17

17

ЦАРЬ: Коли так, что тебя понудило притти суда? БЕРТОЛД: То, что надеялся я быть царя болше других человек… однако ж я вижу, что ты, хотя и царь, но также ординарной человек, как и другие — ИталЕ: «„Чегож ты искал при моем дворе?“ — [Бертолд: ] „Того, чего я при оном найти не мог. Ибо я думал, что Государь столь превышает других людей, сколь превышают башни обыкновенныя здания, но теперь вижу ясно, что я им больше делал чести, нежели они заслуживают“. Чистосердечие и искренность паче всех протчих добродетелей при дворах не терпимы. Бертолд оное сам собою испытал. Он в своих речах ни каким другим правилам не следовал, кроме предписываемых нам здравым разсудком; он еще ни когда не бывал при дворе и ни чего об нем не слыхивал, а еще менее известно ему было следующее онаго описание. Двор есть место, в котором со всех сторон истинному чистосердечию гибель приуготовлена, в котором владетели всегда мраком ласкательства объяты бывают; ибо нет ни единого Государя, которой бы лыцения избегнул, и тот самый, на кого Монарх милостивым оком призирает, должен искусно и с великою хитростию проступки его показывать, а естьли же он хочет своего Государя от оных отвратить, то должен он сие с великою осторожностию и с достодолжным почтением в действо производить. При дворе паче всего надобно остерегаться, чтобы любовию к истинне не притти в немилость у Государя» (с. 24–25).