Комментарии
Комментарии
Кремневых — первоначально фамилия была «Камневых», и Брюсов в нескольких местах оставил прежнее именование (а однажды даже назвал семейство «Каменскими»). Мы позволили себе унифицировать написание на протяжении всего повествования.
«Флюид», «периспри» — см.: «Дух по своей сущности бесконечен и невеществен и не может иметь прямого воздействия на материю; ему нужен был посредник; этим посредником служит флюидическая оболочка, которая есть в некотором роде составная часть Духа, оболочка полуматериальная, т. е. приближающаяся к материи по своему происхождению и к духовности — по своей эфирной природе; как и всякая материя, она имеет своим источником всемирный космический флюид, который в этом случае претерпевает особое изменение. Эта оболочка, носящая название периспри, как бы дополняя абстрактное существо Духа, делает его конкретным, уловимым для мысли; она делает его способным действовать на материю, подобно всем невесомым флюидам, составляющим, как известно, самые могущественные двигатели» (Кардек А. Бытие: чудеса и предсказания. Ростов-на-Дону, 1995. С. 207–298).
20 лет. Первоначально стояла иная цифра — 18.
Сборник моих стихов. На самом деле первый сборник «Русские символисты» (который Брюсов имел основания считать своим) вышел в начале 1894 г., уже значительно позже романа с Е. Масловой, и, таким образом, в семействе Красковых и их компании он был как раз в «смешном положении непризнанного поэта».
«Ребус» — спиритический журнал (1881–1917); Брюсов сотрудничал в нем в 1900–1902 гг.
Вряд ли ее можно было назвать хорошо образован<ной>. Первоначально фраза звучала: «Вряд ли она была хорошо образованна», потом Брюсов исправил начало, забыв согласовать конец.
Эглинтон — Уильям Иглинтон (1857 —?). Подробнее о нем см.: Дойл А. К. История спиритизма. СПб., 1999. С. 268–276. В контексте брюсовской повести стоит отметить, что У. Иглинтон проводил опыты с грифельными досками.
Юм — ошибочная (но общеупотребительная) русская транскрипция имени английского медиума Даниэля Дангласа Хоума (1833–1886), которого тот же А. К. Дойл называет «величайшим физическим медиумом современности» (Там же. С. 135–154). Был тесно связан с Россией и похоронен по православному обряду в Париже.
Трагедия «Рим» и трагедия «Гамлет» были действительными замыслами Брюсова в 1894 г. (черновики «трагедии в 5 действиях, с прологом» «Рим» — РГБ. Ф. 386. Карт. 2. Ед. хр. 11. Л. 4–6, черновики «Гамлета» — Там же. Ед. хр. 14, 16).
«Ars Amatoria» (или «Ars amandi», «Искусство любви») — поэма Публия Овидия Назона (43 до Р.Х. — 17 или 18 по Р.Х.). Брюсов прозой переводил ее в 1890-е гг. Ср. также стихотворение Брюсова 1893 года «К задуманной поэме „Ars Amandi“ (по Овидию)» (РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 3. Л. 53).
Как девочка робка, ты вышла на эстраду — в тетради Брюсова «Мои стихи» (РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 3. Л. 58 об) стихотворение датировано ночью со 2 на 3 апреля 1893 г. У него есть заглавие «Второе апреля», и вторая строфа читается:
И я смутился сам, и страх мне сердце обнял,
С безмолвным трепетом я первых звуков ждал.
Замолк приветствий шум… Твой голос зазвучал,
И как тебя люблю, здесь в первый раз я понял.
Мундир его был на белой подкладке. Белая подкладка студенческого мундира символизировала богатство и «аристократизм» его обладателя.
«Муза, погибаю! сознаю бессилье…» — это стихотворение под загл. «К Музе!» записано в тетради «Мои стихи» 16 ноября 1892 г. (Там же. Л. 31 об.) с пометой: «См. дневник. Варя надо мной смеялась, Саблин „изводил“ остротами. Даже дурак Андруссек позволял себе насмешки надо мной. <…> Ср. Надсона». Стихотворение это было много длиннее.
Паладино Евзапия (1854–1918) — известный итальянский медиум.
«Как холодное небо бездонное» — стихотворение под заглавием «Умерла» и с датой 20 <мая 1893> — РГБ. Ф. 386. Карт. 2. Ед. хр. 7. Л. 21. Черновой автограф под заглавием «Панихида» — Там же. Л. 21.
Поэма на смерть Нины — Брюсов долго работал над поэмой на смерть Е. Масловой, но так и не закончил. Первоначальные наброски — РГБ. Ф. 386. Карт. 2. Ед. хр. 7–9. Один из вариантов под заглавием «Утро», законченный 29 марта 1894 г. — Там же. Ед. хр. 11.
…к октябрю Лида была моей. История, рассказанная здесь, находит аналогии в отношениях Брюсова с Н. А. Дарузес. Попытка описания этих отношений в художественной форме была предпринята им в прозаическом отрывке без названия:
«Свечи удвоены в зеркале, исчерченном вензелями, но блеск их еле проникает за драпри. Только над перегородкою полоса белого света.
Подушки на кровати давно сбились — одеяло сползло к стене — было душно.
— Альвиан, вернемся на диван.
— Что за пустяки! ты боишься меня? здесь так хорошо — полутьма — С нами вино, давай чокнемся.
— Ты хочешь меня напоить?
— Глупая! — милая! — птичка!
Она смеется. Смех полувоздушный, ласковый.
— Как я тебя понимаю, Альвиан. Только это тебе не удастся.
— О, но <1 слово нрзб> не кажется, что с <милым другом?>. Но ты ошибаешься — чего я хочу? — ты с тобой рядом, это — ты. Я целую тебя — разве я не счастлив без конца, как море — так, так, минуту — ляжем — слышишь, как плещут…
И она отдается тревожной игре — дыхание замирает на миг.
Молчанье. Тьма. Они лежат рядом, овеянные каким-то ароматом. Точно гигантское, гигантское тело раскинулось по морскому берегу. Ноги омывает океан, волоса опутали прибрежные пальмы, а руки далеко раскинуты по дюнам. О, как подымаются круглые груди под магической луной!
— Лидочка, ты любишь меня?
— Тебе не смешно <?> так спра<ши>вать? — Тише, оставь <?> меня.
— Зачем на тебе корсет? броня? щит?
— Оставь, что ты делаешь!
Альвиан расстегивает грудь; она смеется, ее тешит опасная игра — Альвиан приникает жадными устами к шее — она смеется.
— Оставь меня, пусти.
— Это ничего… я люблю… не люблю —
Бессвязн<ые> слова. Она сопротивляется. Они молчат и борются. Молчанье. Тьма. Во мраке кровать, как целый мир. Каждое место на ней ожило, каждый угол получил значение. Тяжело дыша <?>, Лидия от<ходит?> вглубь — Подуш<ки> <1 слово нрзб> — <3 слова нрзб> — <1 слово нрзб> Хриплые звуки — Тьма — Какие-то сети <2 слова нрзб>, над кроватью — больше, больше.
— Не надо, ми<лый>, Альвиан — я буду кричать.
— Я тебя люблю.
Послед<ним> усилием она вырывается — он хватает ее за плечи и валит — она не чувствует боли, а он не сознает своей грубости —
— Пусти…
Они <сплетены?> — и она неподвижно откинулась навзничь — они не хотят разорвать объятий и судорожно держат друг друга.
— Альвиан…
У него нет слов.
Он рыдает — она плачет. Где ж дерзость —
— Что ты со мной сделал.
— Милая — птичка! — .»
(РГБ. Ф. 386. Карт. 3. Ед. хр. 16. Л. 38–39. Текст написан весьма неразборчиво, со множеством сокращений, которые часто малопонятны.)
Катя — ее прототипом явно служила Мария Павловна Ширяева, сестра жены А. А. Ланга, роман Брюсова с которой начался в 1894 г. и тянулся довольно долго.