продолжаться? Производство хитов – удел молодых. В какой-то момент, будь ты даже Пол Маккартни, ты перестанешь писать хиты. А когда хиты уходят, они почти никогда не возвращаются.

Однако Доктор Люк не боялся потерять чутье. Или, по крайней мере, это была не та перспектива, которая могла заставить его внутреннего параноика беспокоиться еще сильнее. Он допускал мысль, что «те инстинкты, которые привели тебя к успеху, однажды подведут тебя». Но верил ли он, что это может произойти с ним? Вся его маниакальная энергия была направлена на то, чтобы этого не случилось.

Летом на сороковом году жизни Доктор Люк жил и работал в своем доме на пляже в Лос-Анджелесе, пока ремонтировали его особняк в Голливуд-Хиллс. Дом на пляже он несколько лет назад купил у Оззи Осборна, фронтмена Black Sabbath, и оборудовал студию на втором этаже – в изысканной комнате, обитой деревянными панелями, где когда-то располагалась библиотека Оззи. Там Люк проводил свой рабочий день, который начинался в районе полудня и заканчивался в три-четыре часа утра. Через приоткрытое окно едва слышно доносился шум океана.

Доктор Люк – прирожденный делец и всегда им останется, неважно, сколько денег он уже заработал и сколько власти получил. Он сделал инвестиции в недвижимость, в элитный бренд питьевой воды Core Natural и компанию-организатора бизнес-конференций Summit Series. Разумеется, у него есть собственный лейбл, Kemosabe Records, в который Sony вложила порядка шестидесяти миллионов долларов. Еще он заключил весьма выгодный контракт с Дагом Моррисом, главой Sony Music, по которому в течение пяти лет он должен работать эксклюзивным хитмейкером для суперзвезд главных лейблов компании (Epic, RCA Records и Columbia), в том числе для Келли Кларксон, Пинк, Майли Сайрус и Бритни Спирс.

Его издательская компания Prescription Songs насчитывает порядка пятидесяти продюсеров и композиторов; по старому методу студии Cheiron, каждый из них специализируется на чем-то одном и дополняет навыки других. На тот момент авторы работали в студиях по всему Лос-Анджелесу – от Венис до Хэнкок-парк, но Доктор Люк замыслил сосредоточить свою фабрику хитов в одном месте и с этой целью перестраивал здание в Брентвуде, где оборудовал двенадцать студий для авторов Prescription. Доктор Люк описывает свою команду как «объединение артистов, продюсеров, топ-лайнеров, битмейкеров, авторов мелодий, вдохновителей и просто текстовиков». Вдохновители, объясняет он, «знают, как довести песню до конца, понимают ее энергию и ход музыки, даже если они не могут сыграть ни одного аккорда и спеть ни одной ноты».

В конечном счете Доктор Люк стремился встать во главе своей единоличной империи, как Клайв Дэвис или Даг Моррис. Но мог ли он продолжать делать то, что получается у него лучше всего, а именно писать хиты для артиста и при этом управлять лейблом? Клайв Дэвис обязан успехом своему навыку находить для певца наилучшую песню вне зависимости от того, кто ее написал; Доктор Люк обязан успехом композиторскому таланту. Глава лейбла должен по крайней мере делать вид, что артист причастен к созданию музыки. Доктор Люк не очень хорошо умел притворяться. Его отношения с главной звездой лейбла Kemosabe Кешей оставляли желать лучшего, а в будущем и вовсе обернутся катастрофой.

* * *

Доктор Люк сидел в кресле Aeron перед вереницей компьютеров. Одетый в футболку и джинсы, босой, с серебряным налетом голливудской щетины, он изучал интерфейс программы Pro Tools. Он встал, прошелся по комнате и сделал пару растяжек из йоги. (Его подруга, мать его двоих детей, работала преподавателем йоги.) В его теле нет ни грамма жира, хотя не похоже, чтоб он занимался спортом. Он живет в раю, но почти никогда не выходит на улицу.

Доктор Люк зашел в Twitter и ретвитнул пару постов своих артистов. Он немного нервничал, потому что ждал звонка от Брэдфорда Кобба, менеджера Кэти Перри, по поводу песни для ее грядущего альбома, Prism, для которого Доктор Люк с Максом Мартином написали и спродюсировали семь треков. Их предыдущий альбом с Перри, Teenage Dream, обошел рекорд пластинки Майкла Джексона Thriller по количеству хитов, оказавшихся на первой строчке «Горячей сотни», – целых пять штук. С Prism они рассчитывали продолжить свой невероятный марафон хитов. Или нет.

Cirkut, новый протеже Доктора Люка, работал в студии вместе с ним и выполнял роль как соавтора, так и в своем роде музыкального писаря. Частично его техническая задача состояла в том, чтобы фиксировать ритмические и мелодические идеи, которые генерировал Доктор Люк денно и нощно (иногда уже ближе к утру), и переносить их в компьютер. Доктор Люк говорит: «Давай перепишем фразы right now, они должны быть проще, а вот остальное – более замысловато, как главный вокал. Сначала вставь “охи”. Восемь должны быть спеты фальцетом, и еще восемь – в полный голос. Не знаю, все их обработать автотюном или только некоторые». Cirkut принимается за работу; его пальцы безудержно барабанят по клавиатуре, переводя указания Доктора на язык Pro Tools и переставляя цветные прямоугольнички-звуки. Затем он размашисто бьет по пробелу и они слушают, что получилось.

Часть таланта Доктора Люка заключается в его способности находить таланты. Амбициозные диджеи и битмейкеры вроде Cirkut постоянно присылают ему свои демо, и б?льшую часть из них он слушает. Когда находит что-то интересное, сразу хочет попробовать поработать с этим человеком. Бенни Бланко, еще один протеже Доктора Люка, стал заметным хитмейкером всего к двадцати пяти годам и со своим наставником познакомился, когда ему было девятнадцать. Бланко вспоминает: «Я ничего не знал о поп-музыке. Я даже не думал о ней – она не входила в сферу моих интересов… Я записал для Люка свой материал на CD, и под конец нашей встречи он сказал: “Нет, мне не нужен диск”. Я ушел и решил, что не понравился ему. А потом он мне звонит и говорит: “Ну что, хочешь писать со мной музыку в Лос-Анджелесе?” Я ему говорю: “М-м, я думал, ты не в восторге от меня”. Он ответил: “Да нет же, ты мне так понравился, что мне уже не нужен был диск”».

Доктор Люк сказал Бенни, чтобы он приезжал в Лос-Анджелес на следующий день. Бенни боялся летать на самолете, поэтому поехал через всю страну на машине. Когда он добрался, Доктору Люку не терпелось приняться за работу.

«Я провел за рулем шесть или семь часов, – вспоминает Бенни, – а Люк мне говорит: “Приезжай в студию!”

– Люк, я очень устал.

– Приезжай в студию, здесь все тебя ждут.

– Но я без сил!

– Я хочу показать тебе свою новую гитару.

Я поехал туда, он показал мне свою гитару, а потом сказал: “Ну что, давай напишем бит”. А я ему: “Слушай, я чертовски вымотан”.

Тем вечером мы написали два бита, один из них стал California Gurls, а другой – Teenage Dream. Парень просто сумасшедший – в лучшем смысле этого слова».

Доктор Люк держит в студии порядка дюжины побитых жизнью электрических и акустических гитар и часто на них играет. На многих записях, что он спродюсировал, можно услышать риффы и соло в его исполнении. Нередко источником вдохновения ему служит музыка 80-х, когда для производства песен стали использовать электронные машины. «Взять Tears for Fears – у них отличные мелодии, при этом они не повторяют части безо всяких изменений, – говорит он и добавляет: – 80-е мне не нравятся только тем, что слишком долго приходится ждать припева».

С разными командами Доктор Люк производит до двадцати песен в год. Они появляются постепенно, иногда в течение нескольких месяцев и спустя сотни написанных треков, по мере того как он с соавторами играется с идеями, откладывает недоделанные проекты, чтобы переключиться на более срочные, и потом снова к ним возвращается. Тем летом у него скопилось семь или восемь треков разной степени готовности. «Я сотрудничаю с рэпером Juicy J. Недавно у него вышел альбом – главная урбан-запись прошлого года. Нам с ним нужно закончить две песни. Нет, три. Плюс Джастин Тимберлейк сейчас пишет трек с участием Juicy J. Порой мне просто не хочется смотреть на список дел – только нервы себе мотать».

В работе с артистами нет постоянства, поэтому Доктор Люк редко составляет свое расписание дальше, чем на день вперед. «У них все время меняются планы, – рассказывает он, стараясь сдержать раздражение. – Певица заболела. Или ее пригласили выступить на корпоративе в Саудовской Аравии за миллион долларов на той неделе, когда у нас запланирована сессия. Случиться может миллиард вещей, – от досады он начинает повышать голос. – Она рассталась с парнем. Она познакомилась с парнем и полетела с ним на Гавайи. Так что строить планы бесполезно».

Доктор Люк любит оттягивать завершение проекта до последнего: «А вдруг я услышу на выходных что-то, что мне понравится?» Тем не менее у руководителей лейблов график выхода записей расписан на месяцы вперед. Неизбежно начинается телефонная истерия. На первом этаже дома на пляже воздух сотрясают трели, мелодии и рингтоны – приходят электронные письма, сообщения, поступают звонки из лейблов компании Sony и от их артистов, жаждущих заполучить лекарство от доктора. Но Доктор Люк, как сама поп-музыка, живет в режиме «здесь и сейчас». «Мне плохо удается распределять свое время, – рассказывает он. – Бывают жесткие дедлайны – их я научился опознавать. По количеству звонков и тону голоса на другом конце провода можно понять, что сроки уже в самом деле поджимают». Это смутное чувство осознанной спешки пронизывает его песни.

В студии Доктор Люк отнюдь не только пишет песни. Он постоянно следит за продажами, радио и социальными сетями. Он изучает сайт Mediabase – авторитетную в индустрии платформу для отслеживания ротации треков на радио. Он прочесывает непрестанно растущее количество чартов на предмет популярности той или иной песни, анализируя различные загадки, например, каким образом песня, отстающая в традиционных показателях (продажах и ротации), может все равно оказаться на первом месте «Горячей сотни» по одним только количествам прослушиваний на YouTube и Spotify (Billboard теперь учитывает и их). «Я немножко помешан на цифрах», – признается он.

На тот момент его больше всего беспокоил грядущий альбом Кэти Перри, Prism. Б?льшую часть песен они написали прошлой весной в Санта-Барбаре, где живет Перри. «Люк с Максом приехали в Санта-Барбару, – вспоминает она, – и мы славно проводили время, гуляли у океана и ужинали вместе. В лесах Монтесито есть классная студия – The Secret Garden, нам нравится там работать. Мы ездили туда, слушали музыку, зависали на YouTube и пили вина Шабли. Люк с его протеже Cirkut приготовили для меня маленькие порции музыки – не очень большие, только чтобы я успела слегка распробовать, – и если мне это нравилось, они подавали мне целое блюдо».

Наконец позвонил менеджер Перри, и Люк взял трубку мобильного.

«О, привет! – он безуспешно пытался скрыть волнение. – Как дела? Рассказывай».

Они обсудили идею пригласить рэпера Дрейка, легкомысленную суперзвезду из Канады, для записи читки в бридже одного из следующих синглов Перри. Они не знали, согласится ли он, но сошлись на том, что трек должен быть готов на случай, если Дрейк таки приедет, и тогда бы он мог сразу послушать его и записать партию.

Повесив трубку, Доктор Люк дал Cirkut указания по подготовке трека. Затем он сказал: «Хочу убедиться, что Кэти хочет именно этого», – и ушел в библиотеку, чтобы поговорить с ней лично, мягко закрыв за собой деревянную дверь.

* * *

В 1982 году девятилетний Лукаш Готвальд жил со своими богемными родителями на Манхэттене – матерью Лаурой, дизайнером интерьеров, и отцом Янушем Ежи Готвальдом, архитектором из польского города Ласк. У них был свой лофт на Западной 30-й улице на Манхэттене. Район кишел ночлежками и борделями, а в подъезде их дома ошивались наркоманы. Его родители слушали джаз, к которому Лукаш проникся презрением.

По субботам отец приводил его в юго-западный угол парка Вашингтон-сквер, где стояли каменные шахматные столы, и мальчик состязался со взрослыми противниками в блицтурнирах. Такой темп игры, когда партия длится меньше трех минут, соответствовал его беспокойному нраву. (Не случайно в будущем он будет стремиться выжать максимум из трехминутной песни, словно опять участвует в блице.) Стандартная ставка составляла пять долларов, и он часто выигрывал.

В тот год в городе всюду звучала песня The Message рэп-группы Grandmaster Flash and the Furious Five. Его приводил в восторг ее фанковый ритм и набор странных электронных звуков, которые производил утопленный в реверберации синтезатор. Лукаш начал играть на барабанах, но родители не позволили ему держать дома установку, поэтому он переключился на гитару своей старшей сестры. Вскоре он уже занимался по шесть часов в день. Аллан Григг, который познакомился с Готвальдом в Нью-Йорке и теперь работает продюсером и композитором в Prescription Songs под псевдонимом Kool Kojak, рассказывает: «Играл ли Люк в шахматы или осваивал гитару, он делал это с нечеловеческой сосредоточенностью».

В четырнадцать лет Готвальд побывал в летнем лагере в рамках программы National Guitar Summer Workshop в частной школе в Коннектикуте. Джаррет Майер, его товарищ по лагерю, вспоминает: «Все говорили: обязательно познакомьтесь с этим пареньком, Люком. Он потрясно владеет шредом». Особенно Джаррета впечатлило, что на показательном концерте в конце смены Готвальд хотел сыграть попурри из песен рэп-группы Run-D.M.C. У парня был явно нестандартный подход.

Майер и еще один парень из лагеря, Брайан Брейтер, ходили в частную школу имени Хораса Манна, строгое учебное заведение в Бронксе, и оба поступили в Брауновский университет. Готвальд сменил восемь школ, в том числе школу Святого Луки и заведение под названием Little Red School House в Гринвич-Виллидж. «Мы были из разных миров, – рассказывает Майер. – Я помню, как он приходил к нам домой, видел объем домашних заданий и не мог поверить своим глазам: “Что это еще такое?!” А потом я заявлялся к нему в гости и видел у него целый мешок травы. Он говорил: “Ну да, вот так я зарабатываю на жизнь”. Ему было пятнадцать, а он уже все знал об этом бизнесе. Я думал: “Ну ничего себе, я делаю уроки, он продает наркотики, и все равно мы друзья!”»

Готвальд вспоминает, как ввязался в торговлю марихуаной: «Я начал выращивать коноплю у себя в шкафу. Принес флуоресцентные лампы из школы и повесил их там на цепочках, прикрепив фольгой. Каждый раз, когда я поливал растения, они начинали дико пахнуть. И однажды отец мне сказал: “Слушай, пора от них избавляться”. Дело было за три дня до Дня матери. Я знал парня, который торговал на 22-й и 8-й улицах. У него была фотостудия, но на самом деле он продавал наркоту. Я завернул коноплю в букетную бумагу, обвязал бантом и пошел с ней к нему прямо по улице, потому что он сказал, что присмотрит за ней. Через месяц растения засохли, и ему стало так стыдно, что он дал мне мусорный мешок, набитый травой, и сказал, чтобы я делал с ним, что захочу».

В школе Люк подобным энтузиазмом не отличался. «Я никогда не успевал на утренние уроки. Я не мог понять, зачем мне это. Помню, как однажды в классе я сказал: “Мне все равно, мне не нужно это знать”». (Он и по сей день хвастается тем, что не прочел ни одной книги до конца.) Как-то раз он влип в неприятности, когда принес в школу пейджер, чтобы клиенты (среди которых однажды оказалась его мать) могли с ним связываться. Когда ему было семнадцать, вспоминает Готвальд, его учитель музыки, гитарист Адам Роджерс, решил поговорить с ним о его бизнесе. «Он сказал: “Слушай, тебе нужно взяться за ум. Если ты хочешь стать настоящим музыкантом, ты должен бросить это занятие”. И я бросил. С тех пор я зарабатывал только гитарой».

После школы Готвальд поступил в Манхэттенскую музыкальную школу. Странным образом он выбрал для изучения джаз. «Люк был тогда смешным парнем: помимо того что он курил траву, он отличался невероятной заносчивостью, – вспоминает продюсер Дэвид Бэйрон, его давнишний друг. – Как-то вечером мы ужинали большой компанией, и Люк начал говорить о джазе. Он сказал: “Что такое джаз? Ты учишь аккорды, учишь гаммы, а потом просто бегаешь пальцами по грифу, верно?” Все ему возразили: “Вообще-то, джаз – это гораздо больше. Послушай хотя бы Майлза Дэвиса”». Но уже через год Люк стал настолько хорош, что каждую неделю играл в джазовом баре Augie’s на углу 106-й и Бродвея.

Первые настоящие деньги Готвальд заработал рекламными джинглами. Он написал музыку для популярной рекламы Nike, которую крутили во время чемпионата мира по футболу 1994 года. Люк ненавидел ее. «Мне не нравились люди, которые принимали решения», – говорит он. Он хотел принимать решения сам.

В 1997 году Ленни Пиккет, руководитель музыкальной группы на шоу Saturday Night Live, бросил по музыкальным школам клич, что ему в группу нужен молодой гитарист, который бы умел читать с листа. Он рассказывает: «Нам отводили два часа на репетиции, поэтому мне нужен был тот, кто умеет быстро схватывать».

Пиккет, ведущий тенор-саксофонист (до Saturday Night Live он играл на саксе в группе Tower of Power), прослушал примерно сорок юных музыкантов. «Потом зашел Лукаш, – вспоминает он, – и первое, что этот смешной парень мне сказал, было: “Можете прекращать прослушивания”.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Вы нашли нужного гитариста, – ответил он.

Я ему сказал: “Садись и читай музыку!” Он был в себе очень уверен».

Готвальд оказался-таки прав: они нашли нужного гитариста. «Мне понравилось, как он играет, – продолжает Пиккет. – У него было хорошее чувство ритма, он играл уверенно и владел большим запасом приемов. И он неплохо выглядел, а это важно на телевидении. Худой, с угловатым лицом – такие удачно смотрятся в кадре».

«Ленни был лучшим боссом, – вспоминает Готвальд. – Он наставлял меня и защищал. Меня выгоняли, наверное, раз пять».

О десяти годах в составе ансамбля SNL Готвальд рассказывает так: «Я играл в самых разных стилях – филадельфийский соул, Booker T. & the M. G.’s, The Delfonics. Я освоил большой репертуар. И научился руководить. Было весело, но потом я перестал получать удовольствие. Мне хотелось большего».

Дискография Готвальда начинается в 1995 году, на андеграундном хип-хоп-лейбле Rawkus Records, который основали его друзья по лагерю гитаристов, Джаррет Майер и Брайан Брейтер, вместе с Джеймсом Мердоком (сыном Руперта Мердока) – с ним они познакомились в школе Хораса Манна. Майер, который не общался с Готвальдом во время учебы в колледже, обнаружил, что «с тем же рвением, с каким Лукаш учился играть на гитаре, он освоил написание битов». У Готвальда была крошечная студия в подвале дома на Западной 21-й улице, где он снимал квартиру. В студии он пропадал сутками напролет и ставил там музыку на полную катушку.

«Ребята пришли ко мне в студию, послушали мой материал и спросили: “Почему бы тебе не выпустить двенадцатидюймовый сингл?” – вспоминает Готвальд. – Они стали просить меня делать ремиксы. Так я научился продюсированию. Тогда я даже не знал, кто такой продюсер. А потом понял, что на самом деле занимаюсь продюсированием, но мое имя нигде не упоминается. По сути, я ведь просто исправлял чужую продюсерскую работу».

Готвальд выпустил несколько собственных записей на лейбле Rawkus под псевдонимом Kasz. В своем дебютном двенадцатидюймовом сингле 1998 года Wet Lapse он объединил техно-звучание The Chemical Brothers и более лиричную электронику Fat Boy Slim. Свои записи он выпускал не в коммерческих целях; в лучшем случае их слышали несколько тысяч человек в клубе, где Готвальд работал диджеем. Он больше рассчитывал на то, что кто-нибудь из рэперов лейбла, например Мос Деф или Шабаам Садик, захочет использовать их в качестве подложки. Однако по какой-то причине рэперы редко выбирали треки Готвальда; возможно, его творчеству не хватало духа андеграунда. Готвальд тогда писал куда более смелую музыку, чем его поздние поп-песни, – Wet Lapse могла бы послужить саундтреком к фантастическому фильму, где пришельцы захватывают планету, – и трудился над ней очень кропотливо. Майер вспоминает, как отозвался о Люке известный хип-хоп-продюсер Alchemist: «Он сказал: “Этот парень далеко пойдет”. Я запомнил его слова».

Ленни Пиккет рассказывает: «Он обладал удивительными музыкальными навыками, особенно в той области, которая пригодится ему при продюсировании песен. Что не менее ценно, он мог общаться с людьми – если не уметь этого, то неважно, насколько хороши твои треки, ты рискуешь навсегда остаться чьим-нибудь помощником». Затем он вспоминает: «Он раздавал диски охотникам за талантами и говорил: “Если эти треки подойдут для вашей музыки, можете их использовать”. Так его музыка постепенно начала попадать на сцену».

Во время работы над одной из своих последних записей на лейбле Rawkus Готвальд сменил псевдоним с Kasz на «Доктор Люк». (Существует ложная легенда, будто он умел смешивать коктейль из аддералла и риталина с кокаином и экстази для поддержания бодрости во время ночных сессий в студии и так получил свое сценическое имя.) «Я говорил, что меня зовут Kasz, но никто меня не понимал, – рассказывает он. – Я подумал, не странно ли иметь имя, которое каждый раз приходится повторять по буквам? Однажды в студии Мос Деф мне сказал: “Чувак, ты не Kasz. Ты Доктор Люк”». Так имя и пристало к нему. Готвальд добавляет: «По правде говоря, имя “Доктор Люк” мне не нравится. Сейчас я уже не могу его сменить, но если б мог, я бы придумал что-нибудь покруче».

Готвальд начал делать собственные ремиксы для своих диджейских сетов. «Когда я только начинал карьеру продюсера, я еще работал диджеем. Ставил в клубах хиты, а потом вставлял между ними свои треки и смотрел, работают ли они. Так я многому научился».

Могла ли его музыка пользоваться успехом за пределами клуба? «Я задавался вопросом: как же мне начать писать музыку для самой большой аудитории в мире? Не только для людей передо мной, но для всех?» – говорит Готвальд. В этот момент на горизонте появился Макс Мартин.

Доктор Люк начинал в качестве ученика Макса Мартина. В обмен на мастерский навык Готвальда в написании треков и современных битов Макс открыл ему дорогу в мир больших хитов. Дэвид Бил, старый друг Готвальда и ныне руководитель в сфере медиа, рассказывает: «Макс тогда мог многое ему предложить. И Kasz понимал, что ему удастся подняться на совершенно иной уровень, если он будет учиться у Макса». Джаррет Майер говорит: «Невозможно переоценить влияние Макса на Люка. Еще вчера он миксовал никому не известные треки, а сегодня уже пишет для Келли Кларксон. После знакомства с Максом его уже ничего не сдерживало».

Однако именно в Докторе Люке нуждался и сам Макс Мартин. Готвальд знал, как добиться того рок-звучания, которое Мартин Сандберг слышал у себя в голове. «Он лучше меня играет на гитаре, – признал Макс в интервью журналу Billboard. – Он может перемещаться между мирами, – добавил он. – С его опытом игры на гитаре он способен добиться чего угодно как в роке, так и в попе. Мне кажется, он более разносторонний музыкант, чем я».

Что самое важное, Готвальд ладил с хип-хопом, а именно за ним стоял массовый чистый поп будущего. Швед с ним никогда не имел дела. «Он впитал в себя хип-хоп, – говорил Макс Мартин о Готвальде, – а для меня это далекая область. Такие навыки в арсенале помогают находить крутое звучание». В свою очередь, Макс показал Готвальду, как писать мелодии, аранжировать и продюсировать вокал – в этом Макс Мартин не знал себе равных. Готвальд был нью-йоркским гитаристом, мечтавшим писать хиты, а Макс Мартин – бывшим «шестым» в Backstreet Boys в поисках нового звука. Они идеально подходили друг другу.

«Это сложно описать, – говорит Готвальд в ответ на вопрос о химии их дуэта. – Все случилось очень быстро. Как по волшебству».

Дэвид Бэйрон, вспоминая, каким был Готвальд, рассказывает: «Тогда никто не мог предположить, что он станет The Beatles нашего поколения, если можно его так назвать. Он писал классные треки, но они были похожи на многие чужие. Потом, когда вышел его первый хит с Келли Кларксон, в нем еще чувствовалось звучание Люка, только теперь он научился создавать действительно выдающиеся песни».

С тех пор уже другие люди начали копировать его треки.

Следом за их первым громким хитом, Since U Been Gone для Келли Кларксон, Доктор Люк и Макс Мартин создали два хита для Пинк, поп-певицы из округа Бакс в Пенсильвании. Оба они – U + Ur Hand и Who Knew – вышли в 2006 году. Песня U + Ur Hand звучала очень похоже на песню 4ever, которую авторы написали в 2005 году для девчачьей поп-рок-группы The Veronicas, о чем Пинк не догадывалась, пока ей кто-то не сказал. С тех пор она не работала с Доктором Люком.

Доктор Люк с Максом Мартином впервые оказались вместе на вершине «Горячей сотни» с хитом Girlfriend для Аврил Лавин. Песня тоже вызвала вопросы. Пауэр-поп-группа The Rubinoos обвинила композиторов в том, что они использовали в ней часть их песни I Wanna Be Your Boyfriend. К тому же Готвальд ввязался в конфликт с Бутчем Уолкером, записывающим исполнителем и композитором из Джорджии. Уолкер решил, что Люк позаимствовал оригинальную идею Girlfriend у хита Тони Бэзил из 80-х, Mickey. Уолкер описывает инцидент в своих мемуарах Drinking in Bars with Strangers («Выпивая в барах с незнакомцами»), где в персонаже по имени Ларри легко узнается Люк. Причем Ларри – подонок. Уолкер писал: «Я помню, как он спросил у меня: “Когда ты создаешь для людей песни, ты заморачиваешься с мелодией и текстом? Или за тебя их делает кто-то другой? У меня самого не выходит – мне всегда кто-то помогает”». Уолкер недоумевал. «Как интересно. Меня оскорбило и потрясло подобное высказывание. Я поинтересовался: “Если ты не умеешь этого, тогда чем ты вообще занимаешься?”» Ослепленный злобой на машину песен – а эту злобу разделяют его многие коллеги-композиторы, которые всё еще работают по методу «мелодия-и-текст», обесцененному концепцией «трек-и-хук», – Бутч повздорил с Ларри прямо на вечеринке, но охранник успел его оттащить до того, как он разбил бы негодяю нос.

Группа The Asphalt подала в суд на Доктора Люка за то, что он украл хук из их песни Tonight и использовал его в 2008 году в Feels Like Tonight группы Daughtry. Рэпер Крисси заявила, что песня Кеши Tik Tok 2009 года – копия ее трека Slushy 2006 года. А в Party in the USA, хите Кеши 2009 года авторства Люка и Клода Келли, услышали тот же бит и общий характер продюсерской работы, что в Genius of Love группы Tom Tom Club, и вокальную мелодию, похожую на I’m Coming Out Дайаны Росс. Логика в этом есть: песни, которые звучат похоже на уже известные композиции, могут опередить правило трех прослушиваний Заполеона. Пускай некоторые дела доходили до суда – Доктор Люк любит говорить свои коллегам по Prescription, что судебный иск – верный знак того, что ты добился успеха как хитмейкер, – ни один из них не закончился победой обвинителя. Доктор Люк отвергает эти и другие обвинения одинаково: «Многие вещи звучат похоже. Но нельзя засудить человека, если он просто делает что-то похожее. Если копирует, тогда другое дело. Но “почти” не считается. Близко, но мимо».

Сотрудничая с Келли Кларксон, Аврил Лавин и Пинк, Макс Мартин и Доктор Люк заработали статус одних из самых востребованных хитмейкеров второй половины 2000-х. Однако несмотря на все старания Люка, они все еще не нашли артиста, который довел бы их звучание до совершенства. Они искали свою Бритни.